У НОГ ПОРУГАННОЙ ФЕМИДЫ. Хроника суда...

ivan_mironov — 06.08.2010 Теги: Чубайс Квачков Яшин Миронов Вербицкий Моргун Прения сторон – событие в судебных слушаниях ключевое. Открывает их государственный обвинитель речью, в которой сухие формулировки статей Уголовного кодекса обрастают плотью и наливаются кровью представленных в суде фактов. Прокурор Каверин давно ждал этого часа – звездного часа государственного обвинителя в громком уголовном процессе, за которым пристально следит общество. О таком счастливом билетике судьбы мечтает всякий прокурор, понимая, что этот мощный трамплин - старт к высотам карьеры. Но этот трамплин не отличим ничем от любого другого, и для стремящегося взлететь с него как можно дальше, таит опасность неожиданных кульбитов и кувырков.

Задача перед прокурором стояла «троякая» – одним угодить, других посадить, и, разумеется, себе не навредить, вызвав недовольство зорко наблюдающих за процессом заказчиков. Посмотрим, как удалось государственному обвинителю Каверину решить триединую задачу.
Каверин начал речь оригинально, с рассказа о … себе, этакий прокурорский ремейк «Иронии судьбы или с лёгким паром»: «Каждый год 23 февраля мы с друзьями ходим в лес на шашлыки. Компания у нас достаточно сплоченная, мы много лет знаем друг друга. Тон задает наш бывший командир Сан Саныч. Он нас всех объединяет. Вот и в этот раз он предложил собраться не в душном помещении, а на природе. Накануне он собрал нас и поставил задачу: мне досталась самая почетная миссия – купить и замариновать мясо. Это потому что у меня есть свои секреты его приготовления. Нашлась работа и для самого молодого из нас – Илюши. Мы его зовем – наш Кот Баюн, без его шуток-прибауток компания никогда не обходится. Его задачей было – найти в лесу поляну. Илья раздобыл лопату, вооружился фонариком, и с этой амуницией отправился в лес. Праздник удался, все были довольны, и мясо ели все. И те, кто организовал пикник, и те, кто жарил мясо, и те, кто ничего не делал, а только сдал деньги. Правда, нашему командиру мясо досталось недостаточно прожаренным. Он назвал его имитацией, и предложил сделать это еще раз»…
Прокурор, выдержав эффектную паузу, обвел глазами внимавший ему зал: «Я рассказал вам, что такое организованная группа, потому что нашим подсудимым предъявлено обвинение именно в составе организованной группы. Это обвинение в убийстве общеопасным способом, покушении на жизнь государственного и общественного деятеля, в изготовлении, приобретении, хранении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ, изготовлении взрывного устройства, повреждении чужого имущества».
Зал сосредоточенно переваривал прокурорскую притчу про 23 февраля, не очень понимая, что она означает: может быть, что всякая компания, отправляющаяся на шашлыки, сразу подпадает под ОПГ, а может, это просто такая аллегория, и поедание мяса группой друзей намекает на людоедские склонности подсудимых, намеревавшихся сожрать Чубайса, вытащив его из подбитого броневика?..
Довольный произведенным эффектом, прокурор вплотную подошел к делу: «Уважаемые присяжные заседатели! Вам представлены все доказательства, которые имеются в деле. Ваша задача – эти доказательства проанализировать. Я же постараюсь помочь вам в этом анализе. Главным здесь является вопрос события преступления, то есть факт совершения деяния. Вы должны ответить на вопросы: был или не был подрыв на Митькинском шоссе?; было или нет приобретено оружие, два взрывателя УДЗ и электродетонатор?; были ли приобретены взрывчатые вещества и изготовлено взрывное устройство?; были ли произведены выстрелы?; были ли машины БМВ и Мицубиси в результате подрыва и обстрела повреждены? Все это очевидно».
Сделав особый нажим на том, что положительные ответы на данные вопросы должны быть «очевидны» присяжным, прокурор вдруг повел себя совершенно не по-прокурорски? вместо перечисления сухих доказанных фактов он, размахивая руками и крутя головой, начал бередить воображение присутствующих: «Представим картину на Митькинском шоссе. Вот оно – ровное, как стрела, никаких поворотов, никаких препятствий, никаких затруднений движения. Вон там, - прокурор махнул рукой в сторону судейского кресла, - Минское шоссе. Вон там, - он ткнул пальцем в замерший зрительный зал, - поселок Жаворонки. Над вами, уважаемые присяжные, - прокурор провел рукой над головами членов коллегии, - линия электропередач. Представьте себе все это мысленно!».
