Урок ОПК в Рязани

diak-kuraev — 10.08.2016

https://www.youtube.com/watch?v=s1hi_19cX0Q

На партах - мой учебник. Урок № 4. "Православная молитва".

Рассказ учительницы с текстом учебника не соотносится никак.
При этом она нарушает и все мои советы, и все инструкции Минобраза.

***
Мои советы звучали так:

Нельзя призывать детей к религиозной практике. Это требование идет вразрез с той аксиомой педагогики, которая считает, что знания должны превращаться в навык: раз ты что-то узнал, то немедленно преврати новые знания в действие. Но в нашем курсе нельзя призывать превратить знания о религии в религиозные действия.
Императивы в классе могут быть только двух видов – обучающие и нравственные.
Можно призвать детей: «Подумайте!».
Можно призвать детей: «Спешите делать добро!».
Но нельзя призвать: «Помолитесь, попоститесь!».

От учителя ожидается грандиозная выдержка, потому что дети гениальные провокаторы. Они задают непредсказуемые вопросы и потрясающе ставят в тупик.
Вот искушение номер один для педагога: вы рассказали о молитве, и ваша любимая Машенька тянет руку - «Марья Ивановна, у меня вчера котенок заболел, скажите, какому Боженьке помолиться?».
Сердце православной учительницы рвется к девочке с полным набором советов: «Машенька, умница, я тебе сейчас расскажу, что надо делать! Котенок пусть попоститься 10 дней! Вместо молока крещенскую водичку ему в блюдечко налей! Затем протри ему спинку песочком с могилки блаженной Матронушки! Потом возьми котенка на руки и 10 земных поклонов вместе с ним! Потом в храме поставь 3 свечки за 15 рублей у такой-то иконы и 2 свечки за 10 рублей у такой-то иконы!».
Ой, как хочется всю женскую рецептуру спасения ребенку рассказать! Но нельзя. На уроке можно сказать только одно: «Машенька, мы сейчас не об этом, останься после урока, и мы по-девичьи пошепчемся!».

Искушение номер два: вы рассказали молитву «Отче наш», и дети всем классом откликнулись на нее. Они же практики… «Марья Ивановна, Герде эта молитва помогла, а давайте, и мы следующий урок с молитвы начнем!».
Вот ужас для православного педагога: весь класс желает молиться, даже Ахмедик… А нельзя…
Да, дети с радостью посвятят минуту своей жизни новой для них молитве. Но Ахмедик потом папе расскажет (и правильно сделает). И совсем не очевидно, что папа Ахмедика будет в таком же восторге от вашего эксперимента.

Поэтому надо уметь наступать на горло собственной педагогической и миссионерской песне. А это не просто.

Речь учителя должна быть религиозно-инклюзивной, а не эксклюзивной. Речь педагога не должна исключать, отторгать от себя никакого ребенка.
Педагог может позволить себе объединяющее «мы» только в двух случаях. «Мы – люди» и «Мы – люди, граждане России».
Конфессиональные идентификации в речи педагога недопустимы. Рассказ не должен вестись от первого лица. Нельзя сказать «мы – православные», «мы – мусульмане», «мы – атеисты». Нельзя сказать «Господь заповедует нам», равно как и нельзя сказать «мы, передовые ученые планеты, убеждены в ложности религиозных догм».
Интонация педагога – интонация экскурсовода: «Православная Церковь полагает, что это место Евангелия имеет такой-то смысл…, такой-то обряд дорог православным потому…».

