Судьба «врага народа»

twower — 18.10.2025

Как-то в разговоре один мой старый приятель упомянул, что его прадеда репрессировали в годы Большого террора и с тех пор у семьи не было о нем никаких известий. Поскольку у меня уже был определенный опыт поиска сведений о своих репрессированных родственниках, я предложил помочь поискать информацию о его предке. Результаты поиска представлены в этом материале.

*****

Абрам Игнатьевич Зареченский родился в 1894 году в селе Богородское Николаевского уезда Самарской губернии в семье русского крестьянина-середняка.
С 1915 по 1917 годы проходил службу в армии, дослужившись до младшего унтер-офицера. В 1917-м примкнул к большевикам, а уже в следующем году добровольцем вступил в будущую 25-ю стрелковую имени В. И. Чапаева дивизию, в составе которой и прошел всю Гражданскую войну. Член партии с 1918 года. Службу в Красной Армии Абрам Зареченский завершил в 1925 году, впоследствии работал в партийной организации г. Бузулук. В 1934 году назначен директором Тиинской МТС Мало-Кандалинского района Куйбышевской области. В этой должности он и застал начало Большого террора 1937–1938 гг.

Прологом к развертыванию массовой кампании террора послужил доклад И. В. Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года. В нем сообщалось, что иностранные разведки и троцкисты, действующие по их указу, создали разветвленную сеть вредителей, охватившую все партийные, административные и хозяйственные организации Советского Союза. Сталин прямо указал на необходимость выявления «скрытых врагов» и репрессий по отношению к ним:
«В борьбе с современным троцкизмом нужны теперь не старые методы, не методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчевывания и разгрома. […] Нельзя утешать себя тем, что нас много, а их, троцкистских вредителей, мало. Надо добиться того, чтобы их, троцкистских вредителей, не было вовсе в наших рядах».
Поскольку в реальности в Советском Союзе не существовало ни масштабных разведывательных сетей иностранных разведок, ни внутренних оппозиционных «вредительских» организаций, а выполнять указания руководства страны по их выявлению требовалось неукоснительно, партийным функционерам и органам НКВД пришлось выдумывать шпионаж, заговоры и вредительство буквально из ничего.

Весной 1937 года кто-то припомнил Абраму Зареченскому дискуссию в ходе прений партийной организации в Бузулуке в ноябре 1927 года. Обсуждая прошедший Пленум ЦК ВКП(б), Абрам Игнатьевич тогда якобы сказал, что в ЦК идет борьба за «стул», и что для укрепления партии следует исключить из ЦК борющихся. Что если уж наша опора – бедняк, то и кредитовать нужно не середняков и зажиточных.

Этих слов оказалось достаточно для исключения Абрама Игнатьевича из партии в мае и увольнения с работы в июне 1937 года. Вскоре в отношении него возбудили уголовное дело за якобы проявленную с 1924 года «резкую враждебность» к ВКП(б), «троцкизм», а также «вредительство» на вверенной ему МТС. Уже 28 июля 1937 года Абрама Зареченского арестовали и поместили в Мало-Кандалинский КПЗ.

Где есть «вредитель», там должна иметься и организация: 4 и 13 сентября 1937 года арестовали подчиненных Зареченского – механика МТС Сергея Домнина и старшего агронома МТС Федора Ратанина.
2 и 3 января 1938 года дело Абрама Зареченского и его коллег на закрытом судебном заседании рассматривала Специальная коллегия Куйбышевского областного суда.

В 1934–1938 гг. в СССР действовали специальные судебные коллегии, созданные для рассмотрения политических и части общеуголовных дел, следствие по которым проводил НКВД. Спецколегия состояла из председателя суда и двух его членов. На эти должности назначались бывшие сотрудники НКВД, переведенные на новое место службы, и сотрудники местных органов юстиции. Их образовательный уровень был крайне невысок: в 1937 г. специальное юридическое образование имели 6,3 % председателей и 10,3 % членов специальных коллегий.
Рассмотрение дел в специальных коллегиях нередко носило поверхностный характер и сопровождалось множеством ошибок. С наступлением Большого террора количество дел резко увеличилось, что еще больше сказалось на качестве работы коллегий. Органы партийного контроля и прокуратуры зачастую подвергали критике спецколлегии за долгое рассмотрение дел, вынесение оправдательных либо слишком мягких приговоров, требовали большей жесткости. Часть членов спецколлегий сама была обвинена в «контрреволюционной деятельности» и репрессирована. Подобный прессинг зачастую приводил к быстрой штамповке нужных следствию обвинительных приговоров безо всякой попытки разобраться в действительном положении дел.

