Сказка для типирования (Драйзер)

socionik_practi — 07.11.2010 "Мусорное ведро. Что я знала о нём? Пожалуй, только то, что это самое страшное, что может случиться с нами, книгами. Страшнее только печь, но время, когда нами разжигали огонь, миновало, и это теперь случалось всё реже.
Спасение из мусорного ведра теоретически возможно, но маловероятно. Правда, мне доводилось слышать истории о том, что кому-то из нас удалось. Например, один серьёзный потрёпанный том вовремя извлекли из картофельных очистков и рваных салфеток – кого-то привлекла его необычная тисненая обложка. Сейчас он гордо возлежит за стеклом в каком-то музее. Такие вот шутки Судьбы. Но я, к сожалению, не знаю, о чём я и на что мне рассчитывать. Мы, книги, не можем прочесть сами себя, поэтому нам остаётся только ждать, что это сделают люди. «Замечательная книга», «ужасное занудство», «это потрясающе, обязательно почитай», «как жаль потраченных денег» - это уже как повезёт.
И я не знаю, поэзия я или проза, философский трактат или второсортный детектив, слезливый дамский роман или же руководство по засолке грибов.
Как я оказалась здесь, среди всей этой шелухи, пустых пластиковых бутылок, скомканных бумажек и прочих, абсолютно бесполезных вещей? Ведь это не место для книг.
Сначала меня, конечно, напечатали. Я смутно помню разговоры, обрывки фраз: «тираж не окупится», «да простоит на полке как всегда», «такое сейчас никому не интересно»…И верно, на полке мне пришлось стоять долго. Правда, с компанией мне повезло. Многие мои товарищи знали, о чём они, ведь их так часто искали, так часто звали по имени, так часто листали. Я помню, со мной рядом стояла одна очень достойная книга, гордящаяся своим длинным именем. Кажется, её звали «Как стать профессионалом, заработать миллион долларов, найти любовь, обрести уверенность в себе и избавиться от прыщей за 28 дней» или что-то вроде того. Неудивительно, что скоро нам пришлось проститься – её быстро купили. Скоро за ней последовала и моя хорошая знакомая по имени «150 самых остроумных праздничных тостов», с которой, несмотря на некоторую её шумливость и простоту мы часто разговаривали, когда магазин закрывался. Кстати, человек, попавший ночью в книжный магазин, рискует оглохнуть от непрекращающегося шелеста страниц – ведь днём мы вынуждены молчать.
Таким образом, скоро я осталась одна. Правда, с верхних полок на меня грозно поглядывали увесистые Собрания Сочинений – но мне было страшно с ними заговаривать. Тем более, они, кажется, не снисходили до разговоров – настолько серьёзным было их содержание.
Однако мне всё меньше хотелось, чтобы меня, наконец, прочли.
Мне стало неинтересно, о чём я, да и так ли это важно? Гораздо увлекательнее было день за днём наблюдать за людьми, а особенно мне нравилось угадывать, кого из нас заберут с собой на этот раз.
Я заметила некоторые закономерности и скоро могла с уверенностью сказать, за какой книгой пришёл этот человек. Я видела иногда, как, взяв книгу, кто-нибудь торопливо читал её, застыв у полки, но потом открывал внутреннюю сторону обложки, вздыхал и уходил. Это казалось мне странным, ведь нас в любой момент можно забрать с собой и читать сколько душе угодно.

Однажды я услышала рядом молодые голоса, кажется, это были мужчина и женщина, чьи-то руки схватили меня и с криком «вот она!» начали торопливо перелистывать. Надо сказать, я была удивлена.
«Ты уверена, что ему понравится? По-моему, довольно сложный язык и стиль своеобразный…» - «Брось, он обожает всю эту заумь. Он давно искал как раз эту книгу, думал, она уже не издаётся…» - «А, да, она ведь была запрещена одно время…Ну что, берём?» - «Ну ещё бы, прекрасный подарок!»
А дальше всё как-то завертелось, меня понесли к кассе под удивлённые взгляды знакомых, потом аккуратно завернули в какую-то шуршащую бумагу («Может, обойдёмся без всей этой мишуры?» - «Да брось, это же не просто так, это же на День Рождения!») и через несколько мгновений хлопнула дверь нашего магазина и я почувствовала свежий ветер…
Они шли очень быстро и что-то обсуждали, женщина смеялась, и я раскачивалась в пакете, и было очень интересно, кому же меня преподнесут.
«А может, и правда я – о чём-то важном».
Вдруг я услышала какой-то странный скрип, как бывает, когда проводят пальцем по стеклу, но только гораздо громче. А потом всё снова закружилось, и через пару секунд я лежала на чём-то холодном и сквозь красивую обёрточную бумагу просачивалась вода – поэтому сейчас мои страницы немного волнятся и чернила кое-где потекли.
А в стороне было очень много людей и кто-то кричал «женщину сбило!» и ещё что-то про «ужасный гололёд», и я впервые увидела столько машин – так называются эти штуки, в одной из них меня с другими книгами когда-то давно привезли в магазин.
Потом на меня наступили, отодвинули куда-то в сторону, и там я лежала долго-долго, пока однажды меня не подобрали, и чей-то голос сказал «надо же, кто-то книгу выбросил! Или потерял? Нет, она уже слишком потрёпана, положу просто на скамейку».
А уже потом со скамейки я переместилась в мусорное ведро.
В нём не очень-то удобно, особенно когда сверху падает этот…снег.
Не знаю, где я окажусь после. И, если честно, мне уже всё равно.
Только хочется всё же узнать, о чём я.

Лично мне больше всего понравилась сказка про маленького рыжего котенка, который будил по утрам свою хозяйку и говорил ей "Мааау" Дзе Дун. И еще, может быть, про маленького лягушонка-путешественника."

Сенсорика:

Начинается повествование с описания с конкретного объекта в пространстве Мусорное ведро.

"И я не знаю, поэзия я или проза, философский трактат или второсортный детектив, слезливый дамский роман или же руководство по засолке грибов."
"один серьёзный потрёпанный том вовремя извлекли из картофельных очистков и рваных салфеток – кого-то привлекла его необычная тисненая обложка."

- подробные описания с детализацией происходящего.

Этика:

Неодушевленный предмет воспринимается как одушевленный "книга - живая", "книги общаются между собой".

среди всей этой шелухи, пустых пластиковых бутылок, скомканных бумажек и прочих, абсолютно бесполезных вещей

БЭ - это описание своих чувств/отношения к чему-то, кому-то:

"то это самое страшное, что может случиться с нами, книгами. Страшнее только печь", "Правда, с компанией мне повезло.", "меня понесли к кассе под удивлённые взгляды знакомых, потом аккуратно завернули в какую-то шуршащую бумагу", "гордо возлежит", "грозно поглядывали"

Интроверсия:

Постоянное влияние внешнего мира, позиция наблюдателя за происходящем: "меня завернули и понесли", "все как-то завертелось", "кому же меня преподнесут", "там я лежала долго-долго, пока однажды меня не подобрали, и чей-то голос сказал «надо же, кто-то книгу выбросил!", "Потом на меня наступили, отодвинули куда-то в сторону".

Рациональность:

Рассказ про книгу, траектория мысли никуда не скачет, все четко и последовательно.

Сохранено