Трясясь в прокуренном вагоне

На странице Н. прочла перепост заметки Аси D. в «защиту» фильма
«Ирония судьбы, или С лёгким паром!» О бережном чуде по отношению к
человеку того времени, окрылении и тайном языке тепла и
свободы.
А потом вслед за Асей пересмотрела фильм от и до. И, если заметка
Аси меня тронула, то фильм — уже совсем нет. За годы, что я его не
пересматривала, «Ирония судьбы» окуклилась для меня в антикварный
ёлочный шарик из чужой коллекции, стала мумифицированной эманацией,
высохшим осиным гнездом на чердаке.
При том, что фильм офигенный, как говорит Ася, и я с ней согласна,
на меня уже не подуло оттуда ни теплом, ни свободой, а
смысловые интонации перестали вызывать даже ностальгический отклик.
Удивило же, довольно запоздало, другое, и это касается личной
истории моей семьи.
Фильм впервые был показан по ЦТ 1 января 1976 года.
Мы с родителями жили тогда на Ленинском проспекте недалеко от
Калужской заставы, и не было для меня места роднее (да и сейчас
нет) нашего кирпичного, цвета бисквита, дома, с аркой и ветродуем в
ней, и с лохматым ленивым солнцем, которое заваливалось к нам на
кухню к позднему воскресному завтраку; а рядом, в овраге, стояла
четырёхэтажная, с профилями писателей на фасаде, английская школа
(знаний по английскому языку, полученных там за одну учебную
четверть, мне потом хватило на несколько лет «обучения» в школе
обычной), и длинная узкая дорожка тянулась к дубу, тотемному дереву
моего детства, от которого я через много лет, когда мне было
особенно лихо, отковыряла кусок коры, и держалась за эту кору, как
за обломок счастья, да много чего там было, а вот чего, казалось,
не было — так это конца и края той прекрасной жизни.
Кто мог думать, глядя, как таривердиевский снег метёт по панелькам
в лирических кадрах «Иронии судьбы», что в одну из них мы
неожиданно скоро переедем, по иронии ли, по несчастью или к
счастью, но окажемся на малообитаемом пустыре в новом доме напротив
леса. И что в первый день года нам показывают наше ближайшее
будущее.
Видимо, пастухи тогда уже разожгли костры, но увидели мы этот
предупредительный свет только спустя годы, задним числом, задним
умом.
В те же новогодние дни мы получили поздравительную открытку от
маминых родителей, написанную готическим дедушкиным почерком.
Открытка была двойная, та, что не мызгается картинкой по сумкам
почтальонов, а вкладывается в конверт. Плотная, словно не бумажная,
а из отполированного мрамора, нарядная и величественная. На
открытке был изображён Царь-колокол под снегом, с выпуклыми
тиснёными отблесками золотистых снежинок.
Это открытка от дедушки оказалась последней: уже в конце января его
жизнь откололась тяжёлым куском, а наша жизнь треснула, как
тот колокол, и пришла пора собирать её заново, затевая квартирные
обмены, в попытках построить счастье на собственном несчастье, и
ведь удалось.
|
</> |