Сутки

tvorez_porno — 12.01.2012

Один мой хороший товарищ недавно вернулся из армии и рассказал историю о дороге домой.
На её основе я написал подобие сценария.

Сутки

КПП военной части.

Солдаты готовятся к отправке на вокзал. Стоят несколько грузовиков, возле некоторых построены солдаты, проходит перекличка. Затем грузятся. Слышны крики: «Дембель!», «Ура!», «Свобода!» и т.п.

Из ворот части выходит взвод. Большинство – даги. Уже пьяные, идут вразнобой, кто-то в гражданке. Сзади робко плетется офицер. Без построения и переклички лезут в кузов.

В открытых окнах казармы видны несколько тел, кто-то неразборчиво кричит напутствия.

Дежурный по КПП завистливо смотрит на отправку.

Даги свистят, орут на своём, прямо в кузове пытаются танцевать лезгинку.

Из кабины грузовика высовывается голова водилы-контрактника. Кричит (привычным наигранно-приблатненным голосом): «Э-э, не раскачивать, пешком сейчас пойдете!» Ему в ответ: «Пошел нахуй, чмырь ебаный!» Водила исчезает, заводит машину.

Колонна машин едет на ж/д вокзал.

Кузов

Солдаты битком, сидят друг на друге. Один сидит у борта, свободно. Это Быков (Бык) – крайне неприятный чел, которого недолюбливают и боятся многие сослуживцы. Он весело подмигивает парням напротив: «Ну че, москвичи, в штабе всю службу гасились? Ниче, сейчас я вам устрою дембельский аккорд. А дорога долгая…» Те молчат.

Из дальнего угла на него презрительно смотрит солдат Тарасов. Шепчет своему товарищу: «Как же он мне надоел за год. Бык и есть бык». Тот отвечает: «Жалко, что ты его тогда, по духанке, не удавил. Помнишь?»

Тарасов улыбается, кивает.

Баня

Солдаты быстро моются, пар, плохо видно, шум, крики.

Раздается команда: «Молодое пополнение, закончить помывку! Резче, духи, резче!»

Солдаты разом выскакивают в тесный предбанник, судорожно начинают одеваться, все толкаются, летит одежда.

Быков толкает Тарасова в спину: «Ну чё ты встал, осел?!»

Тарасов (поворачивается, толкает того в грудь): «В зеркале осла увидишь, руки при себе держи!»

Быков бьет в лицо, Тарасов в ответ, они схватываются, падают на пол. Оба голые, драка выглядит смешно. Тарасов – борец, быстро захватывает шею Быкова, тот хрипит и истошно бьет рукой по полу, сдаваясь.

Сквозь голых наблюдателей протискивается сержант: «Чё такое? Кто дрался?»

Никто не отвечает, все одеваются.

Вокзал

Грузовики останавливаются, солдаты выскакивают и собираются кучками рядом с поездом.

Несколько москвичей о чем-то говорят с сопровождающим офицером и идут к микроавтобусу, приехавшему за ними.

Быков (сплевывая): «Вот суки, и здесь соскочили!»

Кричит одному из москвичей, стоящему с девушкой: «Повезло тебе, крыса канцелярская!»

Тот делает вид, что пытается дернуться, но девушка держит его, и они лезут в машину.

Тарасов провожает взглядом дагов, садящихся в соседний вагон.

Говорит другу: «С этими еще ехать».

Улыбаясь, добавляет: «Глядя на них, я становлюсь националистом».

Друг отвечает: «Не, они на следующей станции выходят, через час примерно. У них тут диаспора какая-то, их встречать должны вроде бы».

Поезд трогается. На перроне остаются трое офицеров, один из них машет рукой, крича: «С дембелем, пацаны! Счастливо доехать!»

И, глядя вслед поезду, тихо: «Как же вы мне надоели, хоть бы вас больше вообще не привозили».

Вагон, плацкарт

В купе Тарасов и трое его земляков, снимают берцы, переобуваются в сланцы.

У Тарасова звонит телефон, мелодия – «Песня мамонтенка». «Все, сели уже… Да конечно, нормально… Ну как это ты сутки спать не будешь… Мам, все уже позади, чего волноваться-то… Все, целую, ждите… Не, на вокзал не надо, сам доеду… Ага, давай…»

Сослуживец, Иванов: «А чё ты, пусть бы встретили на перроне?»

Тарасов: «Да ну, там родственников толпа, весь перрон займут. Я не любитель таких сборищ».

Иванов: «А я хотел бы так, но у меня деревня далеко, им добираться неудобно».