Мы все во главе с судьей вслед за прокурором унеслись мыслями на Митькинское шоссе, где каждый тут же нацелился на пахнущий снегом дышащий блаженной прохладой мартовский лес, но прокурор не дал нам впустую прохлаждаться по лесу, а приковал внимание к конкретным фактам: «Какие доказательства подтверждают факт преступления? Что мы увидели на Митькинском шоссе? Это воронка. По протоколу установили ее размеры: глубина 60 сантиметров. Много это или мало, - значения не имеет, воронка подтверждает сам факт взрыва. На дороге были разбросаны детали автомашин, гвозди, болты, гайки. Не все они были вам представлены, взрыв разбросал их слишком далеко. Вы знаете, эти предметы не оставляют равнодушным, каждая эта железяка могла принести смерть. Магазин, который был оставлен на месте преступления, он был заряжен бронебойно-зажигательными пулями, - предполагалось вести огонь по бронированной автомашине. Некоторые свидетели выражали недоумение: почему был оставлен магазин с патронами. Но там были оставлены и другие вещи: коврики, аккумулятор, провод. По всей видимости, когда подсудимые покидали место преступления, а я напомню, что процесс пошел не по запланированному сценарию, - то подсудимые понимали, что их обязательно вычислят и задержат. Поэтому они забрали с собой самое главное – автоматы».
Прокурор перевел дух, на миг возвратившись в судебный зал, обвел мечтательным взором коллегию, и снова отправился путешествовать во времени, увлекая за собой всех присутствующих: «Мы с вами прослушали показания потерпевших. Из их показаний следует, что 17 марта 2005 года примерно в 9 часов 16 минут произошел взрыв, и все они этот взрыв оценивают одинаково. Здесь можно долго рассказывать о том, почему потерпевший Хлебников не посмотрел двигатель, почему Моргунов не применил пистолет, почему Клочков полез в машину через заднюю дверь... Можно долго рассказывать о том, почему Дорожкин приехал в РАО «ЕЭС» на БМВ на 25-30 минут позже, чем Тупицын. Но вы поймите, что подрыв и обстрел серьезно сказались на психике потерпевших, они вели себя неадекватно в результате потрясения».
Признаться, лица потерпевших не отразили воодушевления в связи с таким заявлением прокурора, как-то сразу скисли и осунулись. Кажется, им даже расхотелось шататься мысленно с прокурором по Митькинскому шоссе. Но остальные послушно следовали за зигзагами прокурорского воображения.
А Каверин, поймав творческий кураж, фонтанировал образами: «Теперь о показаниях свидетелей. У некоторых из них сложилось мнение, что все это было ненатурально. И взрыв – не взрыв, и обстрел – не обстрел. Но вспомните, Вербицкий остановился, а потом, когда услышал выстрелы, на всякий случай отъехал подальше. Вспомните показания свидетельницы Гуриной (на самом деле это была свидетельница Филиппова – Л.К.), которая находилась в поликлинике и услышала взрыв. Вспомните показания экспертов: почти все повреждения были локализованы на передних лобовых стеклах машин, из них были извлечены части поражающих элементов и части пуль. Сопоставьте эти данные, и вам станет понятно, что автомашины были повреждены теми средствами, которыми располагали нападавшие».
Чтобы не рассеивать всеобщее внимание, прокурор ринулся в острую полемику с защитой: «Подсудимые говорят, что это была имитация покушения. Попробую это оспорить. Есть понятие - имитатор ядерного взрыва. Это облако в виде ядерного гриба без поражающих факторов – ударной волны, излучения и прочего. А что в нашем случае? Имела ли место ударная волна? Вспомните, что Чубайс, Дорожкин, Крыченко говорят, как многотонную их машину приподняло и бросило к центру дороги. Вспомните показания брата Вербицкого: машину раздуло, крыша встала домиком. Таким образом, подрыв был реальным, в действительности было приведено реальное взрывное устройство».
Изумленные слушатели, унесенные ветром воображения на Митькинское шоссе, не сразу поняли, что параллель с ядерным взрывом у прокурора была от переизбытка творческой фантазии, а то ведь вещдоки с места происшествия ох как близко лежали, и риск получить на суде критические рентгены некоторым показалась реальной.
А прокурор продолжал наращивать градус страха, наводя ужас на слушателей: «Эксперт Сапожников оценил мощность взрывного устройства от 3,4 до 11,5 кг тротила. Это достаточно большой по мощности взрыв. Люди, которые могли располагаться на расстоянии 20 метров, могли получить баротравмы, не совместимые с жизнью. А почему потерпевшие не получили таких повреждений? Они находились защищенными корпусами автомобилей».
Застращённые прокурором слушатели не сразу и сообразили, что помимо потерпевших, счастливо укрывшихся за корпусами автомобилей, в лесу у шоссе находились некие нападавшие, у которых ведь никакой защиты – масхалаты одни. Почему же они не катались по лесу, стиснув кровоточащие уши? Ни одного трупа в лесу, ни одного кровавого следа. Но подумать об этом никто не успел, ибо речь прокурора стремниной несла всех дальше: «Еще один довод подсудимых в пользу имитации, что взрывное устройство располагалось ниже полотна дороги. Это блеф. Никакой траншеи, никакого рва у дороги нет. Высота снежного бруствера на обочине достигала 70 сантиметров и, по заключению экспертов, взрывное устройство не контактировало с почвой, оно было установлено в снегу».
Зрители, помаленьку возвращаясь с воображаемого Митькинского шоссе в зал суда, вспоминали обратное на представленных суду фотографиях, что полотно дороги было от места взрыва на возвышении, однако прокурор не давал никому сосредоточиться на этих мыслях, он спешил с изложением доказательств: «Но даже если предположить, что все происшедшее было имитацией, есть ряд вопросов, которые вызывают сомнения в этом. Первое. Для чего было комплектовать взрывное устройство поражающими элементами? Тогда было бы исключено поражение автомашин осколочными элементами. Второе. Для чего было придавать направленность взрыву в сторону шоссе? Сзади взрывного устройства было три сосны, они же не были повреждены. Третье. Если это была имитация, с какой целью на месте происшествия присутствовали автоматы? Ну, взорви! Громко хлопнуло и все! Для чего нападавшие были вооружены боевыми патронами? Ну и стреляли бы холостыми. Звук тот же. Четвертое. Если все это придумал и осуществил Чубайс и его служба безопасности, то возникает вопрос: а не самоубийцы ли они? Вспомните, кто проходил военную службу, вас всех учили: не направляйте оружие в сторону человека, может выстрелить! Наконец, сторона защиты заронила сомнения, что автомобиль БМВ был обстрелян не на Митькинском шоссе. Ну, давайте предположим, что этот обстрел был в гараже. Тогда и подрыв был тоже в гараже. А этого быть не может!».
Победным взором обведя присяжных заседателей, прокурор, убежденный в неоспоримой логике этих доводов, чуть полюбовавшись собой, но ровно настолько, чтоб не возгордиться раньше времени, перешел к следующему этапу многоцелевой речи. Заранее предвкушая восторг зрителей от своей придумки, он начал издалека: «Мицубиси и БМВ были обстреляны идентичным образом. Согласно заключению экспертов стрельба велась с расстояния в десять метров под углом 60-100 градусов. Заключение экспертов говорит, что автомобиль был обстрелян в движении. Чтобы полнее представить эту картину, у меня есть необходимое…».
Прокурор торжественно выставил на парапет, отделяющий присяжных заседателей от остальных участников процесса, несколько разноцветных новеньких автомобильчиков, видимо, специально приобретенных по такому случаю, приговаривая: «Вот это Вербицкий, это Мицубиси, а это Чубайс. Вот в этом месте находится засада, - тыкает прокурор пальцем в парапет, - вот он угол в 60 градусов, обстрел прекращается, когда угол достигает 100 градусов».
Полюбовавшись живописной картинкой на парапете, любоваться было чем, прокурор, оценив, по-видимому, что для полноты сцены хорошо бы ещё бабахнуть, однако жалеть о том долго не стал и двинулся к следующему доказательству: «Еще один довод защиты: отсутствие видимых повреждений на автомобиле Вербицкого. Довод весьма спорный. Целью атаки подсудимых была не «девятка» Вербицкого, а автомобили Чубайса и ЧОПа. «Девятка» Вербицкого – это брак в работе подсудимых».
