Сказка на ночь

Самый простой: вырасти настолько большой, что старику со старухой приходилось лезть на репку и при этом старуха неизменно падала вниз и разбивалась насмерть. В этом сказочном сюжете репка играла роль зачина.
После смерти старухи, которая не справилась с извлечением репки, старик просит лису (реже зайца) оплакать покойницу, а вместо обещанных кур спускает на лису собак. Они гонятся за лисой, которая прячется в яму или дупло, а в итоге кончает жизнь способом, достойным премии Дарвина.
Лиса начинает расспрашивать части своего тела, чем они занимались во время погони. Лапы отвечают: мы бежали, чтобы ты не досталась собакам. Уши и глаза: мы помогали выбирать лучший путь. Только хвост оказывается предателем и без стеснения признается, что цеплялся за все, лишь бы собаки схватили лису. Разъяренная лиса высовывает собакам хвост, они его хватают, вытаскивают лису и разрывают.
Второй вариант нам более знаком. Репка так укореняется в земле, что ее невозможно вытащить. Старик просит бабку помочь (иногда она от усердия помирает – и сказка превращается в описание самоубийства лисы), но даже совместных сил стариков недостаточно. Они зовут других персонажей. Не всегда реалистичных. Внучка, сучка (в литературной обработке она стала «Жучкой»), мышка – это слишком просто и не очень сказочно. Фантазия требовала побольше и постраньше.
В архангельской сказке к старику и старухе на помощь приходят ноги. Сначала одна нога, которая цепляется (неизвестно, чем и как) за сучку, та за внучку, та за бабку, она за дедку, он тянет репку. Все равно не выходит. Приходит другая обособленная нога: и так до пятой, благодаря которой они и вытянули репку.
Однако такой вариант тоже устраивал далеко не всех крестьян. Все же он недостаточно сюрреалистичный. И вот на свет появлялись лавкрафтовские сюжеты и персонажи.
В одной из таких версий репка росла не год, а долгих три. Старик наконец решается ее вытащить, но громадный корнеплод невозможно вытащить из земли. Старик зовет старуху. Оба тащат – без успеха. Звать им некого, потому что сказочник оставил старика и старуху без кошки, сучки и внучки. Глядит обеспокоенный старик: а мимо огорода шагает одноног. Позвал его на подмогу. Схватился одноног за бабку, она за деда, он за репку. Нет. Не получается.
Смотрит старик: мимо шагает двуног. И его попросил. Результат тот же.
Затем идет трехног. Потом четырехног. Увы, репку вытащить невозможно. Старик со старухой словно попали в Аид и терпят вечное наказание за какие-то прегрешения и пробуют вытащить проклятую репку. Русский вариант мифа о Сизифе.
За пятиногом шестиног. За шестиногом семиног.
Ухватился тридцатиног за двадцатидевятинога. Двадцатидевятиног за двадцативосьминога. Двадцативосьминог…
Список получается длиннее перечня гомеровских кораблей.
Крепко держится репка. Нельзя ее вытащить. И будет сидеть в земле всегда.
Наконец рассказчик устает, ребенок, которому он рассказывает длиннейший список многоногов, засыпает и останавливается безумная очередь. Но лишь за тем, чтобы при случае начаться сначала. А репка так и останется в земле.
(про помощь пяти отдельных ног: № 89 Афанасьева, про многоногов: Русские крестьяне. Т. 5. Ч. 3. СПб. 2007. С. 33.)

|
</> |