Шатуны.
prime_woman — 05.09.2023Возвращаюсь опять к мамлеевским шатунам. Скажу честно, что об этом писателе не знала, пока не посмотрела его интервью в «школе злословия» . Это было давно, когда Юрий Мамлеев был ещё жив. Интеллигентный пожилой мужчина, красиво говорящий тихим голосом, в его цепком взгляде чувствовалось даже через экран странная энергия.
Так вот , его рассказ о двух молодых людях, которые собирались покончить жизнь самоубийством, но после прочтения романа « шатуны», передумали, породил у меня интерес к его творчеству, а именно к этой книге. Примерно год назад, eno_robot поделился своими впечатлениями об этом романе, что и придало мне решимости купить книгу. И вот, наконец, я ее прочла. Читала долго , почти месяц и все время мыслями возвращалась к рассказу о двух несостоявшихся суицидниках. Что в этой книге такого, что смогло их отвратить от этого поступка. И разгадка пришла сама собой. Почему мне не хотелось возвращаться к чтению этой книги, хотя мысли все были о ней? Этот текст , как вампир завладел моим сознанием, даже тогда, когда я не читала его. Мне не хотелось знать , что будет дальше с героями этого романа, ни один из них не вызывал во мне жалости или даже простой симпатии, все они были отвратительны. И я поняла, что Мамлеев описывает ад, тут на земле. И если ад на самом деле существует, то скорее всего , он заселён вот такими персонажами. Это большое мастерство писателя, с помощью слова, так визуализировать то, чем пугают в христианстве и мусульманстве грешников. И мне мотивы отказа от самоубийств этих юношей стали понятны. Ведь находиться рядом с такими людьми действительно не захочешь, даже если это ад. Это вам не сказочки о жаровне в преисподней.
Так чем же так отвратительны персонажи Мамлеева? В романе описано смешение тьмы простонародного мракобесия и людей интеллектуалов «метафизиков» . Казалось бы , что у них общего, а общее было то, что все персонажи были приверженцы «религии Я». Это не эгоисты , а солипсисты .Одни , те что из народа тёмного , неосознанно пришли к этому , «метафизики» намеренно, полагая , что обычные религиозные системы исчерпаны и ставят предел метафизической свободе, в то время как дух уже давно вырвался в новую, неведомую сферу. И во что же они стали верить, отбросив старые религии ? в себя. Они уверовали , что существует только мир Я, то есть свой мир, а остальные люди и их миры –это иллюзия, их нет. Если эгоисты используют других людей в своих целях, то эти вообще отрицают все кроме своего мира и Я. И скажу вам , это страшно, во всяком случае Мамлеев описал очень все красочно, без прикрас.
Конечно, этот роман отдает достоевщиной. Так же как и Достоевский в Братьях Карамазовых , Мамлеев через своих героев персонифицирует пороки – гордыню, похоть, сладострастие и ненависть. И если в «Братьях Карамазовых» Достоевский поднимает проблему поиска Бога, исследует онтологию зла, то Мамлеев пытается в «Шатунах» частично ответить на эти вопросы. Все его персонажи «метафизики» -это такие Иваны Карамазовы, только эволюционировавшие за сто лет. Мамлеев исследует самые глубинные и потаенные уголки человеческого сознания, и через своих персонажей показывает, как далеко можно зайти в своих «шатаниях», потому, что утратили Бога в душе и возомнили себя центром вселенной.
Мнение сугубо моё личное, возможно оно отличается от вашего, сам Мамлеев о своем романе пишет, что для него это роман – загадка, написан в период метафизического отчаяния и любые интерпретации не исчерпывают его. В любом случае , книга написана хорошим языком, образы очень яркие, приведу два отрывка с описанием двух героев.
«Между тем, Петенька уже не только соскребывал с себя прыщи
и лишаи, а по настоящему поедал самого себя. . И с каждым днем все
глубже и глубже, все
действительней и действительней. Он и сам не понимал почему
он так живет.
Хотя причина, вероятно, была. Имя ее - его крайне недоверчивое
отношение к
внешнему миру, от которого Петя воздерживался принимать даже
пищу.
К миру Петенька относился с
подозрением, как к чему-то
бесконечно
оскорбительному, хамскому, и скорее готов был дать разорвать себя
на куски,
чем принять от мира что-нибудь
существенное. Последнее для него
было
равносильно религиозному или скорее экзистенциальному
самоубийству. Даже
когда дул нежный весенний ветерок, Петенька
настораживался, если замечал
его.
Обычно же старался ничего не замечать,
существуя в самом себе как
в
люльке; даже пищу он воспринимал лишь как нечто твердое
и несъедобное из
тьмы. Потому и поедал самого себя. Сначала
это было для него просто
необходимостью, но последнее время он стал
находить в этом судорожное,
смрадно-убедительное удовольствие. Тогда-то он и перешел от
соскребывания к
более непосредственному самопожиранию. Это придавало ему
- в собственных
глазах - большую реальность.
Точно он углублялся в свою
бездну-люльку.»
«Тайна секса Извицкого уходила далеко в прошлое, когда он был еще «просто» сексуален.
Он прошел тогда ряд «посвящений», главным образом по отношению к женщине и мужчине. Но ни то, ни другое не захватывало его полностью. Он искал «своего» секса, который пожрал бы все подсознание, не оставив ни одного подземного ручеечка.
Извицкий считал, что человек, который владеет своим членом, владеет всем миром. Ибо весь мир, все потустороннее и тайное для Извицкого болталось на ниточке секса.
В конце концов, он просто искал подходящий объект для любви. «Не может же быть, — думал он, — чтобы такая чудовищная, подпольная, духовная и в то же время чувственная энергия была направлена только на эти ничтожные существа.
Извицкий метался от одних ощущений к другим, включая все механизмы воображения; населял свою постель всеми представимыми и непредставимыми чудовищами: Гаргонна с поэтическим даром Рембо; некий синтез Чистой Любви и Дьявородицы; сексуализированный Дух; змея с нежной женской кожей и душой Блока — все побывали тут. Это примиряло с жизнью, но не более; параллельно шли контакты и на внесексуальном метафизическом уровне.
Освобождение пришло не сразу. Оно началось после тайных, мистических сдвигов в душе, но получилось так, что этими сдвигами воспользовалась скрытая, подсознательная эротическая энергия. Но все произошло как-то удивительно органично и естественно.
Это случилось примерно год назад. В бездне Извицкий сосредоточился на том, что сексуальная ярость и глубина ее проникновения у него увеличивается, чем ближе к «я» предмет любви. Кроме того, он стал замечать, что его, чаще спонтанные, прикосновения рукой к собственной коже (будь то на груди или на другой руке) вызывают в нем какую-то особенную сексуальную дрожь. Это ощущение было совсем иного качества, чем если бы его кожи касалась чужая (скажем, женская) рука. В этой дрожи заключалось что-то до боли интимное и непосредственное. Как будто рушилась какая-то завеса.
Наконец он видел также, что нечто странное происходит не только с чувственным, но и с духовным объектом любви. Он все время сдвигался в сторону самого субъективного и родного, то есть в конечном счете в сторону собственного «я».
Еще раньше (но особенно последнее время) его часто тянуло, даже во время любви с обычной, «реальной» женщиной как бы подставлять (хотя бы частично) свое «я» в ее тело. От успеха этой операции в значительной мере зависела мера возбуждения. Ему все чаще и чаще необходимо было или найти в женщине себя или (без этого вообще не обходилось) допустить подлог с помощью воображения.
Теперь же, после вышеописанных изменений, оболочка женщины вдруг разом и таинственно спала и он явственно увидел за ней свой истинный объект любви — самого себя.»
|
</> |