Вот и в деле директора Тиинской МТС и его коллег судебное заседание уложилось всего в два дня. Зареченского обвинили в контрреволюционной агитации, которую он якобы вел с 1924 года, выпадах против руководителей партии и правительства (та самая фраза про дележку «стула») и вредительстве. Абрама Игнатьевича представили главой вредительской организации, к деятельности которой он привлек механика Домнина и старшего агронома Ратанина. Вместе они якобы специально затягивали ремонт, выпускали из него негодные трактора, намеренно бросали их под открытым небом на зиму, закупали ненужные запчасти и провели вредительский сев. Якобы Зареченский грубил рабочим, затягивал выплату им зарплаты, и из этих денег ему при увольнении была выплачена зарплата Ратаниным. Ни один из подсудимых не признал своей вины в контрреволюционной деятельности и вредительстве ни на этапе следствия, ни в ходе судебного заседания. Несмотря на это председательствующий специальной коллегии Зинковский и члены коллегии Шпилев и Бергольд указали в приговоре, что Зареченский, Домнин и Ратанин ее признали.

Абрама Зареченского по ст. 58, п. 7 и 58, п. 10 ч. 1 УК РСФСР приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. Его коллегам-«вредителям» дали по 10 лет с поражением в политических правах на 5 лет.

3 января 1938 года Абрам Игнатьевич подал ходатайство о помиловании, вновь указав, что не признает себя виновным.

Ходатайство Зареченского было рассмотрено в судебно-надзорной коллегии Верховного суда СССР. И.о. председателя Спецколлегии Верховного суда СССР 15 февраля 1938 года подал протест на приговор, указав, что материалами дела не установлено членство Зареченского в троцкистской организации, и какие-либо выступления против линии партии или контрреволюционная агитация после того самого выступления про «стул» в 1927 году. Не было и сведений о контактах с врагами народа, по чьему заданию он бы действовал. Не было приведено и никаких данных о существовании сговора между Зареченским, Домниным и Ратаниным с целью вредительства. Домнин, как утверждалось в протесте и.о. председателя Спецколлегии, признал вину в плохом ремонте и оставлении под открытым небом тракторов и комбайнов, но отрицал, что это было сделано с вредительскими целями. Ратанин показал, что ведомость на выплату зарплаты Зареченскому подписывал, и что разбросной сев ему приказал провести секретарь райкома ВКП(б), но он его ослушался.

По сути, из всего вмененного в вину Зареченскому осталось лишь высказывание про дележку «стула» в ЦК, сделанное 10 лет назад. Но ведь нельзя просто так взять и оправдать «врага народа»? Поэтому и.о. председателя Спецколлегии Крумин лишь попросил изменить приговор на менее суровый. Зареченскому он предложил заменить расстрел на 10 лет лишения свободы и исключить из обвинения ст. 58, п. 10 ч. 1 УК РСФСР («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений»), оставив никак не подтвержденные документами обвинения во вредительстве по ст. 58, п. 7 («Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий или противодействие их нормальной деятельности»). В отношении Домнина и Ратанина Крумин предложил переквалифицировать обвинения со ст. 58, п. 7 на ст. 109 УК РСФСР («Злоупотребление властью или служебным положением») и снизить им меру наказания соответственно до 5 и 3 лет лишения свободы без поражения в политических правах.

17 февраля 1938 года состоялось заседание Судебно-надзорной Коллегии Верховного суда СССР с рассмотрением протеста на приговор Зареченскому и его коллегам. Председательствующий Винокуров и члены коллегии Красиков и Ульрих согласились, что на расстрел деяния Зареченского не тянут, но и 10 лет лишения свободы как-то маловато. В итоге сошлись на 15 годах лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) с поражением в политических правах на 5 лет. Домнину и Ратанину дали запрошенные 5 и 3 года лишения свободы в ИТЛ.
«Правосудие» свершилось.

Через два дня Абрама Зареченского проинформировали об изменении приговора и замене расстрела на лишение свободы в ИТЛ. По наряду ГУЛАГ №1172979 от 8 апреля 1938 года 19 апреля он был направлен из Сызрани в Красноярск для дальнейшей переправки в Норильлаг НКВД. 3 мая 1938 года Абрам Игнатьевич прибыл в Красноярскую тюрьму ОМЗ НКВД, а 10 июня 1938 года – в Норильский исправительно-трудовой лагерь НКВД.

Норильский исправительно-трудовой лагерь

В 1921 году в районе нынешнего города Норильска геологом и полярным исследователем Николаем Урванцевым было открыто богатейшее месторождение медно-никелевых руд. Через 14 лет в июне 1935 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление об освоении Норильского никелевого и угольного месторождений и строительстве комбината проектной мощностью 10 000 тонн никеля в год. Ввиду крайне тяжелых климатических условий стройку решено было возложить на Главное управление лагерями (ГУЛАГ) НКВД. Спустя два дня, 25 июня 1935 года приказом НКВД СССР № 00239 образован Норильский исправительно-трудовой лагерь, заключенные (з/к) которого должны были построить никелевый комбинат и освоить близлежащий район.

В лагерь направляли осужденных как по политическим, так и по уголовным статьям. Срок заключения обязательно должен был быть длительным (не менее 10 лет). Уголовники в силу своей сплоченности и агрессивности занимали доминирующее положение в лагерной иерархии.

Помимо заключенных на строительстве Норильского комбината работали и вольнонаемные (среднегодовая списочная численность вольнонаемного персонала в 1938 году составляла 1 073 человека, в то время как заключенных в лагере было 9 203 человека. – прим.). В основном, они занимали должности инженерно-технического и хозяйственного персонала. Всю тяжелую физическую работу выполняли исключительно заключенные.
Строительство в первые же годы столкнулось с огромными трудностями. Поскольку район будущего лагеря не был связан какими-либо дорогами с населенными частями страны, все грузы приходилось доставлять по р. Енисей (и иногда морем) лишь в короткую летнюю навигацию (с мая по октябрь), когда водная гладь не покрыта льдами. В первый год большую часть стройматериалов просто не удалось довезти до места назначения. А то, что доставили, не могли перевезти на стройплощадку, потому что возникли огромные сложности при строительстве железной дороги от речного порта в Дудинке (чьи причалы тоже возводились на ходу) до места возведения лагеря и комбината в Норильске. Первую узкоколейку протяженностью 113 км возводили с июня 1936 года по май 1937 года. В полотно дороги укладывали торф и валежник, с наступлением морозов – хворост и мох, пропитанные водой, намораживали ледяные насыпи. 18 мая 1937 года по дороге прошли первые поезда, а уже через 2 недели с наступлением теплой погоды все поплыло и стало разваливаться. Дорогу вновь перестроили с применением тех же материалов, что и в первый раз. И лишь летом 1938 года узкоколейку перестроили по правилам, с отсыпкой и балластировкой щебнем. Постройка железной дороги позволила решить проблему с перемещением грузов и материалов и сосредоточиться на возведении непосредственно комбината.
Условия работы в Заполярье были тяжелейшими: cреднегодовая температура порядка минус 10°С (в зимние месяцы в среднем минус 25-27°С, летние – плюс 7-14°С), морозы до минус 50°С, частые пурга и ураганный ветер. Более двух месяцев в году приходилось на полярную ночь. При этом нормы выработки для заключенных были такими же, как и в климатически благоприятных регионах.

95% заключенных работали в производственной сфере, выполняя тяжелую физическую работу: земляные и дорожные работы, забой в шахтах, расчистка ж/д путей от снега. Труд был практически полностью ручным (лом, лопата, кирка, тачка), средства механизации полностью или практически полностью отсутствовали вплоть до второй половины 40-х годов. Лишь около 2–5% заключенных допускались до работы в качестве инженерно-технического персонала, нередко выполняя работу и за себя, и за вольнонаемный персонал. Одним из таких заключенных оказался и Николай Урванцев, первооткрыватель месторождений никеля в Норильске. Его осудили за «вредительство» и «контрреволюционную деятельность» и в 1942 году отправили в Норильлаг. Поскольку такой крупный специалист был крайне необходим для разведки и освоения природных ресурсов, Урванцева расконвоировали и позволили с определенной долей свободы трудиться по профилю. В 1945 году его досрочно освободили, но вплоть до 1954 года Урванцеву запрещалось покидать Норильск.

Рабочий день заключенных длился 10–12 часов чистого времени (при производственной необходимости и более), в которое не входил путь на работу и обратно (иногда лагерные постройки находились в нескольких часах ходьбы от места работы), прием пищи, построения и поверки. Работы приостанавливались только зимой, когда температура опускалась ниже минус 40-42°C. Для оценки условий использовалась специальная комбинированная шкала, учитывающая как мороз, так и силу ветра: каждые 1–2 м/с приравнивались к одному дополнительному градусу холода. Так, например, при ветре 20 м/с и температуре минус 20-22°C работы также прекращались. Это ограничение распространялось исключительно на работы, выполняемые на открытом воздухе. Выходные изначально отсутствовали, лишь с 1940 года администрация лагеря по своему усмотрению предоставляла отдых заключенным по 3–5 дней в месяц. В годы Великой Отечественной войны число рабочих дней в году превышало 350.

При столь тяжелых условиях смертность среди заключенных в Норильлаге была в 2–5 раз ниже, чем в других исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа. Это происходило не из-за какой-то особой доброты местной администрации, а по вполне прозаическим причинам: из-за огромной удаленности лагеря от «материковой» части страны подвоз свежей рабочей силы был возможен лишь во время короткой летней навигации, что вынуждало лагерное начальство бережнее относиться к здоровью узников. Заключенные в лагере питались лучше, чем в среднем по ГУЛАГу. Но их питание было привязано к нормам выработки: при превышении нормы полагался доппаек, при невыполнении – урезание существующего. За перевыполнение плана также могло применяться денежное премирование (с ограничением, что на руках у з/к может быть не более 50 рублей в месяц), но судя по воспоминаниям узников деньги, в основном, оседали в карманах лагерной администрации. В качестве поощрения также могли применяться улучшение условий проживания (более комфортные бараки), посещение культурных мероприятий лагерной самодеятельности.

На момент прибытия в лагерь Абрама Зареченского Норильск представлял собой одну улицу с несколькими административными и хозяйственными зданиями. Заключенные проживали в палатках и фанерных бараках, сосредоточенных в 5 лагерных управлениях в ключевых пунктах строительства (у речного порта в Дудинке, у железной дороги, у комбината в Норильске и т. д.). Позднее в 1939 году построили каменные бараки. В лагере поначалу имелись лишь амбулаторный пункт и аптека, а больница была построена только зимой 1939–1940 гг.

Поначалу Абраму Игнатьевичу повезло, его назначили работать сапожником на 2-й железной дороге. В карте зачета рабочих дней указано, что он дисциплинировано отработал каждый день с июля по сентябрь (средний процент выработки за август – 121). Аттестационной комиссией принято решение зачесть отработанные с превышением нормы дни и сократить срок заключения на 18 дней (в 1939 году приказом наркома внутренних дел система зачета дней в срок заключения была отменена и все ранее произведенные зачтения обнулены. – прим.).

Но дальше везение закончилось и свою первую заполярную зиму Абрам Зареченский встретил уже в качестве чернорабочего на 1-м железнодорожном строительном участке, куда его перевели в 4-м квартале 1938 года. Тяжелый ручной труд в непривычных климатических условиях сказался на производительности. Абрам Игнатьевич отработал 91 день и смог перевыполнить норму только в первый месяц (средняя выработка 105 %). В ноябре и декабре он 8 и 9 дней соответственно не мог выполнить нормы, хотя средний процент выработки за эти месяцы составил 100 %. В личное дело немедленно внесли информацию, что заключенный плохо относится труду и не засчитали октябрьскую переработку в сокращение срока заключения.

Затем Абрам Игнатьевич втянулся и стал выполнять и перевыполнять положенные нормы выработки каждый месяц.

Параллельно он не оставлял надежды добиться справедливости и несколько раз писал ходатайства и жалобы в прокуратуру на пересмотр своего дела. Все они были безрезультатны.

Вскоре тяжелейшие условия работы чернорабочим на железной дороге сильно подорвали здоровье уже немолодого мужчины. В середине 1941 года Абрам Зареченский стал инвалидом, вследствие чего его вновь перевели в сапожники.
5 июня 1942 года Абрам Игнатьевич прошел медицинское освидетельствование врачебной экспертной комиссией. Врачи выявили хрипы в легком, кровохарканье и поставили диагноз – хронический эндокардит, митральный порок с наклонностью к декомпенсации. Заключение: инвалид III группы.

Не имеющие возможности работать в полную силу заключенные не были нужны администрации Норильлага, от которой требовалось бесперебойно обеспечивать промышленность стратегически важной никелевой рудой. 16 сентября 1942 года Зареченского перевели в Иркутскую область, в Южлаг.

На новом месте харкающему кровью инвалиду тоже приходилось работать. Врачебно-трудовые комиссии Южлага регулярно проводили медосвидетельствования и подтверждали разрешение на легкий труд.

В начале 1943 года состояние Абрама Игнатьевича совсем ухудшилось. С 21 января по 15 апреля он все время лежал в больнице. Медкомиссия Центральной больницы Южлага после очередного осмотра составила акт, что инвалид Зареченский не излечим в условиях лагеря. 12 апреля 1943 года Абрама Игнатьевича «актировали» и записали на Инвалидную колонну № 21.
Термином «актировка» обозначалось досрочное освобождение заключенных в связи с неизлечимым недугом. Эти люди в большинстве своем умирали при лагере, либо по пути домой, но формально уже считались свободными. Таким способом лагерные администрации манипулировали статистикой, искусственно занижая смертность в системе ГУЛАГ.

Герой этого повествования не смог уехать домой. 11 мая 1943 года угасающего Абрама Игнатьевича в последний раз положили в больницу Инвалидной колонны № 21, где в 15:00 17 июня 1943 года он и умер. В акте указано, что смерть последовала от декомпенсированной дистрофии миокарда и редкого нарушения обмена веществ на почве пеллагры (авитаминоза. – прим.) при наличии туберкулеза легких.

На первом этапе войны немецкие войска оккупировали огромные территории Советского Союза, на которых до войны производилась значительная часть продовольствия (Украина, Кубань). Это привело к уменьшению продовольственного пайка практически для всех категорий советских граждан. На фоне резко увеличившихся трудовых нагрузок недоедающие заключенные стали массово умирать. В 1942 году при среднегодовой численности заключенных в 1 472 393 человека в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) умерло 248 877, а в исправительно-трудовых колониях (ИТК) – 126 733 человека. Это абсолютный максимум за всю историю мест лишения свободы. Уровень смертности в лагерях вырос с 6,47 % в 1941 году до 22,69 % (в 3,5 раза), а в колониях – с 7,06 до 33,75 % (в 4,5 раза). В ИТЛ умер почти каждый четвертый, а в ИТК – каждый третий заключенный.
Всего в 1941–1945 годах в лагерях и колониях умерло 1 004 848 заключенных, или 58 процентов от числа умерших за все время существования ГУЛАГа.

Зареченского Абрама Игнатьевича похоронили 18 июня 1943 года на глубине 1.75 м головой на восток в могиле № 1330у50 на кладбище вблизи деревни Шевченко Тайшетского района Иркутской области.
После закрытия лагеря и сворачивания его инфраструктуры место пришло в запустение. В 1990 году кладбище было обследовано учениками школы № 2 г. Тайшета под руководством местного краеведа. Они обнаружили около 200 безымянных могильных холмиков и обозначили их колышками. В 2003 году членами историко-просветительского общества на кладбище установлен коллективный памятный знак – деревянный крест с остатками оконной решетки и надписью на табличке: «Узникам Тайшетских лагерей, незаконно репрессированным и умершим в неволе».

Реабилитация

После смерти Сталина началась частичная реабилитация его жертв. 30 мая 1956 года коллега Абрама Зареченского Федор Ратанин, проживавший на тот момент в Магаданской области, подал заявление о пересмотре своего приговора. Пленум Верховного Суда СССР рассмотрел все дело и установил, что ни Ратанин, ни Зареченский, ни Домнин не осуществляли умышленный выпуск из ремонта недоброкачественно отремонтированных тракторов. Подсудимые в ходе судебного заседания в 1938 году ходатайствовали о предоставлении актов и дефектных ведомостей, которые бы подтверждали версию обвинения, но судом им в этом было отказано. Зареченский дал показания, что все было ровно наоборот – ремонт тракторов был выполнен хорошо и это отмечалось областными чиновниками. Но его показания суд даже не пытался проверить. Обвинения в разбросном севе тоже не базировались ни на одном документе, а показания Ратанина, что план посевной был выполнен на 111%, а разбросной сев проводили без его ведома по указанию Райкома, были проигнорированы судом. Ни в одном из показаний свидетелей обвинения не оказалось никаких конкретных фактов, которые бы подтверждали вредительство обвиняемых. Во фразе про дележку «стула», сказанной Зареченским в 1927 году, судьи Верховного Суда СССР не увидели никакой контрреволюционной агитации.

Постановлением № 08/2464с-56 Пленума Верховного Суда СССР от 12 декабря 1957 года приговор специальной коллегии Куйбышевского областного суда от 3 января 1938 года и постановление судебно-надзорной коллегии Верховного Суда СССР от 17 февраля 1938 года по делу Зареченского Абрама Игнатьевича, Домнина Сергея Федоровича и Ратанина Федора Васильевича отменены и дело на их основании п. 5 ст. 4 УПК РСФСР производством прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

*****

При написании материала использовались:
- Документы Государственного архива РФ и спецфондов ИЦ ГУ МВД по Иркутской области;
- Стенограмма доклада И. В. Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) от 3 марта 1937 г.;
- Шкаревский Д. Н. «Деятельность специальных коллегий по отдельным категориям дел (1934–1938 гг.)»;
- Бородкин Л. И., Эртц С. «Структура и стимулирование принудительного труда в ГУЛАГе: Норильлаг, конец 30х - начало 50х гг.»;
- Эртц С. «Строительство Норильского комбината с 1935 по 1938 гг.: становление крупного объекта экономической системы ГУЛАГа»;
- Трофименко И. Н. «Норильский исправительно-трудовой лагерь: отбор контингента и уровень смертности заключенных (1935-1950 гг.)»;
- Борисенко Е. А. «Медицинское обслуживание в Норильском исправительно-трудовом лагере в 1935 – 1956гг.»;
- Беляев А. «Лагерное строительство»;
- Публикации историка Наконечного М. Ю.;
- Публикации Таймырского краеведческого музея;
- Публикации на сайте «Некрополь террора и ГУЛАГа»;
- Воспоминания заключенных Норильлага.

Оставить комментарий

Популярные посты:

constantinus

Фильмы о футболе, которые стоит посмотреть каждому фанату

nik_rasov

Могила Хрулёва

ko-mon

ура и всё такое (писательское)

aleksey-vyrsky

ВТОРАЯ ЧАСТЬ МАРЛЕЗОНСКОГО БАЛЕТА ОТ BMM VINYL. УГРОЖАЕТ ЛИ МНЕ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК?

galina_kayumova

Кошачьи проказы

olesya11am

Я такой, какой есть, люби или уходи

noveltour

Фонтаны у метро Московская

ignat_dvornik

Во Серебряном бору... Часть вторая

maysuryan

Курение и курильщики на карикатурах Бидструпа

• Архив