The Trip revisited

tmish — 06.05.2022 Это чисто техническое, извините. Опять застрял. По опыту, публикация последнего (не самого последнего в данном случае) фрагмента позволяет включиться заново. Техническое.

23. Биение жизни

Ночь застала меня под мостом. Мост был непростой. Прямо сейчас с него вопил в жирную летнюю тьму какой-то немолодой прохожий, одетый неопрятно, но богато. Прокричался, поминая незнакомые мне имена и обстоятельства, и ушел на ту сторону.

Легкой походкой, судя по звуку шагов.

В этот раз меня выкинуло прямо на улице; я вышел натурально из какого-то сарая, обернулся - никакого Пункта Перемещения за спиной не обнаружил. Просто гнилой, некрашеный, будто поседевший от скуки дощатый сарайчик, наполовину забитый каким-то старым хламом. Пункт отработал меня в один конец, будто на древней войне.

Прямая улица с домами-огоньками, с полуоткрытыми парадными, с подсвеченными вывесками, с гостеприимными столами под открытым небом, неторопливо спускалась вниз, откуда доносилось сырое темное дыхание. Пруд или река.

Река. Та самая Унжа, старица которой упрямо подтапливала Мочёную улицу, пока ее не отсыпали, в столичных декорациях казалась вполне ручной, домашней. Совсем непохоже на родные Хомяки. Я неспешно брел к реке, пропуская вперед редких прохожих. Уже было ясно, куда меня привела воля Зрителя, но еще не вполне понятно - зачем.

Буду орать на мосту, словно разочарованный турист?..

Вот и мост. Улица упирается в реку, набережной как таковой нет - разлитое мелководье встречает пешехода песчаным берегом и живописными пучками рогоза. Хоть купайся. А через разлившееся мелководье куда-то в черноту перекинут неестественно горбатый мост, с которого вопиет о чем-то своем потасканный гость столицы.

Такое уж коммерческое поверье. Вскрыться на Мосту Крика, вскрыться добросовестно, не оставив за душой ничего - и шагать через мост в рукотворную темноту. Орать в пространство, кстати, совершенно не обязательно - просто так бывает легче справиться.

Говорят, что если процедуру проделать правильно, то на том конце моста человека ждет новая жизнь. Не случайно там всегда интригующий мрак. (И я даже знаю, кто изладил темную вуаль - и кто поддерживал ее в рабочем состоянии, знаю тоже.)

В принципе, как снисходительно разъяснял нам автор аттракциона, всё это чистая правда. Прижечь гнойники самообмана яркой вспышкой честности, сопроводить это символическим актом перехода через мост, во тьму другого берега - и прошлое ослабит удушающий захват. А на той стороне, за темной вуалью, счастливца уже ждут продавцы товаров и услуг, без которых человеку в новой жизни не обойтись.

- А что такого? - посмеивался в усы доцент Спиридонов. - Где обман? Что именно тут нечестно? Вы же, молодые люди, не находите ничего предосудительного в том, чтоб получать оплату за помощь в поддержании темной вуали? Вот честно?..

Вот честно - кто не знает всей этой подноготной и шумно рвёт на мосту самообман, дабы очиститься к новой жизни, тому можно только позавидовать.

Снова кто-то заорал с моста. Опять совершенно искренне. Молодец. Всё у него получится. В крайнем случае купит на том берегу несколько баночек с консервированными чувствами или годовую подписку на смерть-вестник...

А я, пожалуй, наверх не полезу. Под мостом тоже неплохо. Чем я сегодня не тролль? Итак, поехали.

Думал, я одинок среди идиотов. Презирал скучное общество лучших людей города. Снисходил до простоватого, но правильного Толика Роговского. Посмеивался над официальными лицами. Заставлял себя не унижать учителей и покровителей, чувствуя в том особое благородство поступка.

Ощущал себя бесконечно выше Салтыка, умнее Антоновой, здоровее Денисовой. Радовался, глядя на то, как по ходу приключений спутники мои растут над собой. Умилялся, авансы им раздавал.

Искренне огорчился, заметив явные признаки отката.

И всё это было театром одного актера и одного зрителя. Тем же самым, что устроил я на приеме у Словацких тем июньским вечером. Всё это происходило преимущественно у меня в голове.

Это не спутники мои росли над собой, а я постепенно менял к ним отношение, учился видеть в них не каких-то своих фантомов, а живых людей.

Это не у них вчера начался откат в идиотизм. Это я сам снова превратился в самопоглощенного мудака, способного видеть в окружающих лишь отражения собственных страхов и надежд. Видеть лишь то, что представляло бы в лучшем свете меня самого.