Никто так и не понял: прокурор укорил подсудимых за брак в работе или порадовался ему, да всем было не до размышлений, ведь у обвинителя, по его же словам, уже «напрашивался вывод»: «17 марта 2005 года на Митькинском шоссе произошел реальный взрыв, реальное покушение. Вот пока слушалось это дело, произошел подрыв «Невского экспресса» с человеческими жертвами. И двумя годами раньше тоже был подрыв «Невского экспресса», тоже никто не пострадал. Так что это тогда было – имитация или теракт?».
Завершив анализ подрыва «Невского экспресса» риторическим вопросом, неизвестно к чему и зачем пришпиленным к покушению на Чубайса, прокурор приступил к самой важной части своей речи – доказыванию виновности подсудимых: «Уважаемые присяжные заседатели! Вы должны будете ответить на вопрос о причастности подсудимых Квачкова, Яшина, Найденова, Миронова к этому преступлению. Каждое преступление имеет ряд стадий – подготовка, совершение преступления, сокрытие деяния. Зачастую вопрос о вине лица можно решить, даже не будучи очевидцем преступления. Достаточно проанализировать представленные факты. Поскольку признательных показаний у нас нет, очевидцев, что Квачков, Яшин, Найденов, Миронов совершили преступление, тоже нет, давайте анализировать другие факты».
Показаний нет, очевидцев нет, про оружие тоже никто не помнит, чтоб оно было… «А что есть-то?» – теребил головы слушателей навязчивый вопрос.
Прокурор представил все, что есть: «Никто из подсудимых не отрицает того факта, что между ними были прочные связи. Кажется, что в том плохого. Но дело в том, что все эти люди имели единую платформу, и эта платформа имеется в книге Б. С. Миронова «Приговор убивающим Россию», которую нашли и в машине Квачкова и в квартире его сына. Конечно, лозунг «Бей жидов – спасай Россию!»…
Подсудимый Иван Миронов пытается протестовать: «Ваша честь, лозунг «Бей жидов – спасай Россию!» ни в книге Б. С. Миронова «Приговор убивающим Россию», ни в уголовном деле не содержится, пусть прокурор не искажает материалы дела».
Судья лениво и бездумно отмахивается от подсудимого: «Суд не находит оснований к прерыванию прокурора. Он не ссылался на конкретные факты. Он высказывает свое мнение».
«А, так это был собственный призыв прокурора, его мнение», - удовлетворяется Миронов.
Прокурор вовсе не желает, чтобы ему вменяли подобные призывы: «Лозунг, который я привел, действительно не относится к книге Б. С. Миронова. Я просто привел его как исторический факт».
Он заглядывает в бумаги, расставаясь с целым абзацем, посвященным «жидам» и России, и продолжает прерванную речь: «Так вот цель этой группы – ликвидация Чубайса, об этом свидетельствует прекращение общения между подсудимыми посредством их сим-карт сразу после 17 марта. Кстати, и в Жаворонках подсудимые прекратили появляться, и на даче Квачкова тоже с тех пор не были».
Прокурор не скрывает гордости от своей блестящей дедукции вкупе с индукцией, он просто лучится от бесспорной логики своих умозаключений, хотя, кажется, он единственный в зале, кто не понимает, с кем и как поддерживать общение, если один арестован, другой пропал, и как можно посещать дачу Квачкова, если ее хозяин арестован по обвинению в покушении на Чубайса, и что им делать на рынке в Жаворонках, где продукты и лопаты покупались именно для дачных нужд…
Прокурор продолжает выкладывать доказательства, как каменщик кирпичную кладку: «Чем еще подтверждается факт подготовки подсудимыми самого преступления? Фактом фиксации их телефонных переговоров из Жаворонков. Кроме того, то, что подсудимые вели наблюдение за машиной Чубайса, подтверждается записями, обнаруженными на квартире Александра Квачкова. Наблюдение вели 2 декабря 2004 года, 17 января 2005 года. Тут возник вопрос, почему другие машины попали в этот список? Потому что подсудимые не знали, на чем передвигался Чубайс».
Но в зале прекрасно помнят, какие именно другие машины значились в том многочисленном списке: старые «Жигули», ветхая Ауди, изрядно потрепанный красный БМВ… Предположить, что на этих машинах «передвигается Чубайс», мог только прокурор с его богатым воображением.
