
Счасье раба.

Полох сидя на прелой соломе грубыми руками отирал уставшие ноги. Грязь лоснилась на лодыжках и блестла в дрожащем свете лучины. Если убрать стопу с корявыми пальцами под лавку, то запекшийся чернозем походил на голяшки хромовых сопог… «прям как у барина, что пошили ему какие то басурмане…» умилися Полох и почувствовал мимолетный приступ счастья.
Правда потом приехали через неделю
какие то люди и ругались с барином, и барин вывел перед гостями
дюжину самых видных девок. Гости тщательно их облапали, задрали
юбки, проверили зубы и троих забрали с собой, одна из них была
средняя дочка Полоха. Говорят, что когда барин ездил за сапогами,
то сильно загулял и гости приехали забирать долг. Деньги у барина
были, но он не любит их тратить, а девок у него полно, да и бабы
еще нарожают. Полох на мгновение взгрустнул, «как там сейчас
средненькая?»… но мгновение прошло и он одернул себя от крамольных
мыслей… да что ей будет, ну пользуют ее для утех, ну ни чё, не
сотрется, да и голодной не бросят ее пока молода, а беззубой она и
так ни кому не нужна, хорошо если сдохнет вовремя, чтобы себя и
других не мучать, так что если по совести, то он очень неплохо ее
пристроил.
Зато у барина сапоги какие! Как то посчастливилось Полоху их
начищать, каблучки со скрипом, кожа с матовым блеском, аромат от
портяночек шелковых… закачаешься, а самое главное, на сей день,
лучшие в губернии. Так говорили кучеры на станции, а они то в курсе
всего в мире. Значит барин наш не какой то там, а самый что ни на
есть. А что до дочки… все равно ее кормить нечем было, а так хоть
какой-то прок и барину радость.
Полох вышел во двор, закурил ядреного самосаду. Двор утопал в грязи и навозе, сам он не успевал убрать, ибо до заката батрачил, а старшего сына недавно похоронил, забили его ироды, бились они стенка на стенку с батраками баринского кума, на спор, у кого парни крепче в работниках. Отбили тогда старшенькому почки и голову, три дня промучался и успокоился, а барин на помин души прислал полведра водки-казенки, Полох с соседями выпил за упокой сына и за здоровье барина и деток его. Не зря погиб сынок, наваляли они соседским батракам, теперь до следующей ярманки пусть и не рыпаются.
Зайдя в сени он зачерпнул из колоды буряковой браги и большими глотками осушил жбан. Мутная тепота наполнила чрево и стукнула в голову. «Да, не казенка, не как баринская, дай Бог ему здоровья…» вздохнул Полох.
В курной хате на лавке беспокойно спала жена, после того как ее выпороли на конюшне, она вскрикивала по ночам и они начали спать врозь. Ну сама виновата дура, когда барчук спер конфеты из буфета и свалил на нее, то она начала отпираться и говорить, дескать не она, а сынка ваш… Дура и есть дура … так бы всыпали и отпустили, а так секли, пока барчук не сказал «хватит»… думали засекли насмерть, ан нет….крепкие они бабы то…
Брага толкнула в мужике смутные мужские желания, Полох было шагнул к лавке жены, но она опять вздрогнула во сне и он махнув рукой вышел опять в сени к колоде с брагой…
Перед сном помолился на тлеющую в углу лампаду. О себе не просил, у него все есть, не хуже чем у других мужиков. Сложив как подобает персты, он перекрестился «Дай Бог здоровья барину и деткам его, будет он да и мы при нем»…
Снилось ему, что прошло несколько лет, барин отдал ему свои уже изношенные сапоги… и шагает он по барской земле не босой не обутый, не сытый не голодный… шагает туда, где херувимы наливают кисель в стеклянные стаканы…
Пинок растоптанным лаптем в спину, вернул его на землю.
- Вставай скотина, солнце уже всходит-, орал пьяный конюх, - пошли работать, барин тебя сказал ко мне приставить…
Полох был счастлив, его заметили, а на конюшне и зимой тепло… Как все таки хорошо, что ты есть и что ты нужен…
|
</> |