Я готов пойти на любую низость, на любую манипуляцию, лишь бы моя вера в себя, вера в высокое одиночество среди идиотов, осталась непоколебимой.

- Мы всё с собой делаем сами! - бешено заорал я из-под моста. И добавил уже тише: "я всё с собой делаю сам".

Нет, ничего не щелкнуло в мире, не сдвинулся потайной рычаг, не закрутилась невидимая шестеренка. И я зашагал обратно, по улице вверх. Рано или поздно подходящий Пункт найдется. Много их уже понастроили.

Через полчаса ходьбы в режиме "куда глаза глядят" я был вынужден признать, что заблудился. Улица давно утратила прямоту - загибалась, ветвилась, - а окрестные строения как-то поумерили демонстративное дружелюбие. Чем дальше от коммерческого аттракциона, тем искреннее город.

Что, впрочем, далеко не плюс, когда на улице темно, а ты не представляешь, куда идешь. Единственное что очевидно - чем дальше, тем меньше рабочих фонарей, а и те, что горят, имеют неприятный оттенок.

Хоть дорогу спросить есть у кого, а не как во сне, когда видны лишь удаляющиеся спины.

- Уважаемый, дозвольте поинтересоваться - где тут у вас ближайший пункт? - вежливо обратился я к невысокому опрятному господинчику, чувствуя себя актером, играющим скучную роль культурного гостя из провинции.

- А на кой тебе пункт? - изумился прохожий. - Ты уже пришел. Давай, пойдем уже, тебя одного все ждут. Почему через мост не пошел?

- Здоров, Евгений, - безо всякого удивления отозвался я. - Ты что-то про "зов" говорил, а я никакого зова не услышал. Вот и назад повернул.
Мой однокашник Егор Козлов, в духовной среде известный как Евгений Феоктистов, изумленно поднял брови.

- Да тебе с моста кричали, кричали... Глухой ты, что ли? Ладно, пошли быстрей. Тут рядом, если дворами срезать.

Во дворе милого бревенчатого домика о двух этажах собралась небольшая разношерстная толпа; от сдерживаемого возбуждения она заметно колыхалась, чем напоминала сборище студентов перед объявлением итоговых оценок. Кто-то поднимался на крыльцо и хлопал дверью, отбрасывая на темную стену живой изгороди гротескную тень. Кто-то с преувеличенно деловитым видом оглядывал толпу в поисках знакомых лиц, кто-то с кем-то вел подчеркнуто непринужденную беседу.

Многие лица не выдерживали сравнения со студентами; были тут и старики, и представители дружественных человеку видов, которых в университете встретишь едва ли. Но атмосфера, одновременно доброжелательная и чуточку ревнивая, ощущалась знакомой.

- Ну вот. Осваивайся пока. Дай мне свой пропуск, пойду отнесу.

Я протянул Егору плоскую коробочку с волшебным шариком; тот стал наливисто-розовый, как свежее яблочко. Егор ловко выдавил шарик и сунул в карман. Коробочку кинул в сторону урны, не потрудившись толком прицелиться. Громкий звук удара металлом об металл не привлек особого внимания.

- Нет, ты обожди, тебя позовут. - Я последовал было за Егором на крыльцо, но тот довольно резко дал понять, что наши с ним дела на этом окончены.

Вхолостую хлопнула дверь, затем чуть приоткрылась; казалось, я слышал, как Егор, не скрывая торжества, сбивчиво докладывает кому-то, что "вот такое жирное, говорил же вам, что всё получится, он принесёт!", а там его кто-то неразборчиво поздравляет и ободряет - мол, теперь ты наш, теперь ты с нами...

Запустить бы туда "незримого ухажера", да спалят тот час же. Это там я был боевой маг. А тут я вполне обычный... человек.

Ладно, это у меня опять, похоже, рецидивы окукливания в собственной исключительности. Раз уж пришел - надо специально думать о людях хорошее, надо стараться. И даже если Егор затащил меня сюда просто для того, чтобы выполнить какую-то свою программу - разве само по себе это плохо? Уверен, доцент Спиридонов нашел бы аргументы в пользу того, что это даже хорошо.

Начал приглядываться к лицам, стараясь о каждом думать хорошо. Лица были очень разные и не особо красивые, думалось трудно. Наконец внимание мое остановилось на весьма рослом и упитанном горном людоеде из новых, укрощенных; его физиономию украшали пышные усы, придавая людоеду вполне человечный вид. На темени его восседал табачный паразит - паскудного вида существо, напоминающее небольшого голубя с болезненно слипшимися, будто от какой-то смолы, пёрышками. Людоед привычными движениями угощал паразита щепоточками табачной смеси.