Иванов в дембельке, как новогодняя елка. Другой солдат, Павлов, говорит ему: «Не, ну если откровенно, то выглядишь ты как клоун».

Иванов: «А ты как душара. Еще б в подменке поехал. А я что, не заслужил разве?»

Павлов: «Тогда ОЗК бы напялил, чего уж там».

Четвертый, Петров: «Если б я флору замутил, то тоже бы сделал. Цифра не смотрится, конечно».

Тарасов: «Да какая разница, хоть в трусах, главное, - домой едем».

Смотрит в окно.

Казарма

Солдаты сидят на табуретках, подшиваются.

Тарасов идет в сушилку, смотрит, нет ли кого, достает из кармана на штанах телефон, звонит. «Привет, мам… Да нормально все, сами как там? Я по-быстрому, времени нет говорить. На полигон уезжаем, в поля, я неделю без телефона буду. Ну, неделю-то уж потерпишь, не страшно. Не, не привезли… Вроде не привезут… В своем соку варимся, да. Ну, давай, целую».

Вагон

Тарасов сотоварищи разговаривают о чем-то.

Раздается тревожный крик: «Пацаны, даги сюда идут!»

Все начинают быстро прятать ценные вещи. Тарасов засовывает телефон в свернутый матрас.

В вагон входит десяток дагов. С виду – взрослые мужики. Пьяные, злые. С криками начинают избивать всех подряд, заставляют выворачивать карманы и вытряхивать рюкзаки. Никто не сопротивляется. Кого-то бросают прогибом, тот не встает, потерял сознание.

Приближаются к купе Тарасова. Впереди предводитель, Асланов, небритый, с гривой до плеч. Оборачивается к своим, показывает на Тарасова: «Борцуха, красавчик».

Один из дагов хватает Иванова за горло: «Форму давай!» Асланов что-то говорит на своем, тот несильно бьет Иванова в нос и идет дальше. Другой даг бьет ногами солдата напротив купе, загнав его под столик. Это Хабаров, вечный дух.

Асланов кричит, показывая на Хабарова: «У этого нет ничего, я знаю!»

Идут дальше.

Спортивная арена

Идут соревнования по борьбе. На ковре Асланов, одерживает победу. Его окружают друзья, подбрасывают на руках. Зал скандирует: «Дагестан! Дагестан!»

Вагон

Даги продолжают бойню. Подходят к концу вагона. Из туалета выходит Быков, раздет по пояс, на ходу застегивает ширинку. Пробует подорваться, но его быстро загоняют ногами в тамбур.

Крики, стоны, хруст рвущейся одежды, звон битой посуды.

Дверь проводницы подперта палкой, но она даже не пытается ломиться.

Асланов кричит: «Все, уходим отсюда!»

Даги уходят, пиная некоторых по пути и забирая что-то из одежды.

У одного даг срывает сержантские погоны. Кричит: «Грязные погоны – грязная совесть!», бросает погоны тому в лицо.

Ушли. Избитые медленно встают.

В вагоне бедлам. На полу кровь, осколки, мусор, обрывки одежды, постельное белье.

Кто-то открыл проводницу. Она кричит: «Я вызываю милицию!», но больше для виду. Потом берет веник и совок, идет по вагону, убирается.

Купе Тарасова

Павлов – Иванову (смеясь): «Че, чуть не сняли форму? А прикинь, если б насмарку все труды твои? Вообще бы голый приехал?»

Иванов (огрызаясь): «Я с тебя бы снял, урод».

Тарасов: «Да бросьте ругаться, радуйтесь, что прокатило».

Петров: «Санек, а ты че, с ними корешился что ли?»

Тарасов: «Да нет, так, пересекались на спортплощадке».

Иванов (потирая распухший нос): «Прикиньте, пацаны, за год даже леща ни разу не получил, а тут словил. Гляньте, станция».

Поезд тормозит. Солдаты смотрят в окно.

Перрон

Прямо на перроне стоят несколько джипов, встречают дагов. Людям приходится обходить по рельсам. Даги выходят, одетые в отобранные дембельки, с сумками, один несет связку из нескольких пар берцев. Их радостно приветствуют встречающие, обнимаются, в одной из машин громко играет национальная музыка.

Один из дагов поворачивается к поезду, поднимает указательный палец и кричит: «Русские свиньи! Аллах Акбар! Мы вас ебали и будем ебать!»

Садятся в машины, уезжают. У последней открывается окно, высовывается рука с пистолетом, два выстрела в воздух.

Чуть поодаль стоят два мента, грызут семечки.

Купе Быкова

Быков вытирается мокрым полотенцем и высказывает товарищам: «Че вы ссыкуны какие? Нас в два раза больше, а вы даже в отмах не пошли!»

Те молчат.

Купе Тарасова

Петров: «Слышите, герой какой? А сам в сортире почти отсиделся».

Иванов: «Он и в части их боялся, при них смирно ходил».

Тарасов: «Да все боялись, чего скрывать-то».

Иванов: «Это потому, что они дружные, держатся друг за друга, не то, что мы».

Петров: «Не только это, они еще смелее, сильнее и предприимчивее».

Иванов-Тарасову: «Санек, а ты же спортсмен, если б нас бить стали, сопротивлялся бы?»

Тарасов (пожимая плечами): «Не знаю».

Едут пару минут молча.

Голос Быкова: «Ну, че расселись? Где водка-то? Не всю отобрали у вас? Три часа уж едем, а трезвые. Вы дембеля или душары? А может, вы лошары?»

Слышен звон посуды.

Петров: «Этого гандона еще сутки терпеть. Обязательно, что ли, в поезде пороть, лучше дома, за столом».

Тарасов лезет в рюкзак, вытаскивает пластиковую бутылку с разведенным спиртом: «Ну, немного-то можно, у нас вот тоже есть. Из медпункта чуваки спиртяшки подогнали. Самим-то там месяц еще куковать».

Иванов: «Да, уходить лучше в начале призыва».

Тарасов достает кружку, наливает до краев: «Давайте из одной, по кругу».

Выпивают, занюхивают рукавами.

Павлов: «Вообще-то нам должны сухпаек выдавать».

Иванов: «Ехать-то сутки, не положено, наверно».

Тарасов: «Еще как положено. Только все за два дня до отправки шакалы уже продали, мне каптер рассказал».

Иванов: «Шакалы они и в Африке шакалы. Давай, банкуй дальше».

Тарасов наливает и видит, что неподалеку сидит Хабаров и, не отрываясь, смотрит в окно.

Тарасов: «Хабаров, хорош грузиться, пойдем к нам».

Павлов: «Да нахер он нам тут сдался, с очкодралом сидеть западло».

Тарасов: «Не суди, радуйся, что не оказался на его месте. Давай, двигайся».

Хабаров робко садится. Взгляд зашуганный, форма старая, потертая, зашитая в нескольких местах.

Тарасов: «Хабарову тяжелее всех пришлось, поди секунды до дембеля считал, да, Хабаров? На, выпей, вояка ты херов».

Хабаров залпом выпивает полкружки.

Полевая дорога

Рота бежит кросс, солдаты раздеты по пояс, жара, обливаются потом.

Хабаров отстает, сержанты орут на него и подгоняют пинками. Наконец он падает у обочины и больше не встает.

Сержант командует: «Рота, стоять! Хабаров отдыхает, все в упор лежа! Раз! Два! Полтора!»

Один из солдат: «Ну, Хабаров, сука, хана тебе».

Казарма

Ночь. Быков дневальный, ходит по взлетке туда-сюда. Стрижка слонячья, с переходом. Заходит в туалет, смотрит, насколько чисто.

Идет в кубрик, будит какого-то солдата: «Эй, подъем, воин. Помоги дневальному порядок навести».

Тот: «Где?»

Быков: «В туалете».

Солдат: «Колян, но я только пол, ты же знаешь».

Быков: «Знаю, давай быстрее».

Солдат идет в туалет, моет там пол.

Быков проходит пару раз по взлетке, идет в другой кубрик. Будит спящего солдата двумя ударами прямо через одеяло: «Хабаров, подъем! За мной, бегом!»

Хабаров вскакивает, в нательном и сланцах идет за Быковым. Пострижен налысо, - так и остался духом.

Заходят в туалет, Быков показывает фронт работы – унитазы и писсуары. Замахивается на Хабарова, тот шарахается в сторону.

Быков: «Двадцать минут, - и я удивляюсь».

Уходя, сплевывает на пол: «Душары сраные».

Хабаров драит дальний унитаз. Входит Тарасов, отливает в писсуар, глядя на Хабарова.

Тарасов (вздыхая): «Что ж ты за человек, Хабаров, а ещё земляк, называется».

Это слышит вошедший Быков. Ухмыляется: «Тарасов, а ты помоги земляку-то, не оставляй в беде».

Тарасов молча уходит, в проходе толкнув Быкова плечом. Тот смеется. Потом подбегает к Хабарову и со злостью два раза бьет его ногой в спину.

Деревенский дом

На кухне за столом засыпает пьяный мужик, перед ним пустая бутылка. Жена пытается его поднять и отвести спать. Пару раз бьет тряпкой.

Кричит: «Иди проспись, сволочь, завтра Мишка приедет, встреть его трезвым, по-человечески!»

Мужик встает, шатаясь, идет к постели.

(Бессвязно): «Михан – мужик».

Ложится в одежде на постель.

Бормочет: «В роду Хабаровых все служили».

Засыпает, храпит.

Вагон

Тарасов стелет белье, раздевается, ложится.

Иванов (пьяным голосом): «Не, я не представляю, как раньше два года служили, я год-то еле выдержал».

Павлов: «Так привыкаешь же. К тому же приколов много было, над духами можно поугарать было. А у нас как-то не по-людски получилось – сами отлетали свое, а наших духов не привезли».

Петров: «Да ладно, отлетали. Не так уж и летали».

Иванов: «Да, дедовщины нынче нет. Хотя, говорили, уставщина хуже. А по-моему, лучше устав зубрить да застегнутым ходить, чем люлей получать».

Петров: «В том, что иерархия не та уже, есть минус – свой призыв меж собой грызется. Как у нас, например».

Тарасов: «Бросьте вы о грустном, домой едете, радуйтесь».

У него звонит телефон. «Да… А что, ты не спишь все-таки? Я вот прилег. Ну, еще несколько часов, потерпи. Ага, давай…»

Отворачивается к стене, лежит с открытыми глазами.

Вагон

Ночь. Звон битой посуды, пьяная брань, звуки ударов.

Тарасов просыпается. Многие спят. В кубрике Быкова и соседнем с ним горит свет.

Хабаров сидит на своем месте. Поворачивается, в свете луны Тарасов видит, что у того свежий синяк под глазом.

По вагону, шатаясь, идет Быков. Бьет какого-то солдата, спящего на верхней полке. Тот просыпается, поворачивается, Быков бьет его в лицо, кричит: «Отбой, боец, а то качаться будешь!»

Тарасов стискивает зубы и закрывает глаза.

Сон Тарасова

У него дома шикарное застолье, много людей, все шумят, каждый хочет пообщаться с ним и выпить. Тарасов в форме, улыбается. Форма почему-то не его, а чья-то дембелька. Какая-то девушка за столом игриво ему улыбается, он в ответ подмигивает.

Вагон

Тарасов просыпается от шума, кого-то опять избивают. Его товарищи сидят молча, напряженные. Хабарова нет на своем привычном месте.

Тарасов: «Че такое?»

Иванов: «Хабарова по ходу сейчас выебут».

Тарасов: «А вы че сидите-то?»

Павлов: «Блин, Санек, а что делать-то? Ехать час осталось, проводница за ментами убежала. Врубимся – вместо дома в каталажку поедем. Оно надо, за чмыря какого-то?»

Крик Быкова: «Рубишься, сука?!»

Звук ударов.

Голос кого-то из друзей Быкова: «Колян, хорош, это уже беспредел».

Быков: «Заткнись, придурок! За кого мазу тянешь, подумал? Он же пацанов сдавал! Убирай его руки, рот держи!»

Тот: «Да пошел ты».

Быков: «Да пошел ты сам нахуй, олень! Давай ты, держи его!»

Тарасов не выдерживает: «Блядь. Блядь! Блядь! Сука! Заебал!»

Влетает в купе Быкова. Тот стоит со спущенными штанами и с членом в руке. На шконке Хабаров, весь в крови, рыдает, трясется, зажимает лицо руками. Приятель Быкова пытается оторвать руки, но слишком пьян.

Тарасов толкает Быкова, крича: «Ты совсем, что ли, спятил, дебил?! Отвали от него, ублюдок!»

Быков падает на Хабарова, но тут же вскакивает и орет: «Ах ты, сученыш! Сейчас я и тебя оформлю, ты мне давно уж зенки мозолишь!»

Бросается на Тарасова, тот заламывает его борцовским приемом. Друзья Быкова набрасываются на Тарасова, но подрываются тарасовская джаз-банда. Начинается куча-мала. Все останавливаются, когда слышат звон брошенного под столик окровавленного ножа, звук необычайно громкий. Все смотрят друг на друга в недоумении.

Тарасов держится за бок, смотрит на руку – в крови.

Крик из другого конца вагона: «Атас, менты!»

