Социальный даб

artem_r — 12.05.2012
По логике какого-то своего внутреннего гироскопа Лайдон оживляется тогда, когда все кругом совсем из рук вон плохо.

Про 1977 – год, когда рок-н-ролл впервые очнулся от социальной апатии и осознал себя не «психоделическим», «молодежным» или там «ньюэйджевым» – а социальным, и даже, прошу прощения, классовым оружием, я не буду рассуждать: все и так понятно. Лайдон тогда отличился гениальной фразой по поводу грабителя поездов Биггса, с которым якшался Макларен и которого снял Темпл в фильме о Sex Pistols - «Он сволочь и крал деньги пролетариата». Заметьте принципиальное отличие от американского протестного коммонсенса – там Бонни и Клайд были героями.

Маклареновская революционная лавочка была замечательна – помимо всего того, чем она в самом деле замечательна – тем, что это, по-видимому, самый в исполнительском плане бездарный и неумелый коллектив такого уровня славы в истории поп-музыки. В этом был жест, который, собственно, обозначал одновременно и интеллигентскую ограниченность явления – Sex Pistols это, в общем-то, проект тогдашнего Гельмана, упакованный бунт с ярко выраженной концептуальной составляющей (а что делать – Макларен наследовал ситуационизму) и эксплицитной целью собрать бабло: как говорил публике на концерте Лайдон – «Когда-нибудь испытывали чувство, что вас наебывают?» Просто и Макларен не Гельман, и британская музыкальная сцена – не отечественный «арт», и Sex Pistols - не пуссирайот. Но Лайдон, судя по всему, эту двусмысленность понимал сразу; оттого и сбежал.

Потом, значит, альбом «9» - феерический итог 80-х – самого пошлого времени в истории западного человечества, конец либеральной утопии о том, что человек может заработать сколько-нибудь большие деньги честным путем. Так звучал бы дюран-дюран, если бы у его участников было бы хоть чуть-чуть ума и самоиронии. Дюран-дюран, кстати, не такое уж говно, при том, что слушать его решительно нельзя. У них шикарная ритм-секция. Кроме того, вот этот вот фирменный хуяк-хуяк по клавишам – он психоакустически очень точный метод: недаром у пианистов-виртуозов публика особенно ценит октавные удвоения. Это из серии «Дайте в руки мне баян» фокус. Не всякая музыка – повод для интеллигентных разговоров, под музыку еще стенка на стенку ходить хорошо. Но не в компании же с кокаиновыми мальчиками из дюран-дюран это делать (то, что Ле Бон потом нажрал себе ряшку, ситуацию только усугубляет). Так вот, все то же самое, но только умно, честно и стенка на стенку – у PIL: и клавиши хуяк-хуяк, и ритм-секция, и толпа телок на бэк-вокале. Все, что вы хотели знать о пост-панке, но боялись спросить, опасаясь, что вас будут бить гомофобы и поклонники трэш-метала.

И вот, стало быть, теперь. После двадцати лет перерыва. Выпустили нереально чистую и безупречно трагическую пластинку. Это сейчас уже никому особенно не нужно, и совсем не потому, что люди очерствели и оскотинились - просто способ передачи сообщений изменился. Еще пятнадцать лет назад каждый уважающий себя западный журналист употреблял в тексте, как припев, фразу «Интернет многое изменил». Сейчас никто уже так не говорит, потому что никто уже не помнит, чтобы когда-то было по-другому. Люди приучаются не только работать, но и жить на аутсорсинге: на аутсорсинг отдано само производство социально окрашенных эмоций. Можно радоваться на весь мир, не выходя из дома, и это здорово; однако перемена способа публичного бытия неизбежно сказывается на качественном составе эмоций. Трагизм в этой ситуации оказывается предприятием эмоционально избыточным, потому что его очень трудно передать смайликами – народ на другом конце линии непременно решит, что вы это все нарочно. Трагедии вообще не бывает без очного общения; вот почему спрос на нее неуклонно падает. У Лайдона на концерте, впрочем, в зале сидят сорока-пятидесятилетние тетки со счастливыми и светлыми лицами, видно, что им еще пока все это нужно. Но это очевидно кончится; и, судя по всему, Лайдон знает это тоже. Но у него есть цель, он молодец. В конце концов, это ведь именно он поставил рок-н-ролл на его законное место.

Смысл в том, что поп-музыка хороша ровно настолько, насколько из нее производится социальный протест. Все остальные ее функции, как эстетические, так и коммуникативные, вторичны. У каждой музыки есть свой предмет. Предмет академической музыки – скажем, мысль, предмет джаза – скажем, эволюция и пермутация мысли. Так вот, предмет рок-н-ролла это социальное действие. Все остальное любая другая музыка делает лучше него. Академическая музыка изощрённо рефлексивна, джаз требует существенного интеллектуального сотрудничества слушателя. И то, и другое в техническом отношении по сравнению с рок-н-роллом – как экскаватор Крупп против лопаты. Единственное, в чем нет равных рок-н-роллу – это в умении заставить слушателя прыгать на стуле в такт, а потом вскочить, ломануться, встать плечом к плечу на площади и танцевать, значит, посадив телок на плечи. То есть - сделать некое синхронизированное общественное дело. А самое большое дело, которое синхронизированная масса народу делает вместе – это раздача пиздюлей власти. Я не говорю о том, хорошо это или плохо. Это вот просто так исторически, этически, логически и логистически сложилось. И пытаться вытащить этот момент из рокенролла – все равно что пытаться изъять из джаза свинг, а потом обидчиво спрашивать, отчего это вам не нравится наш великий трубач Крис Ботти. Вот в игнорировании этого простого факта – а вовсе не в занудстве или снобизме – состоит преступление группы Yes перед культурой и человечеством.

(Почему-то на этом месте поклонники свободного творчества и постмодернизма начинают встряхивать рукавами и говорить, что сводить музыку к площади – позор, тоталитаризм и нехорошо. Почему-то способность музыки, например, навевать мечты, вызывать слезы и говорить красиво считается почетной, а ее умение говорить громко, внятно, попадая в резонанс с огромным числом людей без учета их культурного багажа и образовательного уровня – то есть, способность обнаруживать среди людей не то, чем отличаются они друг от друга, а то, в чем они едины, ту абстракцию, которая делает их, собственно, людьми и народом, - эта способность музыки отчего-то считается низким даром, чем-то вульгарным, какой-то производной соцреализма и тоталитарным произволом. Люди вообще не любят объединятся и делают это только тогда, когда им совсем уже невмоготу. Музыка в этой ситуации выступает мерой профилактической – она пытается собрать людей вместе до того, как все ебнет и собираться придется воленс-ноленс; потому что если собраться раньше – то есть шанс, что не ебнет вовсе. Ее за это считают Кассандрой, Бог весть почему).

В общем, Лайдон как был гопником, так и остался, несмотря на внешность мармеладного папашки. Потому что рок-н-ролл (как минимум со времен Sex Pistols) – это классовое сознание: оно либо у тебя есть, либо его нет. Его можно проигнорировать, можно от него отказаться - но это всегда будет движением «вопреки», всегда усилием, которого совсем не нужно делать тем, у кого классового сознания никогда, по объективным или субъективным причинам, не было. Так вот, у Лайдона, несмотря на его образ ручного эдички, классовое сознание есть. И поэтому он может. А у дюран-дюрана этого сознания не было – и поэтому оно не могло. That simple. Поэтому Лайдон выглядит со своим социальным протестом уместно. А хипстерская группа Мюьз, порвавшая все жилы за судьбу и будущее человечества – выглядит комически. У революции тоже есть вкус – иначе протест превращается в матерную ругань напившегося подростка из хорошей семьи. Для того, чтобы не выглядеть в толпе ряженым, для того, чтобы быть «как все», чтобы быть «с народом» - надобно хотя бы порепетировать. Хотя бы год пожить впроголодь и без медицинской страховки. Траншею отрыть. Пиво поразгружать в магазине. В общем, позаниматься для практики чем-нибудь некреативным. Впрочем, это все уже группа Pulp спела.

Хотел еще что-то добавить по поводу DIY, но не готов. А, нет, вот что: человек, который работал учителем труда у детей, не может быть неправ.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив