"В какой-то момент я вдруг понял, что смерть неминуема..."
pochta_polevaya — 25.01.2022 Когда ты служишь в Пушкинском Доме и состоишь на хорошем счету, то рано или поздно обязательно удостоишься самой высокой чести из всех возможных, — тебя допустят до рукописей А. С. Пушкина. Даже не знаю, с чем это сравнить. Наверное, как примерить шапку Мономаха или прогуляться в блаженном одиночестве по пустынным залам Лувра, или помузицировать на рояле П. И. Чайковского в доме-музее в Клину. В общем, приобщиться к сонму избранных.За более чем 30 лет работы в Пушкинском Доме Евгений Водолазкин удостаивался подобной чести несколько раз. А однажды, когда было, наконец, построено специальное хранилище и самым ответственным сотрудникам поручили пронести особо важные рукописи по стеклянному коридору, соединяющему оба здания, Евгению достался автограф «Капитанской дочки». Он нес коробку с бесценными бумагами на вытянутых руках, как лорд-канцлер во время церемонии открытия английского парламента несет на подушке лилового бархата корону британского монарха. Может быть, даже еще с большим трепетом и торжественностью.
В Водолазкине вообще есть этот внутренний трепет и торжественность, смягчаемые и тщательно камуфлируемые неизменной иронией. Он с детства влюблен в русские былины, сказки, древние летописи, но при этом как будто стесняется их трагического пафоса. Никогда, даже в минуты раздражения, он не позволяет себе повышать голос и всегда говорит с намеренно комнатными, спокойными интонациями чеховского интеллигента.
— Библиотека для меня, кроме всего прочего, это еще и главное место моей работы. Не стол в институте, а именно Рукописный отдел Публичной библиотеки. За долгие годы у меня даже выработался такой ритуал. Когда мне предстоит встреча с какой-нибудь древней рукописью, я никогда не начну ее лихорадочно листать. Какое-то время мне надо просто подержать на ней руку. Войти в ее неторопливое время. Если что-то и было принципиально другим в Средневековье по сравнению с нашей жизнью — это совсем другое ощущение времени. Оно было соединено с вечностью. И только когда я чувствую, что вхожу во внутренний резонанс с рукописью, то открываю ее и начинаю работать.
Сегодня Водолазкина волнует незавидная участь городских библиотек, которые все чаще перепрофилируются в центры досуга. Не радует и то, что цены на бумажные книги постоянно растут, делая их совершенно недоступными для рядового читателя. И непонятно, как поступать с собраниями сочинений, которые когда-то любовно собирали наши родители по подписке. Нынешние владельцы квартир безжалостно расправляются с доставшимися им по наследству бумажными сокровищами, отправляя их на помойку. Утешает лишь то, что в последнее время цифры продаж серьезной литературы немного подросли, а откровенного треша — упали.
— Академик Александр Михайлович Панченко утверждал, что, если человек будет каждый день проходить мимо здания Эрмитажа, даже если он туда ни разу не заглянет, все равно это обязательно его облагородит. Кстати, похожую мысль однажды высказал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, предположив, что библиотеки надо собирать даже тем, кто книг не читает. Просто само наличие книг в доме создает совсем другую атмосферу. И — кто знает — может быть, проходя в сотый раз мимо книжного стеллажа, вам захочется взять с полки том Сервантеса или Пушкина, или Набокова. Главное, чтобы эти книги оказались у вас в поле зрения.
Без имени Дмитрия Сергеевича Лихачева редко обходятся интервью Евгения Водолазкина. Это один из ключевых людей в его судьбе. Благодетель, учитель, посаженый отец на их свадьбе с Таней. Видел классические свадебные фотографии, где смущенный жених и сияющая невеста сидят за длинным столом, а на них с восхищением взирает пожилая пара — Дмитрий Сергеевич и Зинаида Александровна. Даже невозможно вообразить, через что этим двум благородным людям пришлось пройти: и пять лет лагерей в Соловках, и неистовая борьба Зинаиды Александровны за снятие судимости с мужа. И тяжелейший быт 30-х годов, и битва за жизнь во время блокады и эвакуации, и трудные послевоенные годы, прошедшие в постоянном ожидании новых несчастий и бед. И даже на относительно благополучное время лихачевского заведования Отделом древнерусской литературы в Пушкинском Доме пришлись изнурительная борьба с романовским парткомом, арест зятя, гибель дочери Веры, поджог квартиры… Все это надо было пережить, держа гордую осанку и невозмутимую улыбку, сохраняя в себе готовность радоваться жизни и чужому счастью.
— Понимаете, Лихачев не был теплохладным. Если он любил, то любил пламенно. И точно так же не любил. Он был из редкой породы настоящих благодетелей. Он именно что делал добро. И иначе не представлял своего существования. Пять лет, проведенные в лагерях, научили его многому. Он жизнь познал изнутри, с самой страшной и темной ее изнанки. Неслучайно темой его первого научного труда станут «Картежные игры уголовников». Он знал, к кому и как следует обращаться, что предпринять в одной ситуации, как выходить из другой. За внешностью рафинированного и благообразного интеллигента скрывался неутомимый борец. Он никого не боялся и всегда умел добиваться своего.
Подробнее
|
</> |