Вне циклов.

lemur_lori — 18.01.2010 Один раз я попросила маму рассказать, как она полюбила папу. Мама рассказала: никак. Просто дверь в библиотечный зал отворилась, вошел мужчина, она посмотрела на него и поняла: это ее муж. Потом обнаружилось, что данная способность передается по наследству. Как-то я свернула с Невского на Литейный. Навстречу мне бежал человек. Вернее, он бежал навстречу многим, идущим со мною в одном направлении, прохожим. Но, взглянув на бегущего человека, я еще за сто метров до поняла: это ко мне. Через несколько секунд он добежал и ударился в меня всем телом. Я упала затылком в асфальт. Человек упал на меня. Пробил мне перстнем подбородок. Сказал: прости, сестренка. Вскочил на ноги и побежал дальше. А милиция, гнавшаяся за ним, ибо был он преступник, уходящий от погони, споткнулась об мое тело и упала рядом. Прямо как в шоу Бенни Хилла.

Я лежала спиной к Литейному, смотрела в небо и думала, что иногда они приходят не для того, чтобы разбить сердце. А как бы просто голову. Ну, тупо. По-быстрому. Без упоительного, местами, а местами дегенерирующего, но всегда полседовательного растления своей спермой и своими сигаретами и своими словами нескольких лет головного мозга. А сразу очень больно. Дырка. И прости сестренка.

Люди помогли мне привстать. Собрали рассыпавшуюся вокруг сумку. Начали жестикулировать и меняться в лицах. Но звук отсутствовал. Пальто было мокрым. Асфальт - красным. Милиция подняла меня на руки и занесла в ближайшую аптеку. В аптеке мне дали пачку ваты. Я разорвала бумажку и приложила моток к подбородку. Так началась самая счастливая пора в моей питерской жизни. Счастливой она была потому, что в больнице не приходилось думать. Вообще ни о чем. Утром медсестра клала маленькую записку на тумбочку рядом с моей койкой: 8.00 прием лекарств таких-то; 8.30 завтрак; 9.00 обход; 10.00 капельница; 11.30 МРТ головного мозга и т.д., вплоть до 21.00. Например. На самом деле я не помню в точности эти списки. Суть, то была полная свобода от принятия решений. Сартр бы умер от зависти. Недавно я подумала, что я – самая слабая и трусливая женщина на земле. Не удивительно, что в больнице для меня наступил рай.

Посетители приезжали, набрасывали халаты, ставили на пол пакеты. В пакетах всегда лежало что-то очень вкусное. Самое вкусное из очень вкусного мы съедали с соседками по палате. Остальное раздавали детям и медсестрам. Мои любовники откормили пол этажа народу. Кто знает, не исключено, что бог вознаградил их за доброту. Ольга Александровна Руденко тоже приезжала. Расправляла плацкартного цвета простынку, присаживалась на край и говорила: бог есть, бог любит тебя, просто он про тебя забыл.

Помимо любовников и Ольги Александровны Руденко приходило еще много разных людей. Даже тех, которые просто работали в кабинетах на одном со мною этаже редакции и в будни только приветствовали меня едва заметным кивком головы. Оказалось, я – народный герой. Оказалось, что не только бог любит меня. А даже, например, Катя. Недавно я видела ее по телевизору. И подумала: многие, что стояли в моей больничной палате, осиянные отраженным от белых стен свадебным хлористым светом, пропущенным через трубочки капельниц, думают теперь, будто я распалась на атомы и упала в виде дождя в мутную реку, из которой ученые набрали водички, очистили и сделали лекарства, дабы запустить меня в вены болеющих ныне. Все это близко к реальности, но не совсем. На самом деле я живу в Москве. Юля видела меня много раз. И может подтвердить. Она тоже теперь тут. Раз в неделю мы пьем кофе или что-нибудь еще.

Мобильных телефонов в помянутые года не было. Вернее, как: у Ольги Александровны Руденко был. А у обыкновенных людей - не было. Звонили потому по коридорному. Один аппарат на травматологию. Присутствовала очередь. Правила на клетчатом листке гласили: только один звонок. Однажды какой-то дедушка в гипсе, стоявший пятым, сказал, взволнованно поглаживая завоевавшийся с грязью бинтик:
- Главное, чтобы все понимали: можно делать только один звонок. Только один.
- Может быть за то время, за которое кто-то делает один звонок – я могу сделать пять. – Сказала я.
- Но…Видите ли… - Возразил блокадник. – Поймите… Существует этика.
Так или иначе. Я всегда соблюдала правила.
- Как ты? – Спросил Коля.
- Отлично.
- Чего тебе хочется?
- Мне хочется бегать и прыгать. – Ответила я. На другом конце провода помрачнело.
- Так я и знал.
Я клала трубку. И шла стоять вторую очередь.
- Что тебе привезти? – Спросил Гена.
- Чайную ложку.


В палате лежали по трое. Бокс включал две палаты (шесть мест), один душ и один туалет. Моих соседок звали Наташа и Света. У Наташи болел позвоночник. В сорок три года она перестала ходить и начала после лечения заново за неделю до моего заселения. У Светы кружилась голова.
- Свекровь мутит воду. – Жаловалась Света.
- В глаз ей значит надо. – Советовала Наташа.
- Ведь если что-то случиться… - Говорила Света. –То муж то меня бросит.
- Ты еще молодая. – Говорила Наташа. – Впереди вся жизнь.
- Ага. – Соглашалась Света. – Но. Понимаешь, мужиков-то мало. А среди мужиков, которые есть – нормальных – очень мало. А среди них уже совсем мало тех, кому нужна парализованная женщина с двумя детьми.
- Не заморачивайся на детей. – Парировала Наташа. – Тебе их после инсульта все равно никто не отдаст. А в доме инвалидов найдешь себе парня. Хорошего. На колясочке.


Как-то у нас перегорела лампа типа «настольная».
- Пицык без лампы нельзя. – Сказал Наташа. И пошла в соседнюю палату бокса. Где лежали три дамы за шестьдесят.
- Девчонки, - сказала Наташа, пнув их дверь. – Дайте лампу настольную. Наша перегорела. А у нас девочка одна – пишет. Ей никак без лампы.
- А нам тоже никак. – Сказали девчонки.
- Я читаю, например. – Возразила одна из.
- Что, - спросила Наташа. – И после одиннадцати тоже читаете?
- Хм… - Сказали девчонки. – Это наше дело.
- Ладно. – Сказала Наташа. И хлопнула дверью.
Вечером мы по обыкновению ели сухофрукты и обсуждали мужчин.
Неожиданно Наташа перебила беседу, подмигнув:
- Ща. Бабы, сори, одну сек. – После чего несколько раз грубо ударила в стену. – Слышь, ты, сука?! – Крикнула Наташа. Так громко, чтобы через стену все было понятно. – Чего спишь то? Читай давай!


Ольга Александровна Руденко привезла нам Библию.
- Выпишешься, а книгу оставь. – Сказала Наташа. – Я ее сохраню на память об этих днях.
- Че за книга? – Спросила Света. Которая иногда не могла вращать головой.
- Во! – Наташа подняла библию так, чтобы Свете было видно. – Я лично здесь фигурирую под фамилией Иисус.
- Господи, Наташ… - Вздохнула Света. – Какой в наше время бог? - Голова у Светы кружилась третий год подряд. Каждый день. И за это ее разлюбил муж.
- Ну? - спросила Наташа. – О чем сегодня будем разговаривать? – Она прошлась до двери. Толкнула дверь плечом. И встала в проеме. – Кх-кх. Светлана… Скажи, ты испытываешь оргазм? – Спросила Наташа чуть через плечо – так, чтобы зрелым дамам в соседней палате было слышно.
- Ну… - Ответила Света. - Во-первых, у нас на кухне всегда сидит бабушка…
- А ты?
- А я только с Есей. – сказала я.
- Это который все время привозит гранатовый сок?
- Да.
- Подонок. – Отметила Наташа. – Слушай, давно хотела спросить. Вот ты все время спишь с подонками. А что ж библия? Не защищает?


В больнице наступила весна. Мы приноровились открывать форточку по ночам. На улице стаивали снега. Блестела льдистая грязь. И лаяли собаки. Мы вырубали свет. И представляли, что мы – в деревне. Завтра утром бабушка испечет блины. Мужчины начали привозить не только продукты, но и цветы. Мы убирали розами палату, сестринскую и вестибюль. Когда мое состояние улучшилось, я стала принимать гостей и в вестибюле. Там было красиво. Автомат с горячими напитками. Диван. Столик. Большое окно. Все как в домике барби. Как-то ко мне пришла Уля. По тем временам она работала штатной проституткой в самой дорогой гостинице Петербурга.
- Откуда у тебя эта ложечка? – Спросила Уля.
- Гена привез. – Ответила я.
- Ха. – Уля запрокинула голову. – Ха. Это ж наша. С лобби бара. Спиздил ложечку. Русский! Через магазин - лень. А смотри-ка, ходит, значит, к нам. Трахает наших девочек.


Как-то раз в травматологию пришли практиканты из мединститута. Меня пригласили в комнату. Посадили на стул. Практиканты показали мне квадратик цветной бумаги.
- Скажите, какой это цвет? – Спросили молодые студенты.
- Если без вспышки, то при диафрагме 3,5 и выдержке 0,7 он будет желтым с зеленцой. – Ответила я.
- Это ваше второе сотрясение. Когда было первое? – Спросили они.
- В 15 лет. – Ответила я.
- Как это произошло?
- Меня ударили головой об камень пять раз.
- И что было дальше?
- Дальше я не выходила на улицу пять лет. А потом стала принимать алкоголь.
- Не выходя на улицу?
Взрослые врачи ушли курить сигареты. Некому было тогда сказать: дети вы ведете себя безобразно. Лет через пятнадцать у вас будет немало причин для нарушений сна. И эта сцена станет одной из. Наташа тогда, кстати, подслушивала под дверью. Когда я вышла, она сказала:
- Слышь, давай ты запишешь эту сцену и Задорнову отправим?!


Как-то Гена оставил пачку денег. Потратить их было не на что.
- Вот лежишь ты здесь, Катюха… - Сказала Наташа. - А в городе пять часов. В мариинском буфете семгу нарезают. Сервелат на белый батон. Шампанское в лед. Гримеры открывают коробку с пудрой. В костюмерной пар от утюгов. Балетные затягивают на щиколотках ленты… А? Обидно? Ниче. Зато мы можем сто долларов засунуть в кофемашину. И не раз.
- О… - Вздохнула Света, входя в палату. – Вы все о мужиках. – Света качнула головой в сторону стены, за которой наши подружки пенсионерки вязали носки. - А они все про кабачки.
- Кстати, о кабачках. Что в твоем представление есть идеальный мужчина? – Спросила Наташа меня.
- Ну… - Я пожала плечами. – Гена… Наверное.
- Боже. – Наташа закрыла лицо руками . – Какая убогость. – Она спрыгнула с кровати и подошла к моей тумбочке. – Светка! – Крикнула она, подняв в воздух мои тетрадки. – Вся фантазия сюда ушла! Для себя ни-че-го не осталось. – Наташа начала листать мои записи:
- Выдуманные бабочки… Бочка дыма и ныне в… Он выеб даму и бычка… Вы мудак, а он – не бич… вы… бы…б…б…ы…ы… Эт че за хрень?! Чего это за палочки? И скобочки.
- Это для развития фантазии. – Сказала я.
- Гена. Вот – предел твоей фантазии.
- Ну… - Возразила я. – Хорошо. А что? А у тебя какой идеал мужчины? Приведи свой пример.
- Дон Кихот, конечно. – Ответила Наташа. – Ламанчский. Скоро он придет за мой! – Крикнула Наташа в открытое окно. И добавила приватно:
- Только надо, чтобы он на меня надел свой шлем с забралом. А то я его покусаю.

Как-то дежурным медсестрам подарили ящик шампанского. Они смеялись до полвины первого ночи. Я не могла уснуть. Затем их вырубило. Все стихло. В три часа кто-то придавил пальцем кнопку экстренного вызова и не отпускал в течение пятнадцати минут. Гудок тревоги пронзал «до центра мозга». На этаже не осталось спящих, за исключением двух дежурных сестер. Наташа бросилась в коридор. И стала вламываться во все палаты. Выяснилось, что в шестнадцатой умирал дедушка. Сначала Наташа сняла его палец с кнопки. А потом кинулась в сетринскую. Ударила ногой в дверь. Дверь резко отлетела на 180 градусов и разбила стеклянный шкафчик с пузыречками. Девочки спали на банкетке, прижавшись друг к дружке нейлоновыми чепчиками. Как мотыльки в ущелье скал, застигнутые снегом по дороге к югу.
- Блядво. – Сказала им Наташа. – Харе спать. У вас в шестнадцатой покойник.


Однажды в больницу приехали артисты. Давать концерт ко дню космонавтики. В программе заявлены были Бах, Скарлатти и Астор Пьяцола. Мы с Наташей спустились в актовый зал и обнаружили, что вместе с нами на концерт пришло семь человек. Красные ряды кресел кричали о невостребованности искусства.
- Успеем? – Спросила меня Наташа.
- Попробуем. – Ответила я. И мы побежали по этажам.
На площадках черной лестницы курили больные. В пролете насквозь полоски света и тени медленно падал пепел. Как через час после взрыва. Миленькие, просили мы, ну пожалуйста, пойдемте, музыка – это красиво. Двести незанятых мест. Скарлатти переворачивается в гробу. Пожалейте артистов!
- Девочки, у нас все порезаны на куски. Какой концерт? - Заметили раковые больные. – Сбегайте в гинекологию.
Это было самое сильное впечатление за все проведенные там недели. Я шла по коридору гинекологии и мне казалось, что время замедлилось, снизив темп до скорости пепла спускающегося в границах лестничных маршей. Открытые клизменные. Камеры для мытья суден. Бесшумные каталки со стопками белья плыли во мраке по клеенчатому полу в потоках света из приоткрытых дверей палат. От сушащихся под желтыми лампами пеленок отслаивался влажный дымок. Женщины лежали с книгами в руках при задернутых шторах бурых тонов. В операционной продолжались аборты. Со стен осыпались кусочки. Некоторые девушки в теплых халатах стояли у зеркал и красили губы. И все молчали. Как будто им запретили.
- Боже… - Прошептала я. – Почему они не открывают окон…
- Потому что им страшно смотреть на улицу. Дохлый номер. Пойдем отсюда.

Человек двадцать мы все же словили дорогой и пригнали в зал.
Оркестранты играли танго. А мы сидели на первом в ряду, свесив ноги в белых носках.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив