Выживший. (Начало)

dandorfman — 16.02.2021

ПРИШЕЛЕЦ С ТОГО СВЕТА

РАССКАЗ – БЫЛЬ

Обучаясь в МВТУ им Баумана, в то время крупнейшем техническом вузе страны, известном не только в СССР, но и за рубежом, выпускающим инженеров широкого профиля для оборонной промышленности, я был избран в профком МВТУ и назначен заместителем председателя правления клуба МВТУ. Был 1947 год.



Этого бы никогда не произошло по общеизвестной причине, если бы не настойчивое предложение Тиграна Акопяна многолетнего председателя профкома. Чем-то я ему понравился. Я пробовал отказаться, мотивируя тяжёлой программой обучения в ВУЗЕ и опасаясь отставания в учёбе. «Ничего, справишься» - произнёс Акопян с кавказским акцентом, - «ты парень сильный». Я отвечал за организацию выступлений в клубе МВТУ известных артистов, кинорежиссёров, политических лекторов, писателей. Я должен был расширить связь с концертными управлениями и театрами Москвы, Союзом писателей и управлением по распространению общественно-политических знаний. Работа была очень интересной. Кроме того я частично отвечал за организацию художественной самодеятельности МВТУ. Нужно сказать, что среди студентов МВТУ было достаточное количество талантливых музыкантов, певцов, мастеров художественного слова. Вот тогда я и познакомился с Ильёй Краснокутским.

Илюша был красивым парнем высокого роста и спортивного телосложения. Он активно занимался спортом, но главным его достижением было то, что он был талантливым скрипачом. Он слыл обладателем 2-х золотых медалей Московских музыкальных олимпиад среди студенчества, был успевающим студентом, т. е. учился только на пятёрки, но сталинским стипендиатом не был, как объясняли партийно-комсомольские круги – не вёл общественную работу. Я знал одного сталинского стипендиата из российской глубинки, общественная работа которого заключалась в том, что он был профоргом группы из 20 человек, в которой учился. Разница между ним и Ильёй была лишь в национальности. Но неужели общественная работа профорга маленькой группы важнее почти профессионального скрипача?

Красавец Илья, конечно, являлся причиной воздыханий окружавших его молодых студенток. Но это его не интересовало. У него не было интереса к увлечениям женским полом. Всё своё время он отдавал учёбе и музыке. Илья был старше меня на три года и когда я был на 3-м курсе, он был дипломником. Мы учились на одном факультете «Транспортного машиностроения» и были с ним в одном потоке, включающем три специальности: «Танки и самоходные установки», «тракторостроение» и «автомобилестроение». Я учился по специальности танки, Илья - автомобили. Через год по договорённости с профкомом, а скорее с Акопяном, я устроил Илье сольный скрипичный концерт классической музыки. Несмотря на то, что концерт был платным (собранные деньги шли на помощь студентам фронтовикам) зал был полон. Наряду со студентами в зале было много преподавателей. Концерт был в 2-х отделениях и шёл два с половиной часа. Концерт вели: Илья Краснокутский – скрипка, аккомпаниатор – Александр Стеклов (фортепьяно)– талантливый студент и я конферансье. Концерт прошёл блестяще. Между номерами в концерте Илье, конечно, нужны были хоть небольшие перерывы для отдыха. Поэтому пришлось разбавить концерт небольшими номерами, содержащими декламацию, аккордеон и пение. Кроме того, объявляя номер, я делал короткие юмористические вставки. Но Илье и не нужны были частые перерывы. Он был сильный парень и притом- спортсмен.

В следующем учебном году Илья уходил на практику. Но мы продолжали с ним встречаться. Он проходил практику на автозаводе имени Сталина. Руководителем его практики был начальник конструкторского бюро ЗИСа и одновременно помощник директора ЗИСа А.Ф. Эйдинов. Илья восхищался своим руководителем практики Ароном Филипповичем, человеком большой эрудиции и культуры, прекрасно осведомлённым в автостроении не только СССР, но и таких передовых стран как США, Великобритания, Япония и др. и в то же время человеком простым и скромным. Илья часто делился со мной своими впечатлениями. Эйдинов тоже обратил внимание на работоспособного и знающего дипломанта. Результатом прохождения практики было предложение Эйдинова по разработке Ильёй сверхмощного транспортёра, несущего на себе ракетную установку, могущего двигаться с большой скоростью в темноте и являющегося лабораторией, корректирующей стрельбу. По согласованию с МВТУ Эйдинов являлся руководителем этой темы дипломного проекта, который будет выполнять Илья. Через 9 месяцев Илья закончил работу над дипломным проектом и готовился к его защите. Защита дипломного проекта Ильи была назначена на 15 мая 1947 г. Я присутствовал на ней по приглашению Ильи. Трудно описать моё восхищение самим процессом защиты и той научной обстановки, которая царила тогда в актовом зале МВТУ. Что сказать о результате защиты? Она прошла блестяще и была оценена Государственной Комиссией как защита кандидатской диссертации. Илье Краснокутскому было присвоено звание кандидата технических наук и он был распределён в конструкторское бюро ЗИСа. Это был ещё 1947 год. Более такой защиты дипломантом евреем в МВТУ я не слышал.

Прошло три года. В МВТУ обильно проникала политика Сталина, направленная на борьбу с космополитизмом. Под космополитами подразумевались, конечно, евреи. Преподавателей – евреев в лучшем случае увольняли, в худшем арестовывали. Я уже сам работал над дипломным проектом. Перед защитой дипломных проектов за четыре месяца состоялось распределение будущих инженеров по заводам и организациям страны. С Ильёй мы теперь встречались редко. Это объяснялось его занятостью на работе, где он работал по 12-13 часов в сутки. На ЗИСе Илья сделал блестящую карьеру. К тому времени он являлся первым заместителем начальника конструкторского бюро завода. Я тоже был очень занят. Мне досталось очень сложное задание по дипломному проекту и общественную работу пришлось покинуть. Но изредка с Ильёй мы всё-таки перезванивались.

Распределение для меня закончилось более чем плачевно. Меня отослали за тридевять земель в Западную Сибирь в город Омск на небольшой танковый завод. Такого я никак не ожидал. Во-первых, я коренной москвич, во-вторых, в институте меня от мала до велика все знали и уважали. И, хотя я не был членом партии, в партийных и учебно-общественных кругах меня ценили и уважали и прочили оставить работать в МВТУ. Честно говоря, я и сам так думал. Ну, и в-третьих, тогда инженеров, окончивших МВТУ, так далеко не посылали. Это был 1950 год и стране нужны были опытные инженеры широкого профиля, тем более, что Омск имел свою широкую учебную базу и не нуждался в инженерных кадрах. И вот мне пришлось оставить престарелых родителей, домашний очаг и с молодой женой (полгода назад я женился) уехать на танковый завод в Омск. Проработав на заводе 3 года (срок, необходимый для отработки молодым специалистом своего распределения) я с женой и 8-месячной дочерью в конце 1952 года вернулся в Москву.

Тем временем в Москве наступили жестокие времена. Евреев травили где можно и как только можно. Махровая разнузданная кампания травли в стране “Дружбы народов” еврейского населения продолжалась. Всё было посвящено этому. Это было возведено в ранг политики Страны Советов. Развернутая кампания борьбы с космополитизмом по сути была целиком направлена на травлю евреев. Именно их называли космополитами. Кампании идейной направленности в литературе и музыке имели свою цель: отстранить и наказать деятелей искусства – евреев по национальности. То же и в других областях деятельности – в науке, технике, экономике, преподавательской деятельности. Достаточно было в трудах сослаться на иностранного учёного, тебя могли изобличить в космополитизме и с позором уволить - в лучшем случае, в худшем – арестовать. Исключение из партии влекло за собой арест. На чертежах нельзя было использовать латинский алфавит, только русский. Даже кампании по сельскому хозяйству тоже имели свою антисемитскую направленность. Кампании космополитизма сопутствовала кампания патриотизма. Не патриотами, естественно, считали евреев. К кампании патриотизма были приурочены фильмы “Академик Иван Павлов” и “Суд чести”. К этому времени относится и ещё одна кампания, которую проводил Сталин – кампания борьбы за российский приоритет. “В одно прекрасное утро мир проснулся и узнал, что всё, что на земле найдено, открыто, изобретено только в России. На доказательство не жалели ни бумаги, ни людей. Сталину нужен был российский приоритет во всём, приоритет любой ценой!” (А.В. Антонов-Овсеенко, “Портрет тирана”). Даже эта, казалось бы, не имеющая отношение к евреям кампания, тоже издавала неприятный запах антисемитизма. Советская печать: газеты и журналы печатали оскорбительные клеветнические фельетоны о людях с еврейскими фамилиями, сопровождающиеся унизительными карикатурами на евреев с большими животами, длинными носами и короткими ногами. Всё это унижало и оскорбляло. В этой атмосфере уже нельзя было дышать. Но задыхались не только евреи. Находились и честные люди других национальностей, которых это оскорбляло: русские, украинцы, белорусы, грузины, и т.д.

Это был самый тяжёлый период в моей жизни. Достаточно сказать, что я искал работу почти полгода. Нигде не брали. Кадровикам достаточно было только взглянуть в паспорт и ответ был везде одинаков: «нет вакансий, как только появятся – сообщим». И это при том что на доске «Требуются:» было указано «инженеры-технологи», «инженеры-конструкторы», «инженеры-механики». Не брали даже в библиотеки. С трудом удалось мне устроиться техником на мизерную зарплату 800 р. в месяц (В те времена – 80 р. в месяц) в маленький НИИ с названием «ВНИИПОДЗЕМГАЗ» Этой зарплаты на мою семью хватало только на питание и то, только на две недели. Я решил позвонить Илье, может он поможет мне. После моего отъезда в Омск мы с ним не общались. Звонить ему по телефону было сложно. Я пару раз пробовал, но мне не отвечали. Сейчас на мой звонок мне сухо ответили, что Илья Краснокутский здесь не работает. Я решил поехать к нему домой. Когда мы учились, я несколько раз бывал у него дома и был знаком с его родителями. Они хорошо меня знали и тепло ко мне относились, как к другу их единственного сына. На мой звонок в дверь их квартиры, вышел человек в расстегнутой рубашке и вопросительно посмотрел на меня. Я сказал, что иду к моему другу Илье Краснокутскому. Он осмотрел все стороны лестничной площадки и довольно грубо сказал мне, что они здесь больше не живут, а потом тихо добавил: « больше сюда не ходите». Решение навестить моего друга у него дома, было с моей стороны оплошностью. Был конец декабря 1952 г. Сталин ещё не умер. Во всю свирепствовала госбезопасность. Но я ведь ничего не знал. Слава Богу, всё сошло благополучно. Но я понял, что с Краснокутскими случилась беда. Но чем я мог помочь ему в моём положении? Даже искать их равносильно гибели. А через три недели после сообщения ТАСС об аресте врачей вредителей я понял, что потерял своего друга.

Прошло 8 лет. Наступил 1960 год. К этому времени я занимал довольно ответственную конструкторскую должность, т. е. был ведущим конструктором в НИИ ракетной промышленности, который возглавлял президент Академии Наук М.В. Келдыш. Туда меня приняли после смерти Сталина во время «Хрущёвской оттепели» на рядовую должность конструктора. За 6 лет работы, освоив новую специальность, я занимал высшую ступень конструкторской должности и являлся ведущим конструктором - руководителем темы. По тематике работы мне было необходимо посетить институт угольной промышленности «Гипроуглеавтоматизация».

Договорившись о встрече с начальником отдела разработки тяжёлых транспортных машин Дроздовским я поехал в институт на встречу с ним. Консультация с Дроздовским заняла чуть больше часа и содержала для меня много полезного.

- Если у вас не будет ко мне больше вопросов, то пройдите к моему начальнику бригады товарищу Петрову Валентину Савельевичу и получите документацию, о которой мы договорились, а пока я подпишу вашу местную командировку. Печать поставите у секретаря. Петров сидит в17 комнате по коридору направо. –

Я попрощался и ушёл. Войдя в 17 комнату, я увидел мужчину, сидящего ко мне в пол-оборота с абсолютно седой головой. На вид ему было лет 40. Подойдя к нему у меня онемел язык

- И-илья?!! . – Он продолжал что-то писать не, обращая на меня внимания-

- Ильюша, ты не узнаёшь меня? - Повторил я свой вопрос. - Садитесь, - сухо и неприветливо сказал он и указал на стул. - Боже мой! что у тебя с руками. – Обратная сторона двух ладоней была искарёжена.

- Послушайте, уважаемый. Если вы пришли по делу, то давайте закончим его: - Хорошо, - сказал я, потеряв терпение, -и, взяв папку с документами, ушёл. Что бы это могло значить. Не может быть, чтобы Илья так изменился. Долго я не мог ответить на эти вопросы и, наконец, с течением времени стал забывать об этом. Не хочет знаться, не надо.

Прошло ещё 15 лет. Страна готовилась к празднованию 30-летия Победы. К тому времени я уже работал в ОКБ Генерального Конструктора Владимира Николаевича Челомея и руководил группой конструкторов, проектирующих орбитальные космические станции. Однажды после посещения филиала нашего предприятия, выходя из метро «Курская», я направлялся к Курскому вокзалу, чтобы сесть на электричку, идущую в г. Реутов, где размещалось наше ОКБ. Вдруг кто-то окликнул меня. Я обернулся. Передо мной стоял Илья в красивом чёрном костюме. На левой стороне пиджака, красовались колодочки наград: двух орденов Трудового Красного Знамени и четырех медалей. Он подбежал ко мне и обнял меня, чему я не переставал удивляться. С довольным выражением лица, я всё-таки спросил его: - Ильюша! Чем объяснить перемену твоего отношения ко мне? - Исачёк, мой милый друг! Чтобы понять это, нужно выслушать большую историю, которую я должен рассказать тебе и хотелось бы сейчас. Поехали со мной, - и, взяв меня под руку, он повел меня в сторону от вокзала. - Куда же ты предлагаешь мне поехать с тобой? Вообще то мне нужно на работу. - Мне тоже. Но, знаешь, сейчас уже 5 часов. Рабочий день окончился, правда не для нас. Но можем же мы позволить себе хоть один раз отдохнуть после рабочего дня. Поехали ко мне, посидим. Потом я отвезу тебя домой. – Я согласился. Мы подошли к шикарной чёрной машине марки «ЗИЛ» и сели на заднее сиденье. - Юра, пожалуйста, домой, - произнёс Илья шофёру, - Исачёк, милый мой друг, -произнёс Илья, крепко обнимая меня,приношу тебе моё громадное извинение за приём в «Гипроуглеавтоматизации», Я долгое время жалел об этом. Но когда ты узнаешь мою историю, ты поймёшь меня. А, знаешь, Исаак, я ведь давно и долго искал тебя. Я сгорал от нетерпения выслушать историю Ильи, о котором много думал.

- Илья, а как понимать то, что у тебя такая прекрасная машина и тебя возит личный шофёр? Ведь такая машина была только у Сталина? - У Сталина был говновоз. А эта машина нашей конструкции и предназначена она для личного и служебного пользования. У меня лично такая же машина, стоящая в моём гараже.

- А как поживают твои родители? – Илья тяжело вздохнул. - Мама умерла через год после моего ареста. – Я сделал удивлённое лицо. – Ах, да. Ты ведь ничего не знаешь. В 1950 году я был арестован.Она не могла пережить моё исчезновение. Ведь им сообщили, что меня приговорили к 10 годам без права переписки. Папу ты сейчас увидишь. Потом я тебе всё расскажу.

Через полчаса мы приехали. Илья жил около «ЗИЛа» в прекрасной шестикомнатной квартире, расположенной в «сталинских домах», как их тогда называли. Нас встретила молодая, красивая женщина с 8-летеней девочкой. - Познакомься, Исаак. Это моя жена Зина и дочь Рива (Ревека), а это, Зиночка, мой старый, дорогой друг Исаак – Не успели мы познакомиться, как из другой комнаты вышел пожилой человек и быстро подошёл ко мне с приветственными словами:

- Исачёк, милый мальчик, как я рад тебя видеть. – Мы обнялись,

- Здравствуйте дорогой Марк Зиновьевич! И, хотя я уже далеко не мальчик , но очень счастлив снова обнять вас.

Мы прошли в гостиную. Пока все хлопотали, ставя на стол выпивки и закуски, я беседовал с Ривочкой, а Марк Зиновьевич сидел рядом и улыбался. Мы выпили за встречу, много говорили о Великой Победе, а когда Марк Зиновьевич отпросился отдохнуть, Илья пригласил меня в свой кабинет, усадил в удобное кресло и я приготовился слушать удивительную, и очень грустную историю.

- Я понимаю, Исаак, как не терпится тебе узнать, что же произошло со мной за эти годы. Так вот: 18 марта 1950 года я был арестован. Меня взяли прямо из дома ночью. С мамой случился инфаркт, как потом мне рассказал папа. Она почти целый год болела и умерла. Следствие длилось 8 месяцев. На заводе Сталина было арестовано 50 человек из коих 48 - евреев. Потом мне стало ясно, что это была сталинская запланированная антисемитская акция. Арестовывались талантливые еврейские инженеры не только на ЗИСе, но и на других крупных заводах. Нас пытали страшно. Мне «повезло», меня пытал сам Абакумов – министр МГБ, сталинской опричнины. Это был высокий, сильный негодяй. Он требовал от меня признания в том, что мне давал указания по организации шпионской, вредительской и националистической деятельности помощник директора завода Эйдинов Арон Филипович.

Мои возражения в том, что Эйдинова не было на заводе, он руководил другими предприятиями, звучали как глас вопиющего в пустыне. Я категорически отрицал подобную чушь. Тогда Абакумов принялся при мне избивать бедного Эдинова резиновыми палками. Я не выдержал и кинулся на Абакумова, ударив его в челюсть. Но где мне было, ослабленному от пыток и голода, сражаться против этой мерзкой детины. Потеряв сознание, я очнулся в камере только на второй день. И тогда на допросе Абакумов спросил меня: - «ты, ведь скрипач? Да? Но ты, ведь учёный, кандидат наук, конструктор. Зачем тебе музыка? Я освобожу тебя от неё. А вдруг на суде тебя оправдают, а? И этот садист приказал бить меня резиновыми палками по кистям рук, превратив их в месиво. Через 8 месяцев меня и большую партию инженеров ЗИСа и других заводов приговорили к расстрелу. В ноябре месяце нас вывезли на пустырь какого-то монастыря. Партия невиновных жертв, подлежащих расстрелу была довольно большая. Нас выстроили в две шеренги. Среди нас был Арон Филиппович Эйдинов.

Он едва держался на ногах. Глаза его с грустью смотрели на небо. Вскоре подъехал грузовик. Из него выпрыгивали лающие остервенелые овчарки. »Бегите, мы отпускаем вас» - крикнул садист ГБ-шник. Кто мог, тот побежал. Эйдинов даже шага не сделал, у него не было сил и он упал. Я видел как на него кинулись сразу две овчарки и терзали его, одна впилась ему в горло. Я увидел это уже оглядываясь, на бегу. Не знаю откуда у меня взялись силы. Вдруг земля разверзлась подомной и я стал падать вниз. Яма была неглубокой, метра три. На дне ямы была вода и торчали сучья. В это время я услышал над собой жуткий лай и рычанье. Я поднял голову. Надо мной стояла здоровенная овчарка, желая прыгнуть в яму. Зелёные глаза её горели, из пасти капала слюна, она была голодна. Предчувствуя свой конец, я лёг на сучья и закрыл голову руками. Секунды отсчитывало моё сердце – одну за три удара. Пролетело примерно 10 секунд. И вдруг, о чудо. Зверь удрал. Зачем ему проблемы прыгать в яму, когда впереди ещё много жертв. Это спасло меня не только от зверя, но и от ГБшника. Видя стоявшего над ямой зверя, он бы обязательно подбежал и пристрелил бы меня. От волнения и большого напряжения я на какое-то мгновение потерял сознание. Очнувшись, я осторожно встал на толстые сучья, и не высовываясь, осмотрелся. Акция уже закончилась. Несчастных невинных жертв – талантливых инженеров и мастеров, загрызли до смерти специально натасканные овчарки.

Я нырнул под сучья и погрузил половину своего тела в ледяную воду. ГБшники погрузили овчарок в кузова грузовиков, взяли лопаты и стали рыть большую яму. Потом начали заполнять яму растерзанными труппами невинных советских специалистов. Я боялся, что меня обнаружат. Кроме того у меня зуб на зуб не попадал от холода. Ведь был конец октября.Но к счастью стало темнеть. Заполнив ямы землёй, ГБ-шники уехали. Земля пустыря – единственная свидетельница кровавого сталинского преступления должна была хранить эту тайну. И это в ХХ веке земной цивилизации, да в социалистическом государстве, на пустыре, принадлежащем известному Донскому монастырю. Иван Грозный испытывал подобное наслаждение 5 веков назад и у него была одна жертва. ГБш-ники наслаждались сразу несколькими десятками жертв и когда? В культурное время. Поставив большую палку поперёк ямы, я не сразу, с трудом, но выбрался из неё и пошел к огонькам деревни. Проходя мимо свежевырытой могилы, я остановился, постоял немного и, отвесив земной поклон погибшим, направился к светящимся огонькам деревни. Однако, не доходя до неё, я остановился и пошёл назад. Когда нас везли на пустырь перед казнью, я заметил церковь. Уже позднее я узнал её название – церковь «Сретение». В деревне, как я подумал, меня продадут обязательно, в церкви – маловероятно. Когда я подошёл к церкви, я буквально окоченел от холода. Ведь на мне всё было мокро и это на морозном воздухе. Дверь церкви была заперта. Кругом ни души. Я постучал. Никакого ответа. Стучу громче. Я стал отчаиваться. Стучу изо всех сил. Вокруг всё уже стемнело. Стояла холодная тишина. И вдруг дверь отворилась и из неё вышел служитель.

– Что случилось, сын мой? – Я падаю перед ним на колени.

– Помогите, батюшка. Погибаю. – Вряд ли он понял меня. У меня зуб назуб не попадал от дрожи.

Он ничего не ответил, но судя по выражению его глаз, я понял, что он всё знает. Оглянувшись, служитель кивком головы предложил мне пройти за ним. Мы долго спускались вниз, в подземелье, и, наконец пришли в совершенно тёмную келью, размером в 5 кв. м. Здесь было тепло. Служитель зажёг свечу, велел мне полностью раздеться и ушёл. Вскоре он пришёл, неся с собой монашескую одежду и чайник с горячей водой. Открыв дверь кладовки, служитель достал чистый матрас, тёплое одеяло и подушку. Сунув руку в карман, он извлёк оттуда сухарь белого хлеба и стакан.

– Ложись, сын мой и отдыхай. Дай Бог тебе не заболеть. Выпей кипятку весь чайник и согрейся. Съешь сухарь, больше тебе есть нельзя. Какого ты вероисповедания, сын мой?

– Я еврей, батюшка.

– Ну - и хорошо перед Богом все люди равны. Отдыхай.

Я постепенно стал приходить в себя. Ночью меня стало сильно знобить. Видимо я простудился. Утром пришёл служитель и принес немного манной каши и баночку мёда. Приложив руку к моему лбу, он, покачав головой произнёс:

- Да, видимо простуда не прошла мимо. Кашля не было? – спросил он.

– Нет, не было.

– Ну дай, Бог. – И, тем не менее, я болел недели две. Служитель каждый раз на ночь натирал мне спину какой-то мазью и укрывал ещё одним одеялом. Вскоре я стал потеть ночью и почувствовал себя лучше. Молодой тренированный организм брал своё. Меня стали очень беспокоить мысли о моих родителях. Как они? Что им ответили в МГБ? Наверняка папа к ним обращался. Как мама всё это перенесла? Если я в начале не очень верил служителю церкви, то теперь я поверил ему полностью. Иначе зачем было ему со мной возиться? Взял бы и сдал палачам. И я решил попросить служителя послать какого-нибудь верного человека подать весточку родителям. Когда я поведал ему о моей просьбе, он очень рассердился и отказал мне категорически.

- Ни в коем случае, если не хотите погубить себя, своих родителей и возможно меня. Потерпи, сын мой, я придумаю что-нибудь получше. Однажды вечером служитель сел около меня на ящик и произнёс:

- Слушай меня внимательно, сын мой. Ты волей счастливого случая избежал, в отличие от своих товарищей, лютой смерти и возвратил себе самое дорогое – жизнь. Так береги её, будь внимательнее к своему поведению. Каждый раз думай и анализируй своё положение. Палачи твои сейчас знают, что ты мёртв, тебя нет. Это даёт тебе большой шанс в твоей дальнейшей жизни. Так используй его с умом. Вот тебе письмо к моему брату. Он живёт в большом селе под Свердловском и является настоятелем маленькой церкви. Здесь его адрес. Вот тебе новые документы на имя Петрова Валентина Савельевича. Отныне тебя теперь будут так величать. Привыкай. Здесь билет на поезд Москва – Свердловск. Отправление завтра в 8 часов вечера с Ярославского вокзала, а здесь деньги на необходимые расходы. Когда устроишься, вернёшь деньги брату. Пятую графу «национальность» не удалось изменить. У тебя еврейская внешность. Это вызовет подозрение. Начнут проверять. Это опасно. Брат поможет тебе устроиться механиком в большую МТС, находившуюся в том же селе. Завтра в 5 часов я тебя выпровожу из церкви и дам тебе небольшой чемодан, в котором будут лежать телогрейка, тёплые брюки и ещё кое что. В магазине купи себе немного простой еды на дорогу. Завтра я дам тебе старое пальто, свитер, брюки и шапку. В дороге старайся поменьше разговаривать. Упреждаю твой вопрос. Я делаю это как благотворительность, т.е. помощь человеку, очутившемуся в беде. И ещё раз предупреждаю. Не старайся подать весточку родителям. Твои палачи наверняка следят за вашим домом. У них везде стукачи. Помни это. Только через год, не раньше, когда обживёшься, сам будешь соображать как это сделать. Смотри, сын мой, жизнь дороже.



Итак, я оказался в большом уральском селе под названием «Горенки». В царское время, когда ещё не было этого села, сюда ссылались инакомыслящие, т.е. те, которые открыто выражали свой протест существующей власти. Постепенно маленькие колонии ссыльных объединялись и росли. Ссыльным власти не помогали, они должны были сами обеспечивать себя питанием и жильём. Жизнь их была чрезвычайно трудной. Много горя перенесли первые поселенцы. Отсюда возникло и название села, которое постепенно превращалось в небольшой город Приуральск. Большое количество возникших в районе колхозов, появившихся при сталинской коллективизации, требовало создание мощной МТС (машинотракторной станции), необходимой для ремонта сельскохозяйственной техники. Я был принят на работу механиком и мне была выделена комната в общежитии для рабочих. Оплата была приличная, и я постепенно стал входить в норму жизни свободного человека. Здоровье моё быстро улучшалось и я снова стал заниматься спортом. Работа для меня была несложной. Тракторы я знал досконально, а комбайны и другие сельхозмашины быстро освоил. Меня поставили красить сеялки, веялки и другие сельхоз машины. Работа была до предела скучной, но мне нельзя было плохо работать.

Рабочие МТС дали мне своё прозвище «Кучерявый». Мой авторитет специалиста стал расти после того, как в селе заглох автомобиль райкомовского чиновника. Поломку никому не удавалось найти. Главный механик МТС – Василий Петрович и вместе с ним 4 механика уже возились 2 дня. Двигатель после заводки схватывал, но проработав с полминты глох. А через пару дней должен был прийти заказчик. Все были ужасно расстроены.

- Василий Петрович, разрешите мне попробовать, - обратился я к главмеху. Я уже давно понял, что дело в карбюраторе двигателя. Он был сильно загрязнён и его нужно было разобрать, промыть и настроить.

- Ещё чего? Твоё дело Валентин, красить веялки. Вот и крась, а в наше дело не лезь. – Все засмеялись

- И всё же, разрешите, - убедительно просил я его

- Н-ну, ладно, попробуй. Но если потеряешь хоть одну маленькую деталь, хоть одну гаечку – повешу.

Я отсоединил карбюратор, вынул его из машины и положил на мой маленький верстак, который мне выделили. Я работал целый день: разобрал и промыл карбюратор и отрегулировал его. Василий Петрович несколько раз подходил ко мне и молча разглядывал мою работу, а потом также молча уходил, недоверчиво покачивая головой. Наконец, моя работа была закончена, но было уже поздно и я решил собрать и установить карбюратор завтра. На другой день я собрал и установил карбюратор в машину и завел «Форд». Это была американская машина. На её плавный звук собрались все рабочие. У всех были удивлённые лица.

- Смотрите! «Кучерявый» всё же починил «Форд». Я сел в машину и опробовал двигатель на разных режимах, потом выехал из помещения МТС и совершил двухкилометровый пробег. Когда я вышел из машины, ко мне подошёл главмех и обнял меня.

- Спасибо Валя, ты крепко выручил нас. Где учился?

- Да нигде, сам. Люблю автомобили.

- Ну-ну, - буркнул главмех и пошёл по делам. С тех пор моё розвище «Кучерявый» забыли. Все работники обращались ко мне по имени и отчеству.

Чтобы угодить партийному чинуше, я предложил полностью покрасить «Форд».

С тех пор В МТС стали часто появляться специально прибывшие вначале райкомовские автомобили, потом горкомовские, а через несколько месяцев и обкомовские. Одному мне было не под силу управляться с ремонтом и мне дали бригаду механиков и назначили её начальником. Через полгода я уже был по ходатайству райкома партии назначен заместителем директора МТС по технической части.

Меня хорошо знали в горкоме партии и часто спрашивали, откуда у меня такие знания автомобилей. Тогда я впервые понял, что это опасно и придумал легенду, о том, что обучаясь в ФЗО, подробно изучал отечественные и иностранные автомобили, так как очень их любил. В райкоме мне настойчиво предлагали вступить в партию. Я пробовал отказаться, но счёл это подозрительным и согласился, но ни в какой общественной жизни не участвовал, мотивируя занятостью на работе. Теперь ко всему, я ещё и кандидат в члены КПСС. С директором МТС мне тоже повезло. Он был замечательным человеком из старых членов партии. Видимо поэтому его и назначили директором. В технике он ничего не понимал и руководствовался только своим опытом жизни. Он сразу же понял, что я нужный работник, ценил меня и оберегал. Я получал жалованье с учётом премий и прогрессивок значительно больше старшего научного сотрудника НИИ. К тому же мне дали очень удобную двухкомнатную квартиру на втором этаже в городе Приуральске недалеко от МТС. Я щедро оплатил мой долг брату моего спасителя священнослужителя церкви Донского монастыря. Всё было хорошо, но беспокойство о моих родителях всё сильнее донимало меня. Однажды, присутствуя на заседании горкома по поводу весеннего сева, я случайно услышал из разговора двух чинуш между собой, что при аресте политических арестовывают и членов их семей или усылают на выселение. Грустно я воспринял эту страшную новость. Всю ночь я не мог уснуть: что же с моими родителями?

