Сашенька

ottenki_serogo — 20.11.2012 Строгий уставший женский голос:
— Здравствуйте, кем вам приходится Татьяна Ивановна?
— Знаете, я на такие вопросы по телефону не отвечаю. — Опыт, выработанный годами жизни в съемных хатах, научил меня отшучиваться в подобных ситуациях, тем более если спрашивали хозяйку квартиры.
— Ну тогда приезжайте в больницу номер... и побыстрее пожалуйста.
— Что с ней случилось?!
— А на такие вопросы уже я не отвечаю по телефону.
— Ну вы можете хотя бы что-то сказать?
— Нет, приезжайте.

Офигительная однушка с евроремоном на окраине Москвы мне понравилась сразу. Чудесный двор, детская площадка, красивый дом, только в металлической двери квартиры была вырезана болгаркой огромная дыра.
— Что это, Татьяна Ивановна?
— Прежний хозяин выехал не отдав ключи, а служба спасения не вскрывает замки, только вырезает. Да... у меня еще одно условие: помимо пятисот долларов агенту и залога за последний месяц, я прошу еще за два вперед. У меня такая ситуация...
— Да, конечно, меня все устраивает. — Найти хорошую квартиру без мебели, да еще и что б разрешили с собакой — большая удача.
Беготня по району в поисках банкомата — я не рассчитывал, что мне придется выложить сразу два косаря, заключение договора.
Хозяйка отдает деньги подруге:
— Ну, я ей должна... дальше будете платить ей.
Тем не менее, она несколько раз приходила в гости, мы болтали за жизнь, погоду, про ее сына Сашеньку:
— Ах, Сашенька у меня такой талантливый... Ах Сашенька у меня такой скромный, однажды, когда он работал курьером и у него украли деньги фирмы с документами, он три месяца домой не возвращался, боялся сказать, жил где-то на стройке.
Проникнувшись ее проблемами, я даже предложил взять Сашеньку на работу — рыть канавы для кабеля в одном коттеджном поселке. Но Сашенька так и не вышел — он боялся идти по мосту от дачи где они жили до электрички, ведь там менты, а у него нет паспорта.
Татьяна Ивановна к тому времени уже перевела финансовые потоки за аренду с подруги на себя и даже несколько раз брала деньги вперед под разными предлогами. И, наконец, попросила большую сумму — пять тысяч:

— Сашеньке надо паспорт восстанавливать, а в его возрасте без справки из военкомата не дают, а туда придешь — сразу загребут. Мне этих денег хватит на отмазать и долги кое-какие раздам.
Я соглашаюсь — какая разница когда отдавать деньги — сразу или после, все равно отдавать, тем более, что они у меня тогда были. А так будет уверенность в том, что в этой квартире я проживу долго. Выторговываю для себя бесплатный месяц как бонус и настаиваю на нотариально заваренной передаче денег.

Первые числа января.
— Нам ее из областной больницы перевели. Инсульт, сухая гангрена рук и ног, травма головы. Замерзла на улице. Операция через неделю — ампутация всех конечностей, а сейчас ей нужен только уход: памперсы, сиделка, одноразовые пеленки...
— Ампутация рук и ног? Всех?!
— Да. У нее родственники есть?
— Не знаю...
— Муж?
— Гражданский, бывший, сын от него...
— Найти сможете?

Абсолютно черные мумифицированные руки на одеяле, бритая налысо голова пятидесятилетней женщины. Спит. Даю денег санитарке, привожу памперсы.
— Сашенька! Они его убили!
— Убили? Что произошло?
— Я вышла на улицу за водой и упала, поняла, что не могу встать, звала... На дачах никого нет... Начала замерзать... Мне стало тепло и хорошо... А потом поняла, что я очень хочу жить и поползла, долго... Доползла до дома и лежала там... Не знаю сколько... Очень хотелось пить... Зашел таджик, тот, что на дачах работает и сказал: «Нет больше твоего Сашеньки». Они его убили! Найди его отца, пусть приедет...

— Операцию перенесла хорошо, но долго мы ее здесь держать не можем — нет показаний. Вам надо срочно найти родственников.
— Сколько здесь она может пробыть?
— Недели две-три.
К тому времени моя секретарь уже обзвонила все возможные учереждения, куда можно было бы ее пристроить — от государственных до церковных в радиусе трехсот километров от Москвы. Везде нет мест. Отчаявшись, спрашиваю у знакомых медиков:
— А как поступают в больницах с пациентами без родственников, которых лечить уже не надо, но которые нуждаются только в уходе, занимая койкоместо?
— Их увозят на больничной машине на вокзал и кладут на скамеечку. Кто-то добрый вызывает скорую и они попадают уже в больницу другого района. И так по кругу, пока не пропадут совсем.

Отца Сашеньки я нашел в российской глубинке — в том же городе оказался увлекающийся генеалогией интернетчик с такой же как и у него редкой фамилией. Он согласился помочь найти телефонный номер. Гражданский муж выслушал о том, что Татьяна попала в больницу с очень серьезной болезнью (я не стал раскрывать подробности). Сказал, что она хочет его видеть, он, наверное, записал координаты и никак больше не участвовал в этой истории.

— Все! Я не могу ее больше терпеть, забирайте! — Молодая лечащая врач, с которой мы общались все это время была в истерике.
— Я для нее все сделала! Я ей даже комиссию на инвалиднось организовала прямо в больнице, чтоб она потом не моталась, я за нее документы возила... А она тут всех достала... Она...
— Погодите, погдите, как я ее сейчас заберу?
— Я ее видеть не могу уже! Прямо сейчас выпишу и привезу ее по месту прописки!
— Даже если привезете и я в одно мгновение освобожу квартиру, так она тут помрет без рук, без ног одна! Как вы себе это представляете?
— Это не мое дело! — Гудки.
К моему приходу она уже успокоилась, сообщаю что подруга Татьяны Ивановны отыскала далеких родственников. Прошу потерпеть еще немного. Характер хозяйки, видимо, сильно испортился, но это можно понять, уж не знаю, что произошло в палате.
Перевозка больного за тысячу километров в таком состоянии хоть и возможна, но стоит заоблачных денег: скорая, врач, санитар, дорога туда-обратно, а главное — ответственность. Родственники таких сумм не потянули, забирали на своей машине.

Несколько недель спустя, я, подруга хозяйки и два родственника едем на дачу где все произошло, чтобы подать заявление о пропаже-убийстве Сашеньки и понять куда делись пять тысяч баксов. Как и полагается в хорошем детективе, один из родственников — сотрудник милиции. Мы заезжаем в местное отделение, он общается с начальником и нам решают помочь. Два ментовких газика въезжают на территорию заваленных снегом дач и начинается шмон. Из бытовок выгоняются строители, нелегалы-охранники, какие-то девки, проверяются документы, обходятся живущие зимой соседи. Собираются все имеющие хоть какое-то отношение к Татьяне Ивановне, легко прессуются. Кого-то сажают в машину — ну не зря же выезжали, надо и статистику задержаний повышать. Вырисовывается вполне четкая картина: Сашенька за день перед тем как нашли мать, а в это время она уже лежала на полу, приехал на дачу, зашел в дом на несколько минут и неожиданно уехал.

Областная больница. Сюда ее привезли, чтобы оказать первую помощь и отправить в Москву. Здесь мы забираем паспорт Татьяны Ивановны. Нахожу медсестру, дежурившую в тот день. Она рассказывает о странном молодом посетителе, который постоял в дверях палаты, смотря на обмороженную женщину без сознания, и быстро ушел даже не подойдя к ней. На охране перелистываем страницы книги посетителей за тот день. Находим знакомую редкую фамилию... Пересмотрев еще несколько тетрадок за месяц, убеждаемся, что это было его единственное посещение.

Зявление мы все-таки подали — о пропаже человека и только ради Татьяны Ивановны, хотя сами уже ни в чем не сомневались. Ну что ж, она очень хотела отмазать Сашеньку от армии и видимо это у нее получилось — по уходу за инвалидом и как единственный кормилец. По дороге домой мои ошарашенные попутчики начинают рассказывать то, что только мне и не было известно. Сашенька воровал. Всегда и у всех. У маминой подруги в квартире (вот почему она возвращала ей такие суммы), у сослуживцев Татьяны Ивановны на работе, на фирмах куда устраивался. Иногда оставлял записки: «Простите, у меня такая ситуация, я верну». И все проигрывал в автоматах.

Прошел почти год. Изредка, я получал междугородние звонки от забравших ее родственников — то в поликлинике надо взять выписку, чтобы оформить какие-то выплаты, ведь, я рядом, то еще зачем-то. О Сашеньке никаких известий. Каким образом передавать им деньги когда подойдет день очередного платежа, мы договорились решить, дождавшись его наступления. Сашенька позвонил в дверь моей квартиры ровно в тот день:
— Я по поводу оплаты.
— Да ты что! Кто бы мог сомневаться? А где ж ты был все это время, родной? Ты знаешь что с твоей матерью?
— Да..
— Я тебя презираю, денег не дам и не буду с тобой общаться, только через мать! Найти ее знаешь где?
— Найду...
Хлопаю дверью.

Прошла неделя. Звонит мобильный:
— Это Татьяна Ивановна. Ты что там себе позволяешь? Ты как с Сашенькой разговариваешь? Не тебе решать за мою жизнь! Посчитай сколько ты там на памперсы потратил и вычти из платежа — я тебя об этом не просила!
Она повышает мне аренду, я, поспорив, соглашаюсь — за год цены действительно поднялись.

Следующие два года прошли довольно тихо. Однажды, ко мне приезжала милиция — брать Сашеньку по месту прописки. В отделении я дал показания, когда последний раз его видел и что не имею никакой связи с ним. Сашенька вырвал сумку у женщины, выходящей с покупкой из салона связи. Его взяли в ста метрах, переодевавшимся в другую куртку. Он дал подписку, не явлся и пропал. А как-то ночью позвонил следователь уже из другого района и сказал, что если кто-нибудь к нему сейчас не подъедет, то он Сашеньку «закроет», а статья у него — серьезная. Почему Сашенька дал ему именно мой мобильный номер для спасения я понять могу, но к тому моменту у меня уже сформировался еще один принцип: никогда не входить в положение людей у которых ты снимаешь квартиру. Контакты следователя я передал Татьяне Ивановне.

Да, это повтор моего очень старого поста, знакомые ищут квартиру и вот в разговоре вспомнилось.

Сохранено