Вегетарианство и принципы, вызывающие ярость. Философ, который изменил мир
bookmatejournal — 03.06.2019В России состоялась презентация книги австралийского философа Питера Сингера «Жизнь, которую вы можете спасти». Сингер — единственный ныне живущий философ, которому повезло изменить поведение миллионов людей. Он убедил их, что животные способны радоваться и страдать, и никакие человеческие привычки не оправдывают этих страданий. Из его книги «Освобождение животных» (1975) выросло огромное международное движение, а вслед за ним и этическое вегетарианство. Заслуга его замечательна вдвойне потому, что за всё это время он не стал активистом, но остался кабинетным мыслителем и защитником утилитаризма — моральной теории, которую разделяет на так много его коллег. Помимо суждений, которые легко завоевывают аудиторию, Сингер придерживается взглядов, вызывающих ярость и возмущение. В интервью Bookmate Journal принстонский профессор рассказывает, зачем нужны святые, почему мы должны помогать всем кроме панд, имеет ли человек право любить своих детей и каково это — быть последовательным в своих убеждениях человеком.
Об индейках, роботах и будущих людях
— Одна из самых пронзительных ваших историй посвящена тому, как выращивают индеек. Многих людей вы убедили отказаться от их мяса на День благодарения?
— Я веду курс этики в Принстоне и каждый год в начале ноября рассказываю студентам про индеек — и прошу их говорить об этом за праздничным столом. Некоторые, вероятно, так и делают, но вряд ли многие.
Индеек растят на промышленных фермах. Они живут в невыносимых условиях, и никто не заботится об их индивидуальных потребностях. Самцов отбирают на мясо, и грудь у них становится такой большой, что они физически не могут оплодотворить самку. Так что миллиарды индеек, которые продают в магазинах, — результат искусственного осеменения. Сперва надо взять самца, стимулировать его, чтобы он эякулировал, затем схватить самку — а ей это не нравится, и она сопротивляется — и осеменить ее. Это изнасилование происходит регулярно, потому что индейки-несушки должны постоянно нести яйца.
Я перестал есть животных в 1971 году. Тогда, как и сейчас, их содержали в жуткой тесноте, мучали, никак не учитывали их интересов и оценивали только с точки зрения экономической эффективности.
— Помимо животных что в наше время можно назвать самой большой моральной катастрофой, на которую обращают недостаточно внимания?
— Глобальное потепление.
Мы отравляем Землю не только для себя, но и для будущих поколений, не имея на то даже убедительных причин.
Просто для того, чтобы покупать энергию чуть дешевле, чем мы заплатили бы за электричество из возобновляемых источников энергии.
— Какой моральный страх наиболее переоценен?
— Недавно я написал статью об инцесте: как так вышло, что мы до сих пор считаем секс между братом и сестрой преступлением, если они оба взрослые люди и все происходит по взаимному согласию. В целом я не считаю преступлениями преступления без жертв.
— Если появятся искусственные мыслящие существа, они будут моральными субъектами?
— Если мы сможем создать роботов (или кого угодно), обладающих сознанием, нам придется принимать во внимание их моральный статус, да.
— Какие книги сделали вас тем, кто вы есть?
— Естественно, я читал утилитаристские книги, и больше всего на меня повлияла одна из наименее популярных, «Methods of Ethics» Генри Сиджвика. Это великая книга.
О политике, левых дарвинистах и святых
— Ваши политические убеждения лежат слева от центра, но вы не называете себя левым.
— Да, я не во всем идентифицирую себя как левого. Многие левые отрицают биологические, дарвиновские аспекты человеческой природы. Так поступал Маркс, а вслед за ним продолжают делать его наследники. Именно поэтому многие вопросы я предпочитаю рассматривать по отдельности, отказываясь от «пакетной» идеологии, диктующей предсказуемую позицию в любом споре.
— Что надо поменять в левой идеологии, чтобы она стала вам ближе?
— Большая ошибка, которую допустили левые — и в России это хорошо известно, — состоит в том, что они верили: если поменять экономическую систему, можно поменять и человеческую природу. Скажем, эгоизм и частные интересы существуют только до тех пор, пока существует частная собственность. Уберите ее, устройте рабочие кооперативы, и люди начнут заботиться друг о друге, а не о себе (как при капитализме). Это была трагическая ошибка.
Левым пора уже признать, что Дарвин был прав: эволюция повлияла не только на наши скелеты, но и на наши мозги и наши желания.
Наши предки, чтобы размножаться и выживать, должны были быть в какой-то степени эгоистичными, предпочитать своих детей чужим детям. Надо принять этот факт и пытаться строить общество, которое приемлет человеческую природу. Общество, в котором мы поощряем кооперацию, а не рассчитываем на нее. Я уверен, что людей можно склонить к принятию левых ценностей: уменьшению страданий по всему миру, заботе о тех, кому повезло меньше. Но чтобы этого добиться, нам надо лучше понимать, с чем мы боремся.
— При этом ваши собственные книги полны литературных и документальных ситуаций, в которых человек вынужден выбирать между собственным ребенком и, скажем, деревней, которую он может спасти.
— Это интересный мысленный эксперимент. И хотя я с этим не согласен, я принимаю, что большинство людей выберет своего ребенка.
— И в этот момент они поступают неправильно?
— Они поступают неправильно, но я не буду их винить: большинство людей поступит именно так, я сам так поступлю, будучи отцом.
— Еще ваши книги полны примеров моральных святых.
— Мне интересно нащупывать границы альтруизма. Потому что, хотя многие левые считают, что альтруистом быть легко, а кооперация дается нам естественно, многие правые просто отрицают существование альтруизма. Некоторые используют цинизм как оправдание: все вокруг думают только о себе, почему я должен вести себя иначе? Примеры из моих книг показывают, что люди вовсе не обязаны быть такими. Они бывают настоящими альтруистами, порой готовы отдать не только все свои деньги, но и пожертвовать почку совершенно незнакомому человеку.
Я сам, стоит заметить, далек от пределов человеческого альтруизма, мог бы стараться больше. Но мы должны прославлять людей, которые приближаются к этим пределам.
— Представьте НКО, которое оказывает паллиативную помощь тяжело больным людям или помогает сиротам. В России часто таким благотворителям приходится политически поддерживать масштабное насилие и несправедливость, которые олицетворяет государственная власть. Или даже лгать. Как в такой ситуации поступить правильно?
— Все зависит от обстоятельств. Как утилитарист я не могу сказать, что лгать всегда плохо: бывают ситуации, когда это правильно. А бывает и так, что сотрудничество с авторитарной властью может быть единственным способом достичь какого-то большого блага. В некоторых обстоятельствах я буду защищать такой выбор.
Мы должны бороться с авторитарной властью и стремиться к тому, чтобы власть была открыта и подотчетна своему народу.
— На мой взгляд, самое аморальное и отвратительное, что есть в мире, — это политические режимы вроде Северной Кореи. Что я могу сделать, чтобы помочь людям в этих странах?
— Вероятно, очень мало или просто ничего. Как гражданин Австралии и житель США, я понимаю, что ничем им помочь не могу, поэтому не трачу ни сил, ни денег на эту борьбу.
— Надо выбирать более простые цели и помогать тем, кому можешь помочь?
— Именно. Есть люди, которым я точно могу помочь, и организации, которые умеют это делать. Их очень много, и я понимаю, что правда могу помочь: голодающим в Африке поесть досыта, слабовидящим — улучшить зрение. Мы должны думать, что можно сделать, а не стучаться в бетонную стену.
— В таком случае у меня появляется еще одно моральное обязательство: следить за тем, чтобы мои деньги принесли пользу.
— В этом и состоит идея эффективного альтруизма. Вы обязаны следить за тем, как расходуются ваши пожертвования. Не только увериться, что деньги не украдут, но и понимать, сколько добра они сделают в мире.
Бывает, что хорошие люди занимаются полезным делом — скажем, лечат рак. Но в мире и так куча организаций, которые занимаются раком! Гораздо меньше денег идет на борьбу с болезнями, которые распространены только в Африке. Лучше направить свои ресурсы на борьбу c опасными заболеваниями, которыми пренебрегают исследователи первого мира.
— Харизматические беды мешают нам принимать правильные решения. Все спасают панд.
— О да. Я не трачу денег на спасение панд, я жертвую на то, чтобы выпустить цыплят из клеток.
В мире 50 миллиардов кур, живущих в невыносимых условиях, и несколько сотен панд, которым и так помогает множество людей. Я не думаю, что должен в этой ситуации помогать пандам.
Надо направлять свою помощь туда, куда никто не смотрит. Но это должны быть важные вещи. Существуют малочисленные животные, не вызывающие никакой симпатии. Им тоже кто-то помогает, наверно, и сетует, что все деньги ушли пандам. Но на мой взгляд, цель должна быть важной; страдания 50 миллиардов кур важнее страданий нескольких сотен зверей.