Пиближался год моей работы в МТС. Я твёрдо решил в отпуск поехать в Москву, мотивируя это тем, что ни разу в ней не бывал и хочу ознакомиться с её достопримечательностями. Узнав об этом, райкомовские партработники решили сохранить деньги «нужного« им человека и снабдили меня липовой командировкой на Люберецкий завод сельхозмашиностроения, находящийся под Москвой в гор. Люберцы с проживанием в их доме для приезжих. Мне это было как раз на руку.

Итак в ноябре 1951 года я поехал в Москву. В гор. Люберцы мне выделили комнату в 6-комнатном коттедже для гостей завода. Для изменения своей внешности я приобрёл в Свердловске самоклеющиеся усики, прозрачные очки с толстой оправой и портфель для изображения делового человека. Кроме того я постригся наголо. Объяснение этому было лёгким – я начинал лысеть.

С дрожащими от волнения руками я нажал кнопку звонка квартиры, где два года назад ещё проживал с моими дорогими родителями. Каково же было моё удивление, когда в дверях появился незнакомый мужчина и оглянувшись с опаской произнёс, что Краснокутские здесь уже два года не проживают и отказавшись отвечать на вопросы, грубо закрыл дверь. Здесь я, перебив Илью и рассказал ему, что два года назад, обеспокоенный его исчезновением и разыскивая его, видел то же самое.

– Понятно - , задумчиво произнёс Илья и продолжал своё повествование. – Итак, я сразу понял, что сталинские изверги отобрали у родителей квартиру и поместили их в какую-нибудь коммуналку. Почти весь мой отпуск ушёл на их розыски. Наконец, в старом покосившемся деревянном доме на Марьиной Роще, я нашёл эту коммуналку. День склонялся к вечеру и я решил утром следующего дня, изменив свою внешность, посетить моих родителей под видом работника собеса. Явившись в шляпе и пальто с портфелем в руках, я подошёл к наружной двери. Там было написано: «Яковлевым – 1 звонок, Воробьёвым – 2 звонка, Козловым – 3 звонка, Кр. (зачёркнуто) остальным – 4 звонка. Как оказалось в этой коммуналке проживало 4 семьи, т.е. моих родителей за людей не считали. Я позвонил 4 раза. Ждал долго. Наконец, у дверей спросили хриплым голосом: «Кто это»?
Я узнал голос папы и чуть не заплакал, потом успокоившись, громко, чтобы все слышали, произнёс: «Откройте, это из собеса». Я увидел папу и чуть не упал от волнения. От папы осталась половина, кроме того он выглядел согбенным стариком. Мы прошли в 8-метровую комнатку. Я заметил, как папа, закрывая дверь, сдвинул рычажок замка и запер его. Я понял – соседи могут подслушивать. Я сел за стол что-то говорил, больше мыча, потом на удивление папы стал отклеивать усы, снимать очки и шляпу. Мы смотрели друг на друга. Вдруг папа стал сильно бледнеть, кое – как поднялся, протянув ко мне руки. Я ринулся к нему навстречу. Мы застыли в объятиях друг друга.

в силах оторваться друг от друга. Слёзы непроизвольно лились из наших глаз, Наконец, мы оба сели на папину кровать.

- Сыночек, откуда такое чудо? Тебя выпустили? - Я закрыл пальцем его губы.

- Т-с-с.

- Папочка, а где мама? - Папа ответил не сразу. Потом он тихо зарыдал и никак не мог успокоиться. Я всё понял и заплакал как в детстве, часто всхлипывая вслух. Мой плач повлиял на папу и против воли он успокоился.

- Да, сыночек, мамы нет с нами. Она умерла через год после твоего ареста, не вынеся этого горя. Я уже поставил маленький памятничек на её могиле, на Востряковском еврейском кладбище.

(Продолжение в следующей записи)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив