Страшно жить

"Если хорошие люди умирают рано, сколько же негодяев должно быть на этом свете", – писал как-то Дюар, полагая, видимо, что остроумно так, мило пошутил. А, между тем, кругом и правда – одни негодяи.
Король эстрады ссорится с молодой режиссершей.
– Ярко.
– Переживешь.
– Ты кто?! Я – звезда, ты – даже не пыль.
– Иди на х..., звезда.
Ну, как-то так.
Звезда в шоке подбегает к бабе и хлобысь ее по морде. Баба – не промах, моментально засаживает звезде (как говорит колумнистка Dewarist) – в обратку. Тогде звезда хватает бабу за косу и давай драть. Ну, не в том смысле, конечно. А розгой, да ногой. Впрочем, все это мы знаем по описаниям самой гражданки-потерпевшей, любезно анимированным тут же самым жизнеутверждающим порталом в мире.
Описаниям, появившимся через два дня. То есть 48 часов все, как ни в чем ни бывало, выходили вместе на сцену, даже ездили на гастроль в Ленинград. А потом – ба-бах: гематома, рыданья, психиатрическая лечебница в Тель-Авиве, вроде бы даже иск.
Страна прильнула к телеэкранам: ну, покажите, покажите. Еще бы. Что может быть интересней чужого унижения? Да еще такого! Тут тебе и голый король, и мерзавец, калечащий невинную девицу, и слезы, слезы, слезы.
Если есть слезы, есть и рейтинг. И каждый из тех, кто брал интервью с ним ли, с нею, пытаясь как-то сдержать самодовольную улыбку (да, да, это будет в моей программе), думал лишь об одном: "Ну, что. Будет у меня доля 40"? Ну, это (тем кто не понимает), как у новогоднего огонька на Первом.
***
Тысячи озверевших подростков вывалили на улицы Москвы. Беспрепятственно (они ж не несогласные, что им мешать?) они дошли до Кремля, избив по ходу парочку перепуганных дагов. "Россия для русских, Москва – для москвичей", – кричали они, подняв правую руку в нацистском жесте единения. В зиге. Тысячи рук, направленных в сторону могилы неизвестного солдата. Солдата, который погиб за то, чтоб никогда больше на земле, на его земле люди не слышали это – зиг хайль.
Ой, – переполошилась интеллигенция. – Да что ж это мы все: хипстеры, офишо, Esquire, а тут-то такое. Спасибо милиционерам – выручили. Уберегли.
Между тем, государство даже в самые нелегкие для себя времена при желании справлялись с подобным довольно быстро. Вспомните 1993-й.
Интеллигенция же, удивленная, что – ой, чё-й то все такие агрессивные-то стали, вместо того, чтоб хоть как-то отстаивать сторону добра и красоты, занята как правило тем, что бухает в Маячке. Ежемесячно бросая одну сослуживицу ради другой и отказываясь при этом признавать собственных детей и платить алименты.
Нет, не стал народ агрессивней. Нет.
Народ просто потерял страх.
Страх, а никакая не любовь на протяжении всей истории человечества удерживал его от полного самоуничтожения.
Страх перед смертью.
Страх перед болью и перед болезнью.
Страх перед нищетой и голодом.
Страх перед забвением.
Даже послевоенная нежность друг к другу, этот трепет, эта радость – тоже от страха. Не дай Бог опять Сталинград.
Вот почему с такой нежностью тут вспоминают Сталина. Ибо страх для человека и есть – любовь.
***
Как-то спустя 150 лет после распятия Христа, один из отцов Церкви – Тертуллиан произнес свое знаменитое credo quia absurdum est. Верую, ибо абсурдно.
А разве ж не абсурдно? Не смехотворно? Возлюби врага своего, подставь левую щеку, нет теперь ни эллина, ни иудея.
До сих пор абсурдно. И с каждым годом все абсурдней и странней. Церковь даже, понимая, что не поймет человек, не допетрит, не доживет до любви никогда, превратила Любовь в страх Божий. А то Сталина-то почитают, а Бога – нет.