Венера с хлебозавода (мемуар)


Рисунок Саши Павловой
Достоинства работы на хлебозаводе были известны: грузчиком можно было работать без паспорта, была бесплатная кормежка, бесплатный хлеб - можно было и домой взять, и наесться от пуза, ну и, наконец, притырить пару лотков и с хлебной же машиной по всеобщему сговору сдать в магазин по меньшей цене, а навар, как обычно, пропить.
Работа была тяжелая, сменная - по 12-ти часов. Даже я, тренированный десантник, выматывался под конец смены вусмерть. С удивлением смотрел на коллег, особенно на эту деваху - мне казалось, они переносят эту пахоту даже легче. Деваха давала фору даже мужикам, двигая по 12 часов с небольшими перерывами тяжеленные вагонетки с лотками. А у меня к концу смены внимание от усталости притуплялось, и я сплошь и рядом "косячил" - не успевал убирать руки от вагонеток в нужный момент, и их раз за разом больно защемляло между тяжелыми железными стойками. Руки были сплошь в синяках, пальцы распухли и болели. Хорошо еще до переломов не дошло, что было очень возможно.
Меня удивляло: я был явно физически сильнее любого из своих коллег, но все они работали куда ловчее, даже доходяга-алкоголик, которого бы мне хватило щелчком перешибить. Я находил причину в том, что совершенно не могу сосредоточиться на дурацкой тяжелой однообразной работе, - то есть все от ума... Так ли это - нынче сказать не могу, но работа была действительно необычная, одновременно и тяжелая, и требовавшая внимания... Как только внимание ослаблялось от усталости или, например, от задумчивости об литературе - тут же получалась травма. У меня их было больше всех, удивляюсь, как только руки остались в принципе целы и не переломаны? Думаю, долго и нудно копать яму мне бы было сподручнее, можно задумываться без отрыва от производства. А тут - замечтался - получи железякой по пальцам!
Особенно, конечно, хороша была на погрузке эта хлебозаводская Венера. Она работала совершенно без видимой устали, гораздо быстрее чем я и всегда была в отличном настроении (интересно, бывала ли у нее эта самая менструация, за которую прячутся все бабы), пила с мужиками наравне водку после смены и закусывала, как и мы - свежим хлебом и луком, а также жидким положенным нам казенным супом-баландой. Кроме того, она несколько раз за смену умудрялась трахаться за всяким углом с бывшим зэком Васей. Куды ни отойди на перекуре - видишь, как они уже пристроились на мешках или прямо стоя, прислонившись к вагонеткам, и пыхтят. Зэк обычно ничего не замечал, занятый процессом, а Тома хитро улыбалась и даже подмигивала мне, ритмично сотрясаясь. Потом Вася возвращался к нашему очагу и удовлетворенно докладывал: "Эх, вдул Томе послеобеденный..." Ну да все и так об этом знали. Потом возвращалась раскрасневшаяся Тома, садилась среди нас, раздвигая всех своим просторным задом, и начинала задирать меня: "Ну, что, полковник, пойдем дам и тебе, а то у Васьки после одной палки уже не стоит". Ущемленный Васька, огрызался: "Молчи, блядища, я тебе сегодня уже четыре палки кинул, нашла тоже импотента".
Здесь я был, скорее, на стороне зэка, поскольку я и сам втайне не переставал восхищаться его невероятным бронетанковым либидо. Это же надо - трахать на каждом перерыве в грязи и мучной пыли такое коровообразное существо, как Тома, которая, несмотря на свои несокрушимые сиськи, обходилась совершенно без признаков женственности - ну там какой-то плавности, кокетства, или хоть показной, но слабости и незащищенности... Слабость и Тома - были два понятия несовместные. Наверное, сильно изголодался по бабам в тюряге бедный зэк Вася (щас бы я его в виагре заподозрил), чтобы так кидаться на эту помесь бабы с носорогом! Меня бы и на одну палку не хватило при всей моей молодеческой перенасыщенности сперматозоидами.
Меня забавляло то, как все мужики поутру здоровались с Тамарой... Все ее крепко со шлепком хватали за задницу и эдак радостно, от ощущения полноты в руке, немного потрясали ею с одновременным радостным кряканьем: "Ыыыах! Здорово, Томка!" Если хватал зэк Вася - она сладострастно ухмылялась, если хватал доходяга-алкоголик, она отвечала: "Пшел нах, алконафт хренов", - а могла и задать оплеуху, причем не легкую, отчего бывший алкоголик долго тер ухо. Так, для каждого из слесарей, наладчиков и еще каких-то там хлебозаводских мужиков у нее была своя реакция на это утреннее приветствие - "задницепожатие". А все мужики на хлебзаводе как будто долгом считали приложиться поутру к Тамариной заднице, как к своего рода талисману и главному хлебозаводскому достоянию (без этого день не заладится). Спрашивали друг друга с улыбочкой: "Ты уже с Томкой поздоровкался?" Мне она тоже настойчиво подставляла свою задницу прям с утра - куда ни кинь взгляд - везде Томин зад, - но я как-то не решался его схватить, хотя и понимал, что рано или поздно традиция обрушится и на меня всей своей многовековой тяжестью. Постепенно я заметил, что ее это стало раздражать: и трахать не соглашается, да и на минимальную товарищескую ласку не способен.
Однажды она мне так прямиком и выговорила: "Ну что ты целку из себя ломаешь, генерал ты хренов (меня в бригаде звали то полковником, то генералом, а просвещенный зэк Вася звал "вашсбродью"), пойдем дам по-хорошему, меня все хотят, только ты кочевряжишься..."
Тут я понял, что ситуации становится опасной, я зажат в тяжелую и тесную вилку: либо надо-таки трахнуть Тамару на грязных мучных мешках, либо, как минимум, научиться здороваться с ней за задницу поутру. Было ясно, что я сделался объектом Тамариных сексуальных домогательств, а Тамара девушка серьезная и в случае пренебрежения - легко от нее не отделаешься. Тамаре вторил зэк Вася: "Ну, что ты ломаешься, вашсбродь, твою мать, что тебе трудно что ли девчонке палку на перерыве кинуть... тоже мне афганский герой... А то гляди она тебя поленом по башке треснет и изнасилует в бессознательном состоянии прямо на лотках с калорийными булочками... отпетушит...Гы-гы..."
Когда я размышлял над этой предполагаемой акцией (насилия надо мной), то теоретически она мне возможной не представлялась... Ведь после того, как она меня шарахнет поленом по башке - от меня в еротическом смысле уже ничего не добьешься. Я ж не женщина... там бы было проще изнасиловать в бессознательном состоянии.. Но чем черт ни шутит... трахнуть поленом она могла и без секса, а просто от раздражения или из мести...
И потянулись дни мучительных раздумий и тревог... Тамарин зад каждое утро приближался и закрывал все проходы, и даже весь горизонт, бежать было некуда... Я принял волевое командирское решение...как честный советский офицер: секс с Тамарой для меня невозможен! И психологически, и физиологически... Даже если бы я наелся и напился водки с луком и черным хлебом до посинения и икоты - либидо бы могло не проснуться в нужный момент при виде обнаженной Тамары. Тут уж ты сам себе не хозяин. Оставалось научиться хватать ее поутру за задницу, что было существенно проще, и разойтись на этой дружеской ноте, но... рука все равно не поднималась, решимости не было. Во-первых, у меня совершенно не было опыта общения с женщинами в таком роде... Ну, по крайней мере, с посторонними женщинами, с коллегами... Ну и что я - просто так подойду, просто схвачу и отойду? А что я должен при этом еще сделать, сказать? Залихватски крякнуть от удовольствия, как это делали остальные мужики... Но для меня это не было удовольствием, с чего бы я стал тогда притворно крякать? Все это мне было не к лицу, некоей потерей достоинства, изменой себе, - думал я... Кроме того, было еще и некоторое чувство брезгливости: хватать Тамару каждое утро за зад в грязном халате, в нечистых трениках под халатом, которые она все время носила на работе и снимала лишь для совокуплений с зэком Васей, а иной раз они и просто валялись где-то на мешках - не успевала снова надеть после акции... а что там у нее были за трусы - так это же вообще страшно подумать!
Пока я мялся, ситуация счастливо разрешилась сама собой, во всяком случае, без моего активного участия. Однажды поутру, не особенно выспавшись, я явился на грузчицкую службу и, в немного заторможенном состоянии, куда-то там шел, пригнув голову... И так с полуразбегу, не заметив ее присутствия, втемяшился прямо в стоящую Тамару, можно сказать, рухнул прямо в Тамарины объятья. Она стояла - кажется специально - в узком проходе между груженными лотками, - не выскользнешь... Я не успел испугаться, как почувствовал, что я обхвачен и притиснут мощными руками Тамары к ее животу и груди: "Ну, что попался, алименщик хренов!" Тома приподняла меня и покатала посвоей груди, не выпуская. Этим вопросом она меня удивила так, что я даже позабыл вырываться: "Почему алименщик, Тома?" - спросил я, качаясь в воздухе на ее необъятной груди. Ощущение, кстати, мне даже понравилось: как будто тебе делают такой вибромассаж силиконовыми арбузами или, скорее, перетирают в таких мягких пухлых жерновах.... О-о-о! Перетирайте, перетирайте же меня еще... не останавливайтесь...
- А потому, что бегаешь от меня по всему заводу, как будто я с тебя алименты взыскиваю, - ответила Тома и поставила меня на место, но из рук не выпустила.
Тут уж я ее подхватил и, несмотря на Томин добрый центнер весу, покрутил немного в воздухе (парень-то я не слабый, только что робкий) и тоже с резким креном поставил на место. Тома радостно взвизгнула:
- Ууух! Давно бы так, полковник.
- Ладно, Томочка, алименты я тебе выплачу обязательно.
И мы разошлись довольные друг другом. С тех пор каждое утро мы с Тамарой прилюдно обнимались и по-очереди подбрасывали друг друга вверх на виду у всей бригады. Техника постоянно совершенствовалась, мы крутили друг друга все решительней, пару раз, правда,Томочка меня уронила на бетонный пол, но нам, парашютистам, к падениям не привыкать... обошлось без переломов. Я работал с ней бережней и ни разу не выпустил из рук, хотя наловчился уже довольно высоко подкидывать, но всегда благополучно ловил этот теплый, грудастый центнер... Все же это было не пошлое хватание за зад, а почти искусство, хоть и было в этом все же нечто эротическое... Увлекшись эквилибристикой, Тома больше никого по утрам к своему заду не подпускала, кроме Васьки-зэка, которого потом тоже отвадила, однако давать за каждым углом ему не перестала, так что Васька был не в обиде.
Иногда на этот аттракцион приходили посмотреть даже люди с заводоуправления и, в конце концов, пришла сама директриса - тетенька лет 40, сопоставимых с Тамарой размеров и веса. Она смотрела на нас с нежностью и завистью... Думаю, предложи я ей покидать ее после Тамары - она бы согласилась. Но я не решался... начальство все же.
Сперва, кстати, мне показалось, что зэк Вася должен был на меня обидеться за то, что я лишаю его зримой публичной власти над главной женщиной хлебозавода....Но он был человеком здравым и не без чувстваюмора... В один из первых разов, когда мы, накидавшись друг другом с Тамарой, вновь встали на землю, находясь в объективе открытых ртов всей бригады.... Вася подошел и, показав в кармане пузырь водки, сказал: "Ну что, вашсбродь, пойдем довершим падение до самого уже дна..." И пощелкал по бутылке. Мы пошли и выпили водки с черным хлебом, луком и баландой... за дружбу и любовь. Наша хлебозаводская Венера не отставала... Выпить она могла больше нас двоих с Васькой...
С тех пор я легко нахожу общий язык с туристами любой весовой категории...
|
</> |