Сказка -

elven_gypsy — 01.11.2010 - но не британская, а моего друга, странноватый его самайнский подарок.
Какие друзья, такие и сказки. Или - какие сказки, такие у нас и друзья...

В бытность мою сотником – это ещё при старом господине, нет, наш новый лорд не таков… Так вот – случалось мне засиживаться с тюремной стражей за кружечкой доброго эля. Да, хорош был эль, при старом-то господине!
Так вот – один из стражников рассказывал – он от деда слышал, а дед – от одного узника, который был давним врагом наших лордов, и потому многое знал…
Давным-давно между Горькими холмами и речкой Серебрянкой стоял большой город. Имени его никто не знает – и скоро вы поймёте почему. Владетель того города, и окрестных земель, и замка на холме – был жестоким, но справедливым. Налогами честный люд не душил, соседей если и тревожил – то побеждал быстро, и никого из своих рыцарей больше сорока дней в походе не задерживал.
Зато на расправу был – ох, как скор. За воровство, за клевету, за безделье – один у него был расчёт – вешать. Вот как увидит – кто-то в поле снопы недовязал, или пастух там задремлет – а коровы разбрелись, мычат, всю пшеницу потоптали… так сразу и вешает!
Еще лицедеев не любил, жонглёров, певцов – даже арфистов в его земле не увидеть было. Правда, один такой жил – сразу за порогами, где Серебрянка растекается на полдесятка рукавов – так вот, там деревенька была, там он и жил. Арфистом он был плохим, потому что хороший арфист – разве усидит всю жизнь в родной деревне? То-то же удивился этот парень, когда лорд вдруг позвал его на пир, да еще посулил большие деньги! Лорд-то как раз из похода вернулся, начало ноября было – точно помню. А зиму обещали тяжёлую, так что парень решил – если этот пир переживу, то и зима не страшна.
Пошел он в замок, да с тяжёлым сердцем, правда на недобрый случай у него отговорка была – он кроме арфы еще и луки выстругивал, и вообще с деревом неплохо управлялся. Уже не бездельник!
А деньги ему нужны были. Просто жила в другой деревне девушка. Волосы её были – тёмный мёд, и глаза – как осенний вереск. По утрам она ходила к реке, ловила серебряных и золотых рыбок, а в пряди вплетала тоненькие кожаные ремешки, и на концах у них – колокольчики, и, казалось – сам ветер у нее в волосах путается, и тихо звенит, звенит…
Решил парень – заработаю денег, и пойду свататься. И еще на новый дом, наверное, хватит. Вот и пришёл он в замок со своей арфой. Стоит на пороге, переминается… ну, его копьем в спину подтолкнули, показали место. А пир между тем идёт, звенят кубки, огонь в камине вовсю пышет, тут уже и вечер, свечи зажгли – а арфисту всё ни слова. Ну, думает, не судьба мне для лорда сыграть. Оно и ладно, только денег жалко…
И тут все замолкли – оказывается, сам хозяин слово держит. Что сказал – парень не расслышал, только после этого все на арфиста уставились.
- Сыграй-ка нам, арфист, - вдруг громко произнес лорд. – А то ведь говорят – древние мастера могли пеньем камни подымать, и арфы у них были – из драконовых костей, и струны – холодные и звонкие, как дожди октября… У тебя арфа из чего?
- Чистый тис, мой лорд, - отвечает парень, а сам от страха еле живой, руки трясутся... Как сейчас играть?
Поднесли ему эля, он махом кубок осушил – и ударил по струнам. Пёс его знает, хорошо играл, или плохо – правда, арфист он был так себе… Да только всё равно над ним посмеялись. Смеялись, смеялись – ну и забыли. Давай дальше пировать. А домой не отпустили, говорят – сиди, слушай, дубина. Завтра нам ещё сыграешь.
Назавтра – опять пировать стали, а он сидит в углу – чуть дышит, ждёт, когда вновь играть позовут. Позвали. Он опять сыграл, как мог – а вся дружина ржёт, и рыцари в него пустыми кубками кидаются, и ещё чем потяжелее.
Понял тогда парень – поиздеваться над ним решили, потому и пригласили, потому и разговоры все – о древностях и вещах неведомых, страшных, о которых – врут ведь люди! Не бывает ничего такого.
Несколько дней гуляли хозяин замка с рыцарями, да и забыли, наверное, про арфиста. Домой пускать – тоже наказа не было, и бродил он по холодному замку, перебивался, чем найдется.
И вот, однажды, сидя на западной стене, с арфой в охапку – ночь как раз была, огоньки в домах, дымок над городскими крышами там, вдалеке, стелется… Стал он с тоски струны перебирать…
«Не трогай, я сам!» - вдруг раздался голос.
Он решил, что ослышался, и стал ещё резче дёргать струны.
«Не мешай, мне же больно!» - недовольно сказал кто-то рядом, и арфа запела сама.
Очень странной была эта песня, и, говорят, смертному ничего подобного не дозволено ни услышать, ни сыграть. С тех пор и похитил западный ветер душу арфиста – а это ведь сам ветер на струнах играл!
…А может, наоборот, раздул в душе парня такое, о чем не говорят, и даже помыслить страшно.
Наутро пришел арфист в пиршественный зал – а лицо горит, и пальцы – будто сквозь всю ночь тетивой истерзаны, я вам точно говорю – от арфы таких пальцев не бывает!
И вот хозяин замка смотрит на арфиста – и как будто вспоминает, зачем позвал. Сыграй, говорит, ту или эту мелодию, и парень слушает, кивает… А потом как возьмётся за струны!
Ударил раз – и пошатнулись стены. Второй раз – еле слышно пробежался пальцами… Но огонь в очаге погас, свечи стали моргать, как провинившись, и за окнами – завыло, зашлось плачем…
Тут птица какая-то в окошко влетела, и следом – будто вьюга выдохнула: снег в окна, темнота, холодно, звонко… Только от арфы идет тихонько свет, и от самого арфиста, и будто серебряные нити в темноте протянуты.
Тут и охрана и рыцари поняли, что арфиста можно и в темноте достать! Похватали мечи, топоры – у кого что было… Так и замерли с обнажёнными клинками, со шлемами наскоро нахлобученными, у кого-то даже свиные кости в руках остались – слово даю!
А парню будто дела нет. Ступает между фигур застывших, арфу свою слушает – а она сама песнь ведёт, и кружатся снежинки во дворе и в зале, и над стенами ветер поёт – тихо-тихо…
- Сгиньте вы все, без следа и имени! – выпалил арфист. И пошёл прочь.
А замок так и стоял, и город тоже, и все прохожие путники – кого ночь вблизи замка застала, и даже собаки. Долго стояли, не шелохнувшись. Их потом прадед деда нашего молодого господина сжёг, он как раз из-под Фогарта возвращался, много тогда славных ребят полегло… Ну, вот, он земли эти под горячую руку пожёг, а потом решил – замок отстроить, земля-то вроде как ничейная… Пусть и недобрая.
Так вот, арфист хоть и пришел потом в деревню, где девушка жила, но с ней не остался, а выдался бродить со своей арфой по свету. Говорят – видели его под Дайсерт О’Ди, и он просто сидел на холме и перебирал струны, но воины Конора О’Ди шли в бой, будто подгонял ветер, а враги трепетали, как если бы им под доспехи запустили колючих зимних штормов.
Затем – когда англичан косила чума, и по всему восточному берегу жгли ведьм и трупы – он ходил по Дублину, будто по рыночной площади, и не боялся ни чёрта, ни священника. Потом, правда, рассказывают, он связался с какими-то монахами, и обещал им попутный ветер в паруса аж до самого острова Св. Брандана…
Доплыл ли он, или же навязался к англичанам, когда они топили французов при Слейсе – того не знаю, а врать не буду. Зато, если лунной ночью в первых числах ноября вы будете стоять в карауле где-нибудь в юго-западной или в привратной башне, да ещё день-другой перед этим вас хорошенько взгреет начальник стражи…
Вооот, тогда-то вы точно услышите, как ветер цепляет невидимые струны; и в темноте застывшие фигуры – от замка до самого дальнего кладбища – тоже увидите, и тогда быть может, вспомните мои слова. А я о чём говорю? О том, что третий раз арфист по струнам не ударил, а как ударит – рассыплется замок в прах, и вся земля эта – задрожит, застонет, выдохнет – и прямиком в ад, там уже заждались. А будет на этом месте большое и чистое озеро, с водой цвета молодого серебра, и маленькими разноцветными рыбками, и вот тогда-то вы вспомните старого сотника, и рассказы его, и жизнь его горькую, непутёвую…
Эй, кто-нибудь нальет мне эля?

Сохранено