Хоть не дымит, уважительно подумал я. Людоед, а об окружающих как заботится. Хорошо, что сюда даже таких пускают. Сразу видно - правильные тут люди.

Людоед закончил кормление паразита (насытившись, тот стал почти не виден), и вызвал у меня легкий шок, поскольку оказался ведущим практикума "Биение Жизни".

- Звать меня Никол Отбисян, по-вашему Коля. Кто на первый градус, давайте за мной. И помните - сейчас... вот прямо сейчас, ау! просыпайся, ты, в капюшоне, - начинается самое важное в вашей жизни.

Укрощенный горный людоед Коля скрылся в помещении, за ним потянулись люди. Я оказался последним в веренице и очень старался не чувствовать себя идиотом.

Сейчас приобщусь к людоедской горной мудрости. Наверное, это по-своему уместно и важно, раз уж столько таких разных людей тут собралось. А что до паразита - мне ли осуждать? Может, у него практика такая. Аскеза. Может, им это надо. Так ли много я знаю о жизни людоедов, чтобы осуждать его за какую-то зависимость?

Что ж, очень интересно, чем мне поможет горный людоед, обуреваемый табачным паразитом. Просто не дождусь.

Народу для большого зала набралось не так много. По ощущениям, мы были где-то не совсем здесь: снаружи дом казался слишком маленьким для такого помещения. Впрочем, это было бы не слишком удивительно даже по меркам Хамовников. Столица!

Время тоже шло каким-то не волне обычным путем. Субъективно, Практикум тянулся уже очень долго, едва ли не сутки, а ни голода, ни чего-либо обратного у меня (да, похоже, ни у кого) всё не возникало.

Тянулся Практикум. Ведущий вызывал одного за другим, и те рассказывали свои истории - под ироничные и острые комментарии. Людоеду Отбисяну надо было отдать должное - любую фальшь, даже самую невинную, он чувствовал и пресекал на лету.

Истории были очень разными. И все они были об одном: о нахлынувшем бесчувствии.

Изломанный юноша рассказывал, что его не принимает отец за то, что он "не такой", и тут бы надо огорчиться. Отбисян потребовал изложить, какой именно - "не такой". Тот косноязычно изложил. Я б его тоже не принял.

Красивая девушка жаловалась на несносного младшего брата - он заставляет себя ненавидеть, а ненавидеть родных должно быть так противно.
Карикатурная старая ведьма с бородавкой на крючковатом носу рассказывала, что никто из мужчин не хочет ее такой, какая она есть, и ей приходится надевать соблазнительное тело - а это по идее должно быть очень унизительно.

Солидный курчавый господин поведал нам, что открыл верный способ перемещаться в небесные сферы через закрытый аэродром, но для этого нужны деньги, а его никто даже слушать не хочет. Ведущий благодушно отметил, что слушает его с большим интересом, но денег нет.

Подтянутый мужчина средних лет говорил про то, что из его жизни исчез спорт, он просто забыл, каков в нем должен быть смысл, а другого нет и не было никогда.

Взволнованная миловидная дама рассказала, что ее муж повадился каждый вечер перед сном ставить на себе "защиту от зла", и она перепробовала буквально всё, чтобы отучить его от этой вредной привычки, но искренне на него разозлиться так и не смогла.

Истории, истории...

А о чем могу поведать я? О том, как выстроил для себя незаметно воображаемый замок, и в нем поселился, и гляжу из высокого окна на окружающих людей, какие они стали все мелкие и бессмысленные. И за этим скучным, но успокоительным зрелищем не замечаю, как впустую проплывающие годы лишают жизнь последних красок. Как выцветает всё...

Впрочем, рассказывать не пришлось. Личная часть Практикума подошла к концу. Ведущий дал высказаться всем кроме меня.
Наверное, так и надо. Кому-то полезней поговорить, кому-то помолчать.

Наверное. Надо доверять, раз уж пришел.

Очередной перерыв - ведущий уходит в свою каморку подкормить паразита. Спиной чувствует мое неодобрение, оборачивается. Нет, пожалуй, не буду. Даже Салтык, явись он без оружия, не стал бы задирать целого людоеда. Есть момент, с которого шутки с людоедами становятся совсем плохи. Укрощенный ли он там или природный... В такие моменты все они одинаковые.

Практикум шел своим чередом. Ведущий старался, чтоб никто не скучал - ловко переключал форматы, втягивал во взаимодействие отвлекающихся, давал передохнуть тем, кто слишком разогнался. Вот только меня почему-то упорно игнорировал.

Процессу надо доверять. Не время потакать самолюбию. Может, в том и идея - оставить меня лицом к лицу с неадекватной самооценкой?..

Под конец второго дня Практикума (опять же, время субъективно) я начал замечать, что всё чаще сталкиваюсь с молодой женщиной по имени Лида. Это было неудивительно. Она сразу захватила мое внимание, и я неосознанно искал ее взглядом при каждой перемене ролей.

Трудно сказать, что в ней было особенного. Красивая, но не ослепительная. Даже вполне обычная. Взгляд - прямой, но не вызывающий, а чуть осторожный. Голос негромкий, уверенный. В движениях и позах - непринужденное достоинство.

Наверное, в этом достоинстве всё дело. Незримая корона. Много раз слышал о таких вещах, а встретил впервые.

Ведущий велел разбиться на пары и рассказать друг другу то, что рассказывать хочется меньше всего. Вот именно сейчас и здесь, конкретно этому человеку. Что угодно, но не это. Найти в себе "это" и честно рассказать.

Держась друг с другом за руки.

Честно говоря, хотел выбрать себе парой изломанного юношу, но того сразу перехватили. А пару секунд спустя Лида сама взяла меня за руку, не оставив никакого выбора. Глаза у нее были очень светлые, почти белые, и это очень подходило к ее образу. А взгляд - не осторожный, как показалось сначала, а бережливый.

Как же неохота вытряхивать свои мелкие грязные секретики именно перед ней! Вот кто угодно бы, но...

Стоп. А ведь так это и должно работать. Ну-ка, о чем там мне хочется помолчать сильнее всего...

И я спокойно рассказал о том, что в родных Хамовниках очень часто посещал монастырь святой Анфисы (церковь Алёны) - сначала под чужим лицом, а потом прямо так, не стесняясь уже. И весь город знал, все знакомые мои знали, но поддерживали по этому поводу вежливое молчание, а я даже не подозревал, что мои тайные пристрастия - не такие уж и тайные, и только в походе, за разговорами у костра, всё это прочувствовал и осмыслил...

Лида смотрела на меня ободряюще и внимательно; не показалось, что мой рассказ как-то ее покоробил. В ответ она рассказала, как ее завалило в тагильской шахте, куда она приехала со внезапной инспекцией, как она провела трое суток в темноте и ужасе, вынужденная пить собственную мочу. Неприятная история, не хочется лишний раз вспоминать и тем более рассказывать.

Каким же мелким невротиком я вышел с этими своими стыдными похождениями, подумать только...

Близилась кульминация. В принципе, я уже понял, куда ведет Коля Отбисян; это само по себе не помогало, а скорее мешало двигаться в нужном направлении, но что поделать? ("Понимание - это приз для дураков", - заявил по каком-то поводу ведущий и так многозначительно распушил усы на щеках, что стало ясно: изречение это следовало полагать очень важным).

Предчувствия меня не обманули.

- Нормально работаем! - объявил людоед Коля после одной из вынужденных пауз. - Помните, что было сказано? Выкладываешься на 100% - получаешь полный результат. Выкладываешься на 90% - получаешь половину. Выкладываешься хуже - не получаешь вообще ничего. Не забыли?

Лишь тихое нестройное "не" было ему ответом.

- Ну а теперь, - продолжал, приосанившись, Никол Отбисян, - настал самый важный момент нашей встречи. Давайте сюда всё свое внимание. Важнее того, что произойдет в эти минуты, не будет уже ничего.

Пауза. Я наконец поймал взгляд ведущего и не поверил своим чувствам.

Он меня боялся.

Нет, быть того не может - ведь это я его боюсь. Боюсь, что потерпев со мной неудачу, он отбросит всю свою укрощенность и покажет своё природное лицо...

А ведь и он боится того же самого!

Куда, куда я полез... на что рассчитывал... тысячу раз прав этот культурный и мягкий представитель своего бедового племени... если б он занялся мной, то остальным просто не хватило бы времени. Это в лучшем случае. А так, скорее всего, я б своими сложностями довел его до греха.

Ну Егорка... уж ладно я, кто я тебе, но людоеда Колю, товарища своего, за что ты так...

Освещение в зале начало плавно меркнуть. Приближался катарсис.

- У каждого из вас... у каждого из нас... - вещал Отбисян, поймав ветер вдохновения, - есть веский повод жить. Есть повод страдать, любить, бороться. Сегодня мы выслушали многое. Мы многое сказали. Неясным осталось лишь одно.

Ведущий выдержал паузу, обвел аудиторию наливающимися глазами.

- Одно неясно. Кто дозволил вам безразличие?!

Последние слова он буквально проревел. Даже меня немного проняло - внутри начало подниматься запоздалое отвращение к собственной истории. На какой-то миг я почувствовал себя почти настоящим.

В зале откуда-то появилась группа одинаково одетых ассистентов. Без суеты, но очень быстро, ассистенты раздали каждому по маленькому ломтику какого-то овоща или фрукта; то, что лежало на ладони, пахло то ли яблоком, то ли огурцом.

Отбисяну достался ломтик побольше. Он требовательно заглянул в свою ладонь, а потом размашисто вмял подношение себе в грудную клетку и застыл, экзальтированно оскалившись.

Нестройные хлопки одной ладонью - это практиканты, один за другим, следовали его примеру.

Решился и я. Первые несколько секунд не ощущалось ничего, а потом - будто подскочило, рывком, психическое давление. Самые ничтожные мысли, полупрозрачные образы, клочки каких-то воспоминаний, сожалений, надежд и страхов, словом, весь этот бессмысленный внутренний планктон стал чем-то очень живым и настоящим. Обострилось восприятие, а точнее - восприятие восприятия: цвета стали яркими, звуки резкими, запахи отвратительными.

Словом, эффект был ровно как от небольшой дозы островерхих грибов, до которых так много охотников в Нижних Котлах - никакой дурман-контроль всех не переловит...

Освящение сместилось в красную часть спектра. Учитывая эффект, стало особенно зловеще. Ассистентов в зале становилось всё больше, казалось, что они кишат повсюду - маленькие, одинаковые.

- Где твое безразличие? Где твое безразличие?! - кричали в уши и, не ожидая ответов, грубо трясли за плечи.

Я видел ясно, будто собственными глазами, как практиканты, не выдерживая этого суматошного давления, ныряли куда-то вглубь себя - искать своё безразличие.

Ныряли глубоко, очень, нащупывали во внутренней мгле твердую почву, чтобы, оттолкнувшись, вернуться на поверхность себя...

Вернуться другим человеком.

Такая у них была планида.

Попытался - без особого энтузиазма - и я. Раз уж пришел... Нырнул, спасаясь в глубинах себя от назойливого мельтешения ассистентов, долго спускался вниз в тишине и тумане, а потом открыл глаза. Всё давно закончилось, я тихо сидел на кушетке у стены, как и все.

Никакого дна внутри меня не оказалось.

В зале царило приглушенное янтарное освещение, ясно говорящее, что все трудности позади, и теперь осталось лишь пожинать плоды испытаний. Я поглядел по сторонам. Зрелище было невыносимо умильное: у каждого на ладони стоял маленький светящийся человек, сотканный из живого света.

Чей-то человечек рыдал, чей-то плясал, чей-то потрясал крошечными красными кулачками.

Вот оно какое, биение жизни.

- Все молодцы! - объявил ведущий. Жду вас в следующую пятницу. Возвращение к жизни увенчалось успехом - дальше пойдет личностный рост. В пятницу, в семь вечера, начнется самое важно событие вашей жизни. Не опаздывайте.

Сказав так, укрощенный людоед скрылся за дверью, понимая, что практикантам нужно время. Все изумленно глазели на своих волшебных человечков - на свой живой шанс возвращения к реальной жизни - и ни на что больше внимания не обращали. Я тихо-тихо, бочком, прокрался к выходу. Скрывался зря - никому не было до меня дела.

Лишь на улице, под фонарем, дождавшись, чтобы не было прохожих, я решился разжать кулак. На моей ладони сидел маленький синий осьминог и смотрел на меня большими, но очень человеческими глазами, в которых отражалась лишь глубокая, фундаментальная растерянность.

А ведь всё могло выйти куда хуже. Пронырнув себя насквозь, я мог бы снова обернуться Жориком. Вот был бы номер... Может, именно этого и боялся Никол Отбисян?

Дошел до Моста Крика. Стоял всё тот же поздний вечер. При виде воды мой осьминог заметно оживился.

- Хочешь на волю? А выживешь сам? - задумчиво спросил я.

Осьминог так на меня посмотрел в ответ, что иначе как "да" понять это было невозможно.

- Ну как знаешь.

Я подошел к самой воде, не боясь замочить ног, и аккуратно положил осьминога на мелководье. Тот помедлил несколько секунд, а потом, точно решившись, стремительно скрылся из виду.

"Спасибо, папаша!" - подумалась в голове чья-то чужая мысль. "Увидимся еще!".

О как. Ничего себе.

Перешел через мост, вынырнул из чернильной мглы на ту же освещенную улицу. Пункт перемещения нашелся почти сразу - указателей полно.

Сохранено