СДБ, том 3 (документы 87-125). Часть 1

87 – технический.
88-108 – блок документов, которые были переданы следователям из другой комиссии – «Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств».
Поскольку дальше пойдёт речь о деятельности сразу двух следственных комиссий, чтобы не было путаницы, сделаю небольшое разъяснение. Данная комиссия, назовём её сокращённо ЧСКДРППДДБМГИПВДЛКГТВИМВ «Следственной комиссией по делу бывших министров», передала свои документы в распоряжение созданной сразу после Июльского мятежа «Следственной комиссии по делу большевиков» (официальное её название тоже содержит около 25 слов). Следователи «Комиссии по делу большевиков» выписали себе оттуда всё, что показалось им компроматом на Ленина и сгруппировали у себя 3-м томе в отдельный блок.

Таким образом, большинство этих документов в «Следственном деле большевиков» фигурирует в уже сокращённом виде, а полные их варианты были опубликованы в 1992 году в сборнике «Дело провокатора Малиновского», составленном в том числе по материалам как раз «Комиссии по делу бывших министров».
Ну и ещё пара слов о «Министерской комиссии». Создана она была сразу после Февральской революции и собирала информацию вплоть до Октября. Всего, по утверждению Википедии, комиссия произвела 88 опросов и допросила 59 лиц; готовила отчеты, главным редактором которых был Александр Блок, опубликовавший свои наблюдения и записи в виде книги «Последние дни Императорской власти».
Получилось так, что почти все «министерские» документы, которые заинтересовали следователей «большевистской» комиссии, так или иначе оказались связаны с именем Романа Малиновского.

У меня нет возможности подробно останавливаться на его биографии, но хотя бы основные её вехи осветить придётся. Детство и юность Романа Вацлавовича Малиновского окутаны тайной, причём нет даже полной уверенности в том, что это его настоящая фамилия. Родился он в Варшаве в 1876 году, в 14 лет остался круглым сиротой, и несколько раз был судим за кражи. Но ему хватило сил выбраться со дна, и в 1906-м году он уже работает на заводе, серьёзно выдвигается по профсоюзной линии и вступает в РСДРП. В 1910-м году его вербует полиция и за два года он передаёт в охранку 57 агентурных записок о деятельности московской социал-демократической организации. В 1912 году Малиновский, по прямому указанию своих кураторов, втирается в доверие к большевикам. Здесь его карьера тоже прёт вверх, и венцом её стала должность председателя большевистской фракции в Государственной думе четвёртого созыва. Кстати, в Думу Малиновский был избран с прямой помощью полиции! К этому моменту Роман Вацлавович зарабатывал своим тяжким трудом примерно столько же, сколько директор Департамента полиции или губернатор. Но его триумф был недолгим.
В конце января 1914 года командующим Отдельного корпуса жандармов и товарищем (т. е. заместителем) министра внутренних дел был назначен В.Ф.Джунковский. Через некоторое время он категорически потребовал уволить ценного во всех смыслах агента. В своих воспоминаниях он объяснял это так: «Когда я узнал, что он состоит в числе сотрудников полиции и в то же время занимает пост члена Государственной Думы, я нашёл совершенно недопустимым одно с другим. Я слишком уважал звание депутата и не мог допустить, чтобы членом Госдумы было лицо, состоящее на службе в департаменте полиции, и поэтому считал нужным принять все меры к тому, чтобы избавить от неё Малиновского».
Разумеется, здесь г-н Джунковский немного лукавит, но этот момент мы обсудим позже, а пока вернёмся к нашему герою. Малиновскому было приказано сложить депутатские полномочия и уехать за границу. Взамен он получал «золотой парашют» в 6 тысяч рублей и заверения в том, что все уличающие его документы уже уничтожены. 8 мая 1914 внезапно для окружающих Малиновский бросает всё и выезжает за границу. Там он встречается с большевистским руководством, пытается объяснить свой отъезд нервным срывом, накопившимися разногласиями с остальными думцами-большевиками, а также некой романтической историей.  К этому времени в России, а потом и за границей начали активно расползаться слухи о провокаторской деятельности Малиновского. Большевики собрали специальную комиссию по расследованию, в которую входили Ленин, Зиновьев и Ганецкий. Не найдя никаких однозначно компрометирующих фактов (в классическом понимании этого слова, а не в извращённо-философском) комиссия решила исключить Малиновского из партии за нарушение партийной дисциплины, а в остальном выразили ему полную поддержку, как товарищу, которого пытаются оболгать враги.
После этого Малиновский выехал в Варшаву, где его застало начало Первой мировой. Он был мобилизован, быстро попал в плен к немцам, где и находился вплоть до окончания войны. Несмотря на то, что к этому времени информация о его работе на полицию уже получила подтверждение, он возвращается в революционную Россию, сознательно передавая себя в руки тех людей, которых предал. Большевики не стали вникать в душевные терзания Иуды, приговорили его к смертной казни и расстреляли 5 ноября 1918 года.
Но, как говорится, это ещё не конец истории. Готовя эту мини-биографию, я, к своему изумлению, узнал, что 29 декабря 2021 года Малиновский был реабилитирован! Не могу даже предположить, кто и по какой причине заморочился его судьбой в наше весёлое время. С другой стороны, крайне любопытно было бы послушать, какие аргументы выдвигались реабилитаторами в защиту героя нашего сегодняшнего рассказа. Если я правильно понял, то слушание проводилось «без изучения дела» (не имею понятия, что это означает на юридическом сленге, но формулировка выглядит странно), а на заключительном судебном заседании была оглашена только резолютивная часть решения судебной коллегии по уголовным делам.
Ещё в этой связи можно отметить провидческие слова, которыми Малиновский закончил своё последнее слово, обращаясь к судьям: «Я прекрасно понимаю, что вы, как люди, можете меня понять, но вы еще судьи кроме того, и я прекрасно понимаю, что прощение неприемлемо для меня; может быть, лет через сто и будет возможно, но не теперь. И вы меня должны теперь, судить как судьи, и я знаю, что другого приговора, кроме расстрела, мне не может быть».
Документы про Малиновского будут чуть ниже, а пока пройдёмся кратко по оставшимся.
109-115 и 121-124 – убранные под кат составителями «июльские документы». Документы 118-120 – тоже «июльские», которые под кат убираю уже я. 116 и 117 в принципе, тоже посвящены тем же событиям, но поскольку носят довольно-таки интригующие названия, скажу о них несколько слов. Называются оба одинаково: «Протокол осмотра изъятых Контрразведывательным отделением при Штабе Петроградского военного округа при обыске в особняке Кшесинской документов». Но несмотря на то, что особняк, в котором тогда базировались большевики, был практически сразу захвачен сохранившими лояльность правительству войсками, абсолютно ничего интересного для нас там нет. Весь возможный компромат касается только связей большевистских агитаторов с конкретными воинскими частями.
Последний, 125-й документ тоже не опубликован: «Протокол допроса… работниц конторы газеты «Солдатская Правда» … об обстоятельствах их работы в конторе». Остаётся только поверить составителям, что ничего интересного работавшие в большевистской газете женщины не рассказали.
Итак, возвращаемся к документам полученным от «Следственной комиссии по делу бывших министров».  В принципе, их можно было бы и не рассматривать, поскольку речь там идёт о временах до ПМВ, когда говорить о каких бы то ни было немецко-большевистских связях просто не приходится. Тем не менее, некоторые интересные моменты здесь есть, к тому же, если пренебречь и этими документами, то в третьем томе мы не обнаружим вообще ничего пикантного.
Основной мотив компрометации большевиков здесь, это попытка как бы «замарать» их вождя связью с предателем. Возьмём, для примера, документ № 89: «…намерение провести в Государственную думу Малиновского, исходившее от ленинцев и поддержанное вслед за тем Московским охранным отделением…», «Малиновского проводили в Государственную думу партия большевиков во главе с Лениным с одной стороны и Департамент полиции с другой…», «Малиновский, согласно полученным директивам от Ленина, выехал в с. Зуево…», «Малиновский вёл активную работу в Думе и вне её и заслужил лестную оценку «Ленина» [именно так, в кавычках], который при допросе признал его выдающимся деятелем в этой области», «неоднократно выезжая за указаниями к «Ленину» и получая от него также письменные директивы, Малиновский последовательно проводил те идеи, которые соответствовали взглядам ЦК и вместе с тем одобрялись Департаментом полиции…» и так далее, в том же духе буквально на каждой странице.
На первый взгляд, выглядит это, мягко говоря, странно, учитывая, что комиссия, как это логично вытекает из её названия, должна была заниматься обличением высшей царской администрации. А тут какие-то мутные полунамёки и подмигивания в адрес человека, который никаким боком должностным лицом Российской империи не был. Разумеется, всё это можно легко объяснить, если вспомнить, в каких отношениях Владимир Ильич был с Временным правительством, по указу которого эта комиссия и была создана. К тому же все публикуемые здесь документы комиссии относятся к тому периоду, когда до июльского выступления большевиков оставались считанные дни.