«Еще одним доказательством подготовки подсудимых к преступлению, - клал прокурор кирпич на кирпич, - являются показания Моргунова, Клочкова, Хлебникова о том, что они 10 марта видели в Жаворонках группу молодых людей, среди которых был один мужчина около пятидесяти лет, который что-то энергично говорил остальным. По показаниям потерпевшего Клочкова, этот мужчина сильно напоминал подсудимого Квачкова, правда, Клочков его не опознал. Но Квачков и сам не отрицает того, что находился в Жаворонках. Наравне с Квачковым там находились Миронов, Яшин и Александр Квачков. Это означает, что подсудимые выехали на рекогносцировку. Подсудимые пытались объяснить, что они покупали мясо, лопаты. В конце весны – лопаты! Спрашивается – зачем? Снег вокруг лежек был отброшен. Вручную или с помощью лопат? А когда закладывали взрывное устройство, вручную снег разгребали или с помощью лопат?».
Риторические вопросы, сыпавшие из Каверина, должны были наводить на мысль, что лопаты подсудимым нужны были лишь для одного – закапывать взрывное устройство и расчищать себе лежки для комфортного пребывания в утреннем мартовском лесу. Кто-то в зале не выдержал и прыснул, представив спецназовцев, машущих в ночи дворницкими лопатами на обочине Митькинского шоссе, разгребающих снег для установки бомбы.
А прокурор продолжал строительство вавилонской башни доказательств: «Примечательно и обнаружение в машине трех кассовых чеков с бензоколонки. На одном из них схема. В ней очень легко угадывается место пересечения Минского и Митькинского шоссе и кружок – место подрыва. И слова на чеке – «5 чел» - это пять человек. Ковриков было шесть, один на месте преступления свернут в рулон, то есть один человек не пришел, - вот и « 5 чел».
Башня у прокурора получалась стоящей на голове: кассовый чек с планом битвы, оказывается, был начертан после военной компании. Ибо лежаков было шесть, один человек не пришел, и, проводя разбор полетов, кто-то из злоумышленников изобразил все, что было, в виде отчета следственным органам.
Прокурор снова потянул слушателей за собой на Митькинское шоссе: «А теперь давайте попробуем восстановить обстановку утром 17 марта 2005 года. Потерпевшие Клочков и Моргунов сказали, что когда они вышли из Мицубиси к месту подрыва, то заметили двух человек, одетых в камуфляжную форму черного-серого-белого цвета, ну, милицейский окрас. Один из них присел на одну ногу и произвел несколько выстрелов. Что в это время происходит на Минском шоссе? Там стоит автомобиль СААБ, в нем находится Квачков. Когда к нему подбежали эти двое и сообщили, что не получилось, что в это время видит Квачков? Милицейский автомобиль с мигалкой, это едет майор Иванов. Квачков, естественно, понимает, что этот автомобиль едет за ним. Этим объясняется его нервозность, с какой он трогается с места. А пассажиры в это время запрыгивают в автомобиль. Эти показания согласуются с временем прохождения автомашины СААБ по системе «Поток». Таким образом, делаю вывод: лица, которых Квачков поджидал в своей автомашине, были Саша Квачков, а другой был Найденов, поскольку в автомашине СААБ была найдена кепка с волосами Найденова».
Зал замер. Стало не до смеха. Подсудимого Найденова только что обвинили в покушении на Чубайса только за то, что в машине Квачкова была обнаружена «кепка с волосами Найденова». Но ведь всё не так! Все хорошо запомнили вывод той экспертизы, что эти волосы «могли происходить от Найденова». И за это «могли» человеку корячится пожизненное?!
А прокурор, как вольный каменщик, строил то, что ему в голову взбредёт, для него ни ГОСТов, ни ОСТов, ни Законов: «Что подсудимые противопоставили доказательствам обвинения? Они пытались опорочить доказательства, что незаконно. Они пытались посеять ненависть к потерпевшим. Подсудимые Яшин, Найденов и Миронов заявили о своем алиби».
