Ты была далеко
vladimir101 — 25.08.2012

Из серии "Светлые аллеи"
Как-то странно мы расстались.
Вроде вчера болтали о пустяках, обсуждали пятно на моей водолазке, сетовали на исчезновение хорошего грузинского вина, смеялись, что все, повешенное мною на спинку стула в гостях или в ресторане, остается висеть на этой спинке... милая болтовня с нашими словечками и фразами, непонятными окружающим.
Как будто ничто не предвещало разлуку, казалось, что проблема пятна на водолазке важнее билета на самолет, который скоро разнесет нас по разные стороны земли, и надо будет вечерами ждать, когда ты проснешься, чтобы позвонить и спросить: «Как дела?»
Трудно придумать более дурацкий вопрос для человека, который еще толком не открыл глаза после сладкого утреннего сна.
Но это казалось тогда далеким, почти нереальным. Даже в аэропорту, куда ты приехала со мной, не боясь чужих глаз и разговоров, мы стояли и обсуждали какую-то кастрюлю с миской, ломали голову, кому лучше передать ключи от моей квартиры, не могли решить, что делать с молоком и сосисками в холодильнике и что написать в письме важному, как мы тогда думали, человеку.
А через пару дней я подошел к темному окну, за которым моросил бесконечный осенний дождь, посмотрел на черные ветки акации, на желтый свет незнакомых уличных фонарей и понял, что я один. И все проблемы с молоком, сосисками, ключами, водолазкой, письмом, пиджаком на спинке стула - это уже неважно, это ушло в прошлое. И ты тоже ушла в прошлое. Я с ужасом почувствовал, что не могу вспомнить твое лицо. Всплывали изображения на фотографиях, а ты, живая, куда-то ускользала. Я лихорадочно представлял тебя на улице, в парке, на мосту, за столиком в ресторане, но вместо тебя перед глазами появлялись куски бумаги с навечно застывшими изображениями.
В тот вечер я пошел в бар и напился. Я не хотел пить, я хотел побыть с людьми. Мы там были с Сашкой, с которым я познакомился утром на работе. Он понял мою грусть и сказал, что мне могут помочь только три литра пива. Ровно три - ни больше ни меньше! После трех литров мне стало с ним неинтересно, и я начал объяснять соседке по стойке про свою память, которая помнит фотографии, а не живых людей. Соседка оказалась немкой из Кельна, она ничего не поняла, но сказала, что я ей нравлюсь и она сожалеет, что к ней скоро приедет муж, чтобы забрать ее домой.
А утром я начал новую жизнь. Жизнь без тебя. Я понял, что мне неинтересны рассказы знакомых, как они ехали на работу, и что они купили в супермаркете. Мне стали неинтересны прочитанные ими книги и сериалы, которые они вчера смотрели по телевизору. Рассказывать все эти глупости разрешалось только тебе. Я сам больше молчал - мне было жалко занимать время друзей. Я даже тебе ничего не рассказывал, я любил просто смотреть на тебя и вдыхать твои запахи. От тебя всегда пахло парным молоком и какой-то горькой травой. Эти запахи я помнил, они сводили меня с ума, я был готов слушать любую чушь, лишь бы продлить ощущение близости.
Твои запахи были потеряны. Появилось много новых: утренние омлеты, жареный бекон и кофе в ресторанчиках, сладковатый выхлоп автомобилей, запах свежей одежды, чистого тела, вечернего тумана и жареного со специями мяса, запах вымытого линолеума в лаборатории...
На улице ходили люди и проносили мимо меня свои запахи: мокрая кожаная куртка, яблочный шампунь, тяжелые цветочные духи, коробка из магазина электроники. Но ни от кого не пахло парным молоком и горькой травой. Эти запахи остались за океаном.
Еще мне надо было привыкать жить без теплоты твоих ладоней, без гладкости твоей кожи, без шуршания твоих волос, которые я обожал растирать между пальцами, без влажности твоих губ, без ресниц, которыми ты любила щекотать мои щеки.
У меня пропал целый мир, который носил твое имя. Из этого мира приходили письма, которые я учил наизусть, пытаясь найти что-то между строчек. Я там ничего не находил, но много придумывал. В этот мир можно было позвонить, но ты всегда была не одна и говорила не те слова, что я ждал. Ты говорила на другом языке, холодном и скучном. А я хотел услышать язык твоего мира, который когда-то был нашим общим. Проходили дни, и мне начинало казаться, что ничего не было, что все это я придумал, что надо забыть прошлое и думать о будущем.
Думать о будущем - означало мечтать. Сашка мне твердил, что надо мечтать о деньгах - это приятнее и понятнее. Он заносил в электронную записную книжку все свои траты, за исключением непонятных сумм, уходивших на выпивку и на подарки его бесчисленным женщинам.
- Это святое! - говорил он. - Романтику нельзя калькулировать!
Все кончалось тем, что перед зарплатой он занимал у меня сотню, потом отдавал и вскоре занимал двести.
- Я тебе отдам двести десять! - говорил он. - Ты живешь экономно, и твои деньги должны работать!
Вскоре мы оба забывали, сколько он мне должен, и шли в бар для освежения памяти. Там он платил за выпивку, мы решали, что все долги таким образом оплачены, и начинали знакомиться с женщинами. Вернее, знакомился он, а я сидел, клевал носом и хотел уйти домой. Сашка был красавец - высокий блондин с пухлыми губами, говоривший умные слова и знавший жизнь во разнообразных ее проявлениях. Он нравился всем женщинам без исключения. Я обожал смотреть, как тают женские сердца, когда он, глядя в глаза, начинал тихим голосом говорить о чувствах, которые возникли у него прямо сейчас, в баре, за кружкой недопитого пива. Дальше он говорил, что не пьет, но у друга (тут он обнимал меня за плечи) невообразимая грусть, усугубленная неразделенной любовью, и он вынужден помогать мне в беде. Он рассказывал про мои потерянные запахи, про то, что я помню только фотографии, про то, как он понимает меня. Женщины слушали, кивали, а некоторые даже пускали слезы, которые он тут же вытирал бумажной салфеткой, взятой у бармена.
Прошла зима. Сашка окончил курсы массажистов и стал, по его словам, преуспевать в этом занятии.
- Ты представляешь, - говорил он, закатывая глаза, - они мне еще и деньги платят!
А я работал по четырнадцать часов в сутки, пытаясь заглушить мысли о прошлом. О будущем я тоже не думал. Будущее зависело не только от меня и было неопределенным.
- Главное, найти приличную работу! - учил меня Сашка, когда мы выходили из лабораторий покурить на улице. - А женщины... Ты вспомни свою первую любовь. Наверное, в четвертом классе было дело? Ну и где она сейчас? Как часто ты ее вспоминаешь?
У меня «было дело» в первом классе. Я вспомнил серьезную девочку отличницу, о которой я думал перед сном. Я всегда любил отличниц и сказал об этом Сашке.
- Не знаю, что это означает по Фрейду, - глубокомысленно сказал Сашка. - Я просто думаю, что тебя всю жизнь преследовал комплекс бездарного двоечника. Вот я всегда любил твердых троечниц! Мне интересно было их учить науке жить!
- В любом случае, - продолжил он после некоторого размышления, - мы с тобой должны нести знания в массы, а не ограничиваться одной ученицей, какой бы сисястой она не была!
Я не спорил. С Сашкой нельзя было спорить. За ним надо было просто записывать, чтобы обдумать его мысли на досуге. Сказать слово поперек - означало смертельно обидеть его. У него была четкая философия, и все попытки изменить ее суть безжалостно им пресекались.
- Ты, парень, жизни еще не нюхал, хоть и прожил больше меня! - говорил он. - Меня любили даже лауреатки конкурсов артистов эстрады! Прямо около театра, за забором какой-то стройки!
Ну что можно было возразить против таких аргументов?
Однажды осенним вечером Сашка вышел покурить очень задумчивый.
- Я влюбился! - грустно сказал он. - Неожиданно влюбился в свою бывшую жену, а она пошла в полицию, и мне запретили приближаться к ней ближе, чем на тридцать футов. Прямо хоть с рулеткой ходи!
- Она обиделась на твои слова о любви? - удивился я.
- Нет, я ей сказал, что она дура, что она не понимает мои чувства.
- Для храбрости выпил сначала?
- Ну, да... Трезвым я бы не влюбился. Трезвым я развелся.
Мы пошли в бар, чтобы обмозговать эти новости. У меня был еще один повод пойти в бар. Утром я получил от тебя письмо, что ты можешь приехать на несколько дней. Сашка, узнав об этом, взял меня за рукав, притащил за столик к какой-то крашенной блондинке, и сказал ей, чтобы она смотрела на меня и училась, как надо быть счастливой. И он тоже будет смотреть на меня и учиться, а то у него несчастная любовь и разъедающая сердце тоска, которую даже пивом не вылечишь! Блондинка оказалась его старой знакомой, о чем он узнал после второй кружки. Она сказала, что он портит ей настроение своим видом и ушла. Сашка от такого даже протрезвел и сказал, что он пойдет в лабораторию работать, чтобы доказать, что он способен не только заниматься сексом и массажем.
- Ты мне ее покажешь? - спросил он, останавливаясь в дверях.
- Нет, - сказал я. - Ты опасный конкурент, цветущий массажист, а я еле ноги таскаю после своей работы.
- Ну и правильно! - сказал он. - От меня надо держаться подальше! Я ничему хорошему не научу!
Потом он переехал в другой район, в своей лаборатории стал появляться редко, для экономии бросил курить, и мы почти перестали видеться. Ты случайно увидела его на улице и сразу узнала по моим рассказам.
- Это он помогал тебе жить без меня? - спросила ты.
- Время без тебя я бы не назвал жизнью! - уклончиво ответил я.
Ты улыбнулась, прижалась ко мне и пощекотала мне щеки ресницами.
По моему, Сашка это видел.
Но это было неважно.
Чем отличается карта рассрочки от дебетовой
Как звучат языки Кавказа? Даргинский, Лезгинский, Ингушский, Черкесский,
Церемония поминовения принцессы Юрико на кладбище Тосимагаока
Складничок-тесачок
Кому сладко спать, а кому играть
Выезд ребенка за границу: когда нужно согласие родителей — и что делать, если
Хочется зимы...
Зимний дворец утром 29 ноября 2025 года
Томный вечер с ипритом