Самый адекватный ответ на все эти инсинуации дал сам Ленин в протоколе допроса (д. 103, т. 1, стр. 248-252). Там он, свидетельствуя по делу Малиновского, пояснял следователям, что Охранка, руководствуясь вульгарным пониманием большевизма, надеялась таким образом полностью контролировать самое опасное крыло российской социал-демократии. Фактически же оказалось, что преференции, которые получили полицейские, введя провокатора в самое сердце (как им казалось) партии, в большой мере были обесценены тем, что работа Думской фракции жёстко контролировалась высшим партийным руководством. Получалось, что продвижение своего агента на такую должность поначалу тешило самолюбие руководителей Охранки, но, как выяснилось немного позже, для чего им он нужен конкретно в Думе, было решительно не понятно. Плюс сам агент, чтобы исключить подозрения в свой адрес, вёл себя исключительно радикально, и полиция вынуждена была всю эту деятельность покрывать. Собственно, что бы там не говорил упомянутый выше Джунковский, в принятии решения о снятии агента с довольствия, наверняка сыграли роль и эти расклады. Кроме того, учитывая сложные отношения Думы с правительством, затянувшаяся и ведущая непонятно куда деятельность Малиновского выглядела бы попыткой дискредитации самой идеи парламента со стороны царизма. Малиновского в Думе уже лишали слова за подрывающие авторитет правительства речи, и можно себе представить впечатление общественности, когда выяснилось бы, что эти речи предварительно одобрялись полицией. Джунковский просто решил остановить опасную игру, которая и так зашла слишком далеко. Кстати, один из высокопоставленных чинов полиции (ЕМНИП Виссарионов) на допросе прямо говорил, что деятельность супер-агента в Думе приносила им больше вреда, чем пользы.
Вернёмся к основной теме. Намёки на какую-то особую связь Малиновского с Лениным настолько мутны и беспомощны, что их нет никакого смысла комментировать. Но чтобы не быть голословным, возьму для рассмотрения самый яркий документ из этой группы, где, по крайней мере, претензии хоть как-то сформулированы. Речь идёт об показаниях человека интереснейшей судьбы - журналиста А.А.Трояновского (документ №95).

  Бывший офицер, член РСДРП с 1907 года, он настолько резко разошёлся с Лениным после начала ПМВ (на почве отношения к ней же), что его рикошетировало аж в лагерь меньшевиков. Трояновский несколько раз встретится нам на страницах Сборника с критическими показаниями в адрес Ленина. Тем не менее, после Октябрьской революции он остаётся в Советской России, во время Гражданской войны служит инструктором в Красной армии и в 1923 году вновь вступает в партию. С 1924 по 1927 занимал пост председателя правления Госторга СССР. С 1927 по 1933 годы был полномочным представителем Советского Союза в Японии, после чего стал первым советским послом в США. Эту должность он занимал до 1938 года, но репрессии удивительным образом обошли его стороной и перед войной он перешёл на преподавательскую работу в Высшей дипломатической школе НКИД СССР. С 1941 года работал в Совинформбюро, а с 1947-го он, уже в звании профессора преподавал в Высшей дипломатической школе. Умер Александр Антонович Трояновский 23 июня 1955, в возрасте 73-х лет. Похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.

Теперь вернёмся в 1917 год. В своих показаниях Александр Антонович очень горячо осуждает большевиков за то, что те неправильно вели себя в деле Малиновского. Он даже назвал большевистскую комиссию, собранную по поводу бегства Малиновского из Думы, «совершенно неавторитетной», потому что «Ленин и Зиновьев политически и во всей своей деятельности были связаны с Малиновским, поэтому не могли быть судьями в своём же деле». Тем не менее, дальше этого громкого заявления Трояновский не пошёл. Получается, что он обвинял большевиков в том, что «не смотря на обилие обвиняющих Малиновского данных, они даже не усомнились в его честности», но почему они так себя повели, даже не намекнул.
Но, при таком безрыбье, давайте всё же посмотрим, что за улики игнорировали большевики во время работы комиссии. Сначала возьмём «обвиняющие данные» самого Трояновского, а потом обсудим, что он утверждал уже с чужих слов. Итак, наш герой познакомился с Малиновским в конце 1912-го года. «Ещё тогда, – рассказывает следователям Трояновский, - он произвёл на меня неприятное впечатление своей манерой держаться, своими разговорами и своим внешним видом. Большого понимания политического положения и широты взглядов он не обнаружил… Помню, что он обиделся, когда я его шутя назвал в разговоре унтер-офицером. Почему-то он необыкновенно гордился, что у него есть личный секретарь. Сохранилось в памяти, что на вечеринке по случаю встречи Нового года Малиновский много пел и плясал… Возвращаясь после конференции из Кракова в Вену с Еленой Фёдоровной Розмирович и обмениваясь с ней впечатлениями об этой конференции, я говорил ей о Малиновском, что от разговоров с ним остаётся какой-то неприятный осадок, что Малиновский представляется человеком, способным на всё, что выражение глаз у него чрезвычайно напоминает выражение глаз палача, с которым мне пришлось ехать в одном вагоне от Самары до Челябинска…
… Помнится, что в один из своих приездов Малиновский просил меня купить ему револьвер, рассказывая о каком-то фантастическом покушении на него где-то во время его перехода по полотну железной дороги…
Припоминаю, что я как-то сообщил Малиновскому новость, вычитанную мною из газет, об уходе директора Департамента полиции Белецкого [т. е. – куратора и покровителя]. Когда я ему это сказал, он весь вздрогнул, но потом овладел собой и стал напевать какую-то песенку.

Когда это было не помню. Может быть даже летом 1913 г. Может быть, волнение Малиновского и его разговоры об уходе из Думы были вызваны как раз этим обстоятельством».
Белецкий ушёл с должности директора Департамента полиции в январе 1914 года, но зачем об этом упоминать в научных комментариях, правда? Честно говоря, не хочется даже иронизировать по поводу всего этого. Просто представьте себе, что кто-то предложит вам обвинить человека в серьёзном преступлении на основании подобных «доказательств».
Теперь перейдём к тем людям, слова которых Трояновский упоминал в своих показаниях. Первым был Николай Бухарин. «Кажется, нечто подобное я говорил и проживавшему в то время в Вене моему приятелю Николаю Ивановичу Бухарину. В ответ ли на это или по какому-либо другому поводу, точно не помню, Бухарин сказал мне, что ещё до выборов Малиновского в Думу в Москве среди рабочих возникали подозрения против Малиновского, так что группа рабочих просила Бухарина официально довести об этих подозрениях до сведения функционировавшей тогда в Москве следственной комиссии по делам о провокации. Кто-то из этой группы, по словам Бухарина, как-то прямо сказал Малиновскому: «Роман, ведь ты провокатор». «Мало ли что болтают», - будто бы ответил на это довольно спокойно Малиновский». Видимо, на этот раз решил не вздрагивать.
Снова не буду никак комментировать все эти «кажется», «кто-то», «как-то» и «будто бы», а порекомендую прочитать на сайте Leninizm.su в сборнике «Дело провокатора Малиновского» показания самого Бухарина, которые он дал «министерской» комиссии Временного правительства, но почему-то не включённые в «Следственное дело большевиков».
https://leninism.su/books/4166-delo-provokatora-malinovskogo.html?showall=1
Приведу здесь небольшой отрывок, относящийся к периоду работы комиссии большевиков под руководством Ленина, Зиновьева и Ганецкого над обстоятельствами бегства Малиновского из Думы: «Я сам, несмотря на то что мое внутреннее отношение к Малиновскому было отнюдь не положительное, не выступал и не считал себя вправе официально выступать в качестве прямого обвинителя. Это объясняется рядом обстоятельств: во-первых, большинство известных мне тогда и почти позабытых теперь «улик» носило неопределенный характер, может быть, достаточный для подозрений, но недостаточный для обвинения; оценка их не могла не быть чрезвычайно субъективной; во-вторых, как я указывал, у нас одно время была эпидемия шпиономании; мне лично известен был ряд случаев, чрезвычайно мучительно переживавшихся, когда бывали подозреваемы лица абсолютно чистые; в-третьих, мне было известно, что московская охранка не прочь была нарочно раздувать разного рода «слухи», чтобы создавать панику. Все это усугублялось тем обстоятельством, что Малиновский был, несомненно, человек очень талантливый, так что выдвинуть против него прямое обвинение можно было бы, лишь имея в руках совершенно определенные доказательства. Эти доказательства, какие имелись, как теперь выяснилось, у г. Родзянки, не имелись у нас». Но кого, во время гонений на большевиков, могли заинтересовать настолько спокойные и уравновешенные показания!
Вернёмся к свидетельствам Трояновского. Следующим (и последним) человеком, аргументы которого он призвал себе в помощь, была член РСДРП (б) Елена Фёдоровна Розмирович, двоюродная сестра другой видной большевички – Евгении Бош (по другой информации, не смотря на разные отчества, они были родными сёстрами: https://proza.ru/2015/10/19/70). Трояновский, в свободной форме передавая рассказы Елены Фёдоровны, с особой настойчивостью представлял её, как главную обличительницу Малиновского.

Хочу сразу сказать, что практически всё, что Трояновский сообщил здесь, подтверждается ещё как минимум из двух источников: показаний самой Розмирович (26 июня 1917 г.), а также со слов бывшего директора Департамента полиции Белецкого (6 июля 1917 г.). Но любому адекватному человеку должно быть понятно, что то, что кажется нам абсолютно понятным сейчас, вовсе не было очевидным в 1914 году, – времени внутрипартийных разбирательств большевиков по Малиновскому.
Сама Розмирович в упомянутых показаниях говорила: «После подробного обсуждения вопроса о провокации с членами ЦК и указаний т. Ленина на возможность провокации со стороны других лиц, в частности Черномазова [Черномазов М. Е. (Мирон) — член РСДРП. По подозрению в провокаторстве Центральным Комитетом большевиков был отстранен от участия в партийной работе. В 1917 году разоблачен как секретный сотрудник петербургского охранного отделения в 1913—1914 годах], я подумала, что ошиблась, и скоро острота прежних подозрений сгладилась». Позже Елена Фёдоровна даже жила в квартире Малиновского и его жены примерно месяца полтора. Причём, как она вспоминала: «Первоначально он был не особенно доволен моими предположениями о переезде к нему, мотивируя свое недовольство соображениями семейного свойства». Закончилось всё очередным арестом Розмирович, после которого былые подозрения вспыхнули с новой силой. И да: в этот раз она высказывала членам большевистской комиссии свои подозрения уже  прямо и убеждённо: «В следственной партийной комиссии я давала против Малиновского обширные показания, рассказала все доходящие до меня слухи, все свои подозрения, перешедшие затем в уверенность; хотя мне было и тяжело, Ленин все же настоял на том, чтобы я повторила свои показания в присутствии Малиновского, что и было мною исполнено. Малиновский давал объяснения по некоторым пунктам моих показаний, причем старался дискредитировать меня в глазах членов комиссии, не останавливаясь и перед инсинуациями личного характера. Когда в результате работы комиссии Малиновский был реабилитирован, я заявила членам комиссии о своем несогласии с таким разрешением вопроса и о своем намерении перенести дело на общепартийный съезд. Но хотя я и была несогласна с постановлением комиссии, однако я должна сказать, что все производство протекало совершенно правильно».
В принципе, мне здесь непонятным показался только один момент. Все остальные, говоря о Малиновском, всё же оставались в разной степени рассудительными, отдавая должное, например, его таланту агитатора и пр. Прочитайте, например, допрос той же Розмирович, которая, по «милости» Малиновского, как минимум, дважды подвергалась арестам, но всё же смогла сохранить какую-то объективность. А вот показания Трояновского стоят особняком в своей прямо-таки какой-то истошной мелочности. Казалось бы, страну сейчас потрясают события вселенского масштаба, в которых ты принимаешь непосредственное участие. Зачем тебе с такой экспрессией вспоминать о том, каким лютым взглядом на тебя смотрел (по сути дела в другой, уже ушедшей эпохе) предатель партии, к которой ты уже ни имеешь никакого отношения? Возможно, здесь есть что-то личное?
К сожалению, здесь нам научные комментарии никак не помогут. И это странно, учитывая, что упомянутая Розмирович являлась тогда бывшей (и неисповедимыми путями судьбы – будущей) супругой Трояновского.  Не собираюсь сейчас (да и в принципе) строить домыслы о том, как это сказалось на тональности его свидетельств, но желающие могут прикинуть.
Завершая тему Малиновского, не могу не остановиться на ещё одном интересном совпадении в его судьбе. Расстрельный приговор ему зачитывал председатель Трибунала Николай Васильевич Крыленко, который был мужем Е.Ф.Розмирович после (и, соответственно, - до) Трояновского. Такая вот хитрая и жестокая «Санта-Барбара».
Ну и ещё один момент. Сама Розмирович тоже оказалась втянутой в тему провокаторства. Уже в наше время её имя было обнаружено в архиве в числе секретных сотрудников охранки, и только стараниями авторитетной исследовательницы деятельности дореволюционных силовых органов З.И.Перегудовой было установлено, что это вышло случайно, по небрежности работников архива ещё в 20-х годах прошлого столетия. Сама Зинаида Ивановна широко известна в первую очередь тем, что с одной стороны блестяще разоблачила опубликованное за рубежом и в России письмо-фальшивку о сотрудничестве Сталина с охранкой (обнаружила в тексте около 15 ошибок и даже вычислила автора), но с другой, - оказалась среди консультантов позорной поделки С.С. Говорухина «Россия, которую мы потеряли».