Алиби подсудимых возмутило прокурора Каверина до глубины души. Ну, что это, в самом деле. Все так красиво выстроено, а тут являются какие-то люди, и говорят, что видели подсудимых совсем не на Митькинском шоссе, где их никто не видел, а в это же время, но в другом месте. Возмущение настолько переполнило душу прокурора, что не выдержала прокурорская душа переполнивших её сомнений в правдивости свидетелей защиты, и уж чтоб всех разом, всех заодно и сразу, успел лишь сказать прокурор: «И вообще, когда я прослушал показания свидетелей защиты…». И тут душа прокурора прорвалась наружу, заполонив судебным зал хоть и жидковатым тенорком и пусть не вполне мелодичными звуками, но таким щемящим сердце искренним куплетом: «Я сегодня до зари встану, по широкому пройду полю…». И без того обомлевшие и обалдевшие от жары судья и потерпевшие, да и весь зрительный зал сочли всё это за температурный мираж, и только защита разразилась дружными аплодисментами. Прокурор, напрягая без того уже натужные до предела связки, перекрыл овации и допел то, ради чего затеял весь концерт, дабы силой искусства опорочить всех свидетелей сразу: «Все, что было не со мной, помню».
«Когда свидетелей спросили, - продолжал на воздухах прокурор, - как вы запомнили 17 марта, они в ответ: в этот день было покушение на Чубайса! Уважаемые присяжные заседатели, вот если вас спросить, что вы делали 17 марта 2005 года, вспомните – пять баллов! Ну, как это можно вспомнить?! А тут свидетели приходят и говорят: прекрасно помню, это же Чубайс!».
Тут прокурор подошел к распределению ролей между подсудимыми, о чем прежде за все десять месяцев суда никто никогда не говорил: «Уважаемые присяжные заседатели! Я не принимал участия в расследовании данного дела, но я убежден, и это мое мнение как юриста, что преступление совершили именно эти подсудимые. При описании преступления конкретно не указано, кто какую роль выполнял при его совершении. Это, в общем-то, при организованной группе особого значения не имеет – юридического значения. Хотя из материалов дела понятно, в чем виноват Квачков – в том, что подготовил это преступление. Кнопку привода в действие взрывного устройства нажимал Найдёнов, автоматами были вооружены те два человека, которые имеют опыт огневой подготовки – это Яшин и Саша Квачков, правда, Саша Квачков – стрелок никудышный, Саша Квачков все зачёты по огневой подготовке сдавал всегда за деньги, потому и не попал. Я уверен, что 17 марта и для Миронова нашлась работа. В том, что он закладывал взрывное устройство, у меня лично сомнений нет, поскольку его телефон единственный из всех работал на месте подрыва именно в нижней части Митькинского шоссе и зафиксирован базовыми станциями. Но и 17 марта для него работа нашлась. Пара рук, тем более не самых нежных, достаточно крепких рук – она пригодилась. Припомните, сколько имущества пришлось перенести подсудимым на место подрыва: это оружие, два автомата, это коврики, это аккумулятор, взрывное устройство, ну и так далее. Понятно, всё это надо перенести и лишняя пара рук, повторяю, не помешает».
Прокурор прекратил постройку пирамиды или расстрельной стенки, трудно сейчас сказать, что он планировал построить. Слово перешло к его младшей коллеге – прокурору Колосковой.
Девушка вышла к трибуне, включила микрофон, разложила бумаги, ибо ее задача была из труднейших – свое обвинение Колоскова формулировала на основании пресловутой детализации телефонных звонков, и без точных данных тут не обойтись. Юная обвинительница начала с философского: «Коллеги! Время не стоит на месте, и технический прогресс тоже движется вперед. Сотовая связь сегодня позволяет установить то, о чем молчат подсудимые. Цифры – вещь упрямая, и детализация цифр говорит нам о следующем. Вот Квачков говорит, что его дача была необжитой, но и в октябре, и в ноябре его телефон фиксируется в Петелино рядом с дачей. Вот Квачков говорит, что приехал на дачу 12 февраля. Тогда возникает вопрос: что делал Яшин в Петелино 11 февраля? Квачков на этот вопрос ответить либо не может, либо не хочет. Пусть выбирает, что для него хуже. Вообще о телефонных переговорах Яшина и Квачкова можно сказать стихами «Он с именем этим ложится, он с именем этим встает». Удивительно, что эти люди могут обсуждать в течение одной или полутора минут? И становится очевидным, что их связывают не только родственные отношения!».