Тарасов с друзьями быстро возвращаются в свой кубрик. Быков берет нож, закидывает его на самую верхнюю полку. Хватает за шкирку забившегося в угол Хабарова: «Иди отсюда, пидор!» Тот исчезает.

Входят два мента, за ними семенит проводница: «Вот, всю дорогу дерутся, я уж устала убираться, все кровью забрызгали».

Мент: «Че, дембеля? Ну, бывает, кровь бурлит, адреналин играет. Свет включи, не видно нихера».

Проходят через весь вагон, смотрят на лица.

Мент – Хабарову: «Кто тебя избил?»

Тот отрицательно качает головой.

Другой мент кричит на весь вагон: «Еще потерпевшие есть? Нет? Смотрите, гады, у меня смена через полчаса заканчивается, не дай бог я с вами залечу! А потом хоть поубивайте друг друга, мне срать!»

Поворачивается к проводнице: «Замути нам чайку, с тобой побудем маленько».

Идут в купе проводницы. Та быстро делает чай, сама вновь идет убираться.

Купе Тарасова

Павлов: «Санек, че там у тебя?»

Тарасов: «Суки, не могли на минуту раньше придти. Стражи порядка, называется. Бок царапнул, ерунда. Дайте полотенце».

Ему дают сразу несколько, он впитывает кровь.

Иванов: «Еще двадцать минут ехать. Санек, давай тебя сразу в больницу».

Тарасов: «Вроде останавливается. Дайте еще. Нет, тут не страшно, ничего не задето. Дома покажусь, и сразу в травмпункт сгоняю на всякий случай».

Павлов: «Главное, чтобы менты не спалили, а то дело по факту заведут. Это Быков по ходу, гандон. Что ж он дагов-то не резал».

Иванов: «Братан, как же ты так домой-то, в крови весь. Давай, мою одевай».

Тарасов: «А сам как?»

Иванов: «Я к пацанам сначала, у них в гражданку переоденусь, а твою на помойку».

Тарасов: «Не жалко?»

Иванов: «Все равно даги забрали бы, если б не ты, уж пусть лучше тебе поможет».

Переодеваются. Тарасов тщательно вытирает кровь, она продолжает течь. Прижимает полотенце, перетягивает ремнем.

Иванов: «Штаны тоже давай».

Петров: «Пацаны, лучше в больницу».

Тарасов: «Все, закрыли вопрос. Сначала домой».

Последние несколько минут едут молча.

Поезд тормозит. У тарасова звонит телефон. «Да… Все уж… Нет, не надо. Я на такси, через пять минут буду. Деньги только приготовьте, таксисту отдать. Ага, давай».

Иванов: «Санек, с тобой доехать?»

Тарасов: «Не, не надо. Вечером созвонимся, может, пересечемся».

Поезд останавливается. Солдаты выходят. В походке Тарасова видна слабость, он очень бледен. Краем глаза замечает, как из другой двери вагона выходит компания Быкова, в сланцах, без верхней одежды. Закуривают, - им ехать дальше.

Тарасова сажают в такси. Друзья машут вслед, Иванов жестом показывает, позвони, мол.

На верхней полке лежит десяток скомканных кровавых полотенец.

Двор дома

Толпа родственников, родители, мать волнуется.

Въезжает такси. Машину тут же окружают. Выходит Тарасов, - в дембельке, бравый солдат, только бледный как смерть и вялый.

Мать подбегает, целует его.

(Плача): «Сынок, а ты что бледный какой?»

Тарасов (еле шевелящимися губами): «Да устал за год… Нормально все».

Обнимает мать и виснет на ней.

Крупным планом – ее растерянное лицо. Пытается удержать сына, но он падает.

Вид сверху – двор, все суетятся, мать на коленях перед сыном, плачет.

Играет гимн России в стиле реггей.

Титры

Александр Тарасов умер от потери крови. Похоронен в дембельской форме своего сослуживца.

Уголовное дело возбуждено не было.

Младшего сына родители откупили от армии.

Николай Быков живет в Москве, работает в патрульно-постовой службе полиции.

Иванов и Павлов работают охранниками в торговом центре. Петров безработный.

Михаил Хабаров поступил учиться на юридический факультет. Он мечтает работать в прокуратуре.

Асланов недавно победил в крупных международных соревнованиях, после чего получил из рук Президента награду за заслуги перед Отечеством.

Конечно, многое я домыслил и, в общем-то, это более художественная вещь, нежели документальная.

В реальности это были не сутки, а две недели, эпизод с дагами длился не час, а пятеро суток, и порезано было несколько человек. Правда, никто не помер.

Сохранено