Верность, преданность - это не про меня | Александр Ларин

Ну вот и еще один видный друг оказался, увы, Иудой. И согласно строгому Данте, париться ему теперь аж в девятом кругу ада, рядышком с Брутом, Кассием и самым главным христопродавцем.

Уж казалось бы – где еще такого зама преданнейшего найдешь?! Разве что темечко своему цезарю-другу не массировал, а ведь, не дрогнув оком, даже, похоже, с каким-то тонким удовольствием – тут же вслед обиженному отставнику плюнул. Знай наших брут брутовичей! Хорошо хоть кинжалом не пырнул.

Вот и верь теперь всем этим старым дружбам, единым, как блок коммунистов и беспартийных, командам, преданным креатурам – только и жди, что лажанут…

А тут гляжу: и еще один резонансный раскол последовал – уже в нашем приятельском бизнесе. Кто-то там тоже кого-то крупненько киданул, подло предал, несмотря на все былые чувства, а ведь такая теплая компашка была…

И так меня все эти распри и предательства бывших друзей, одна за другой, расстроили,  что прямо крик из души вырвался, как у героя какой-нибудь трагедии Сумарокова: да остались ли вообще в этом рыночном мире верные и преданные друзья,  или это только в искусствах старинных  описывается?!!

И вдруг - осекся. Что-то мне в этих словцах не очень понравилось – верный, преданный... Что-то в них такое собачье почуялось, чуждое высокоразвитой человеческой особи, если, конечно, судить о ней  не по полотнам соцреализма.

И для пущей уверенности сразу же примерил эту славную роль на себя. Хотел бы я быть, слыть таким вот надежным, преданным другом, членом сообщества? Этак  по-самурайски, безраздельно хранить кому бы то ни было верность? – да хоть кому: хоть дружкам своим ситным, подругам, хоть фирме кормящей, хоть «Спартаку» или «Динамо»… Свободная, сильная личность, знаете ли, как-то плохо со всей этой обязаловкой вяжется.

- Ну а Родине нашей, Отечеству, Государству, – загремел вдруг невесть откуда знакомый с детства баритон советского диктора Кириллова, - тоже не надо верность хранить?

Я слегка завибрировал, но все же уточнил:  - Беззаветную? – И замотал отрицательно головой. - Не-ка. У меня вообще-то теперь другие приоритеты.  - Надо еще, между прочим, посмотреть, что это за верность такая? – уже тверже выпалил я. - Может, это просто трусость? Страх быть самому по себе, оторваться от всех этих пуповин…  Да мало ли где ты родился, учился, с кем свела жизнь?!..  Почему  я должен  хранить какую-то там верность всей этой, в сущности, случайной данности, если, конечно, сдуру не давал каких-то письменных обязательств?  Ну, не вызывают у меня таких долгих чувств чада рода человеческого!.. Или ты, в конце концов, любишь истину, которая даже друга Платона дороже, - или  предаешь уже самого себя, - с пафосом заключил я.

- Значит – предательство? - осторожно спросил меня чей-то уже другой, явно предательский голос, – на всех стихиях, как писал, помнится, наш лучший поэт, уже, видать, помудревший после пламенной лицейской дружбы.

– Ну, пусть будет так, - ухмыльнулся я, - если у нас нет для этого более приличных слов. Сейчас, кстати, предательские физиономии вообще в моде – раньше с такими фейсами только шпионов да изменников всяких изображали – а теперь это наши хорошие парни.

- Преда-а-ательство, - с каким-то сладострастием протянул голос. - Эта штука посильнее любой вертикали будет. Только помани, соблазни, подкинь деньжат, покажи красивую бабу…  Уж в мыслях, в картинках  –  точно предадут.

Что ж, пробую тогда представить себя именно в этом привычно оплеванном, изгойском качестве. Ну, всякую там мразь - полицаев, стукачей, предававших исключительно по злобе или жадности, а то и просто по зову своего предательского гена, - я, естественно, отмел. Даже предавать надо все же с идеей, с каким-то крутым помыслом, словно показываешь всему миру свой гневный язык.

Беру персонажи посложнее, например, Брута, который, как уверяют современники, был, между прочим, весьма достойным мужем и прикончил своего благодетеля исключительно ради свободы и всеобщего счастья римлян.  Пытаюсь так же нанести по диктатору предательский ножевой удар… - Нет, не могу… – слишком кроваво, беспощадно, несмотря на все свободолюбивые цели...  Тут я с Данте, пожалуй, солидарен - пусть жарится, гад, за свои дела в аду.

А вот полковник-изменник Штауффенберг мне уже куда ближе.  Коварно подложить своему фюреру бомбу – за это можно даже в рай возлететь. Все-таки в таких делах очень важно понимать - кого и что, собственно, предаешь. Бывает, тут и Бог тебе в помощь.

- Ну а как насчет покушения на Сталина? – провокаторски спросил меня тот же поганненький голос. – Слабо будет?

- Н-н-ет, - сразу замялся я, - тут я, пожалуй, пас… Даже в сговоре с Никитой Сергеевичем не взялся бы. Тут никакая истина не поможет.
 
Тестирую себя дальше – беру уже наших советских изменников,  вроде героя солженицынского «В круге первом», сливавших Западу секреты  архигосударственной важности – и тоже, разумеется,  из самых светлых побуждений. - Нет, никогда бы не смог, ни за какую, уж извините, бабу – сразу определился я.

- Ну а что ты скажешь про товарища Кима Филби? – вкрадчиво и с какой-то особой теплотой спросил  меня голос.

- Как великого разведчика одобряю, как предателя английской Короны  – нет, - нашелся я.

Захожу в этот предательский омут снова, правда, уже не так глубоко. Вспоминаю, к примеру, наших тайных авторов-литераторов, осужденных в 60-е годы за публикацию за кордоном под причудливыми псевдонимами своих каверзных текстов. - Не знаю… как-то не по мне все эти  извороты… По-моему, если уж предавать - так  честно и в своем отечестве. Вот самиздат, «Метрополь» - это дело другое, это мне по нраву.
 
- Да… видно, крепко еще сидит в тебе верный совок, - возмутился голос.

Не одобрил я, к моему стыду, и предательские побеги на Запад наших  балерунов, музыкантов, спортсменов, дипломатов с рассказами о советском гнете.

Увы, истина нередко звучит из скверных уст предателей, и во многом именно от них участливая зарубежная общественность, ну а уж заодно и ЦРУ узнавали о нашей подноготной – от расстановки сил в политбюро до  интриг в Большом театре.

Но я бы все равно –  так не смог.

- Трус! – прошипел голос. 

Вот нашего Брута Брутовича я хорошо понимаю. Такое предательство – без крови, без выдачи каких-то страшных секретов, без обращений к  злорадствующим иностранцам – меня, в общем-то, не напрягает. Это уже вполне в рамках нашего служебного кодекса – почитать своего начальника в любом качестве только на время исполнения им его должностных обязанностей, а потом – дело хозяйское, можешь даже инициировать против него уголовное преследование, все только рады будут.  Ведь не Иисусов, чай, предаем, и даже не Цезарей... 

Впрочем, и тут у меня есть свои сдержки. Предложи мне, скажем, публично поведать о всяких там личных грешках и проделках своего бывшего шефа, тем более друга по совместительству - это уж увольте. Дуреха-совесть не позволит.

Даже предавать все-таки нужно  красиво.