Юная прокурица порылась в бумажках: «Вспомните, Квачкову был задан вопрос об улице Василия Петушкова и Походном проезде. Эта улица очень далеко от Митино и Теплого Стана, где жила его жена. Из детализации следует, что Яшин начинал и заканчивал свои дни в зоне базовой станции на улице Василия Петушкова. Какое это имеет значение? А вот какое: Яшин с женой около восьми месяцев вместе не жили! Это подтверждает детализация телефонных переговоров».
Интересные выводы получались у прокурорской поросли, дальновидные. Ведь это надо ж умудриться установить, что Яшин с женой не жил восемь месяцев. Теперь и к гадалке ходить не надо, прокуроры нам всю нашу жизнь, как есть обскажут – по телефонной детализации!
А Колоскова успешно продвигалась в своих догадках и предположениях все дальше в лес, ближе к Чубайсу, к Жаворонкам, к Митькинскому шоссе: «Что касается телефонных переговоров Миронова, то память подсудимого-историка обладает избирательностью. Он категорически не помнит содержание своих разговоров с Яшиным и Александром Квачковым. Миронов утверждает, что с Александром вел разговоры за жизнь, только из детализации их звонков, которые очень коротки, ясно, что они решали конкретные вопросы и за машиной Чубайса они следили. Например, Александр Квачков 24 февраля находился более часа на проспекте Вернадского и созванивался со своим отцом! А где находится подсудимый Миронов 3 марта? Подсудимый Миронов в 9 часов находится на проспекте Вернадского. И случайно ли Яшин в этот день созванивался с Мироновым? Исходя из детализации, возникает вопрос: а что делал Миронов до обеда в Жаворонках 6 марта? Несмотря на то, что гастарбайтеры сидели и ждали отправки на работу, Миронов решил 10 марта договориться с ними о поклейке обоев. Спрашивается, а почему Миронов не договорился о поклейке обоев 6 марта? И зачем 10 марта в Жаворонки приехал Яшин, если Миронов там уже был, он сам мог отвезти гастарбайтеров на дачу чистить снег. Зачем все это подсудимым? Затем, чтобы найти хоть какое-то объяснение своим звонкам…».
Милейшая девушка, поблескивая стеклышками, до боли напоминавшими бериевские очёчки, ловко, как карты пасьянса, раскладывала детализацию телефонных звонков подсудимых, за них решая, что они делали в то или иное время в тех или иных местах, о чем разговаривали друг с другом, какие «решали вопросы». Казалось, что она вездесущей тенью проскользила за ними во все закоулки их жизни, и теперь выворачивала жизнь подсудимых наизнанку, комментируя в пользу покушения на Чубайса любое передвижение, зафиксированное телефонными базовыми станциями.
Тягостное впечатление от мрачных фантазий обвинительницы обволакивало судебный зал удушливым покрывалом. Хотелось выбраться из этого затхлого воздуха, немедленно отключить и выбросить собственный телефон, который, оказывается способен порождать столь ужасные фантасмагории, чреватые пожизненными сроками.
О, эти речи обвинителей! Сколько в них пафоса, обличения и грозы. И как ничтожны доказательства виновности подсудимых. Но, несмотря ни на что, обвинительница Колоскова воззвала, завершая свои премудрые гадания, к присяжным заседателям: «Я с уважением отнесусь к любому решению, которое вы примете. Но это может быть только решение о виновности. Я прошу вас ответить ДА о виновности подсудимых». И прокурор Каверин, вернувшись после Колосковой к микрофону, подводя итог своим логическим постройкам, обличительно и торжественно возгласил: «Уважаемые присяжные заседатели! Наступило время, когда вам предстоит свою позицию высказать, и от вас зависит, получит ли наказание зло. Вы здесь решаете не только судьбу подсудимых, но и судьбу потерпевших. Они перенесли моральные страдания. Подумайте, что может быть страшнее для потерпевших, чем ненаказанное зло! Прошу вас вынести обвинительный вердикт!».
Опустим над этим тяжелым зрелищем занавес, ибо наблюдать прокурорское бесчестие нет ни сил, ни даже гнева. Остается лишь жалеть поруганную Фемиду.

Следующее заседание в пятницу, 6 августа, в 10 часов.
Продолжатся прения.
Проезд до суда: от станции метро «Мякинино» 15 минут пешком до Московского областного суда. Паспорт обязателен, зал 308.

Любовь Краснокутская.
(Информагентство СЛАВИА)

Сохранено