Религиозное образование ставит своей целью приведение детей к религиозной практике. Оно добивается согласия учеников с верой той религиозной группы, от имени которой ведется преподавание.
Культуролог же добивается не согласия и принятия, но информированности и понимания.
Законоучитель ссылается на библейские тексты как на тексты авторитетные, доказывающие правоту его веры. Культуролог ссылается на те же самые тексты Библии с иным акцентом: он тоже видит в них доказательство своей правоты, но правоты не религиозной, а исследовательской. Он их приводит в качестве подтверждения своего тезиса о том, что такое-то верование в данной общине реально существует. Для законоучителя Библия – исключительный авторитет. Для культуролога Библия авторитетна лишь в качестве свидетельства о верованиях тех групп людей, которые ее создали или чья жизнь создавалась с опорой на Библию. Если же он обратится к анализу индийских верований, то таким же и никак не меньшим авторитетом для культуролога станут тексты Упанишад.
Культуролог может исследовать образы поведения людей в советских магазинных очередях или культуру коммуналок, а может говорить о «культурных сценариях», связанных с религиозной жизнью данной группы людей.
Выбор тематического поля при сохранении научного метода не лишает исследование научного статуса. И культурологический рассказ о религии не становится религиозной проповедью.
Реальность, о которой говорит законоучитель и к которой он обращает – Бог. Реальность, о которой говорит культуролог – люди и созданные ими тексты.
Законоучитель говорит о Боге (и к Богу); культуролог – о людях, верящих в Бога.
Законоучитель призывает. Культуролог – объясняет. Это разные интеллектуальные процедуры: доказать и объяснить.
Доказать – значит передать мои глаза, понудить к согласию со мной. А объяснить – это тоже означает доказать, но гораздо более слабый тезис: объяснить – это значит доказать, что я (или тот, о ком я говорю) не идиот, что вот такая точка зрения по-своему оправданна, в ней есть своя логика, своя обоснованность. Ты можешь эту позицию не принимать, у тебя тоже есть свои аргументы, но и твой оппонент, твой собеседник тоже имеет честь принадлежать к роду сапиенсов … Да, мой мир другой, нежели ваш, но у него есть своя логика.
ОПК – рассказ об огромном мире православной культуры. Это разговор не о Боге, а о человеке. Рассказ об опыте прочтения Библии разными поколениями, о том, как эта книга меняла их жизнь. Рассказ о таком человеке, который верит в Бога. Знание психологии таких людей помогает нам понять ту культуру, которую они создали и в которой хотя бы отчасти мы живем до сих пор. В итоге – планета людей станет немного понятнее.
Об одном и том же можно говорить гомилетически (т.е. с интонацией и с целью проповеди) и культурологически.
Законоучитель диктует детям молитву Отче наш, поясняет ее смысл и просит детей выучить молитву и каждое утро начинать с нее.
Культуролог может напомнить детям «Снежную королеву» и обратить их внимание на то, что Герда победила армию холода именно с помощью молитвы «Отче наш». Затем он пишет эту молитву. Рассказывает о ее смысле (этот фрагмент может не отличаться от фрагмента урока Закона Божия)… И все. Никаких призывов. Вы теперь знаете, почему Герда молилась и почему она молилась именно так. А будете ли и вы в ситуации опасности вести себя как Герда – это уже ваше личное дело.
Различие двух предметов - в отсутствии императивности. Здесь не будет призывов: «Дети, помолились!», «Дети, начали поститься!». Не будет и обязательно-навязчивой доказательности.
Граница между религиозным образованием и культурологически-религиоведческим проходит вот где: если преподаватель считает, что ту информацию, которую он дал, дети должны принять личностно, перевести в свою жизнь, если на экзамене оценка будет зависеть от того, согласен ты с учителем или нет, как часто ты ходишь в храм, постишься и так далее – вот это будет религиозное образование.
Перейти от проповеди к культурологии просто. Это делается с помощью придаточных предложений. Например, в советские времена я спокойно сдавал «идеологические» экзамены: просто каждую фразу я начинал с вводного оборота – «С точки зрения марксизма…»; «Как писал Энгельс…»; «По выражению Ленина…». Затем следовало изложение фактов (текстологических фактов: ибо приводимые мною тексты и в самом деле обретались в наследии классиков марксизма). Никто из экзаменаторов не спросил меня: «А Вы лично с этим согласны?». В итоге, не будучи марксистом, я спокойно проходил экзаменационные барьеры.
Мне не хотелось бы, чтобы Церковь заняла в нашем обществе место, подобное тому, что КПСС занимала в СССР. Но опыт «дистанциированного» изложения историко-философского материала полезен не только тогда, когда ты желаешь скрыть свое отношение к цензорам. Еще он полезен тогда, когда ты желаешь защитить своих слушателей от своего собственного чрезмерного эмоционального давления на них.
Снятие восклицательных знаков и добавление вводных фраз («С точки зрения Православия...»; «По верованиям православных…», «Согласно евангельскому рассказу…») предоставит детям способность свободно работать с предлагаемыми текстами: не сгибаясь под ними, а наклоняясь над ними.
Не как посланец Фурсенко, а именно как миссионер я говорю: православные, дорогие, потише! Если мы хотим обращаться не только к воцерковленым детям, то мы должны найти совсем иную интонацию – не давящую на тех, кто не видит в нас своих пастырей.
Проект ОПК предполагает выход за рамки церковных семей и обращение к другим детям, не вполне нашим.
Для них «Закон Божий» вводить в школах нельзя. Дело не только в мигрантах, и не только в других народах, живущих в нашей Федерации. Сами русские семьи тоже весьма разно ориентированы. Самосознание людей сегодня уже не то, что в 19 или 16 веке. Люди уже не столь однозначно видят источник радости в ощущении своего единства «со всеми».
Надо обратиться ко всем, а «все» - они очень разные. И только один код сегодня является универсальным: научный. Гуманитарно-культурологический. В таких условиях с речью о православии к детям из неправославных семей можно обратиться только в интонации культурологической экскурсии.
Если мы хотим, чтобы как можно больше родителей выбрало ОПК в следующем году, мы должны на деле им показать, что это не попы идут в школу, а обычные учителя продолжат на этих уроках свою обычную работу... Культурология как метод ведения ОПК – не маскировка, не лукавство. Уроки и в самом деле должны быть культурологическими.

Отсюда моя нижайшая просьба к преподавателям ОПК: поймите, какая ответственность лежит на вас! Вы рискуете судьбой русского народа. Если Вы увлечетесь прямой проповедью и назиданием - это может обернуться тотальным провалом. Представьте, откликнулась одна учительница на просьбы детей и стала в своем классе на уроках ОПК рассказывать о том, как надо молиться нашему Спасителю. Ребенок же из неправославной семьи рассказал об этом родителям: «сегодня в школе было так интересно! Я научился правильно пальчики складывать для крестного знамения!». Родители в ужасе, пишут жалобу Фурсенко и в ООН. И в итоге запрещают уроки ОПК вообще по всей стране. Так тактический выигрыш может обернуться стратегическим поражением.

Смогут ли церковные педагоги пойти путем такой аскетики? От их усилий зависит много больше, чем от проповедей приходских батюшек.


***
Впрочем мои советы могли и не дойти до этой рязанской школы и ее "духовника".

Ведь эта моя книга для учителей была написана еще 4 года назад. Получила гриф митрополита Меркурия и даже его предисловие. Но так и осталась в архиве Издательского совета Патриархии. Ибо я не поддержал официальную волну ненависти к пуськам - и стал числиться диссидентом.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив