
Русские всегда относились к пленным ласково


V
Вначале русские с благожелательным любопытством подходили к французам, потом отношения испортились. Русские почувствовали презрение и оскорбились. К тому же многое в французском характере не понравилось нашим. Жаловались:
- Есть у нас деньги - они с нами, нет - до свиданья…
- Поставлю я бутылку - сидит, как увидит донышко - слова не скажет, простыл след. Разве мне вина жалко? Обидно мне, будто я не человек…
- Он говорит: «товарищ». А какой он товарищ? Нет у них этого. Каждый сам по себе…
- Больно заносчивые. Увидал кашу - это, говорит, только свиньи едят. Я вот тоже видел, как они улиток жрут, а такого слова не скажу.
- Нас ругают: «грязные! свиньи!» А вы поглядите: сам напомажен, а целый год в бане не был. Только видимость одна. Они грязь не смывают, а внутрь загоняют…
Французы, в свою очередь, естественным, разумеется, непониманием русских нравов еще более обостряли рознь.
Наши солдаты на одном передовом посту завели обычай каждый день ругаться с немцами. После обеда это происходило. Покажется немец утром или вечером - сейчас же убьют. А в полдень ничего, и сами вылезают. Начинают ругаться: кто - по-русски, с толком, а кто - «швейн». Поляки среди немцев были, тоже по-русски здорово ругались. Так целый час забавляются. Раз увидал это француз-адъютант.
- Что ж вы не стреляете?
- Нельзя, потому мы ругаемся.
Француз сам выругался, схватил винтовку и ранил одного немца. Русские возмутились:
- Не дело это. Теперь они на нас подумают…
Много недоразумений было из-за пленных. Русские к ним относились ласково, давали суп, табаку. Французы толковали это как симпатию к «бошам». Вот одна из происходившие часто сцен:
Русские ведут в штаб пленного немца. По дороге - француз. Он начинает ножом отрезать пуговицы с шинели немца.
- Ты это, собственно, зачем?
- Сувенир.
- Вот что выдумал! Это ты оставь. Не лето теперь. Без пуговиц ветер гуляет. Слышь? Оставь его!
Через минуту - драка. Французы негодуют: «русские дружат с бошами». Русские неохотно сдавали пленных французам. Это - наши. Мы взяли. А они, небось, где сидят, да еще над ними куражатся. Пустой народ!
VI
Несмотря на недружелюбные чувства, русские многому научились во Франции.
- Это у нас все норовят драться. А у них скажет «мон женерал» и все выложит, как следует. Так прямо стоит - и никаких. В кафе еще придет, а там хоть полковник, хоть генерал сам - все равно сидит, кофе пьет.
Умиляла французская вежливость:
- Зайдешь в лавочку - сейчас тебе: «мосье». Приятно. У нас я хоть на сто целковых куплю, никто мне такого слова не скажет.
Сами заражались учтивостью. Любили заходить в кафе компанией и угощали друг друга по очереди кофеем. И то, что хозяйка приветливо улыбается, и то, что они пьют не чай и не водку, но кофе, приводило их в торжественное настроение. Пили и благодарили друг друга: «мерси».
Дивились, что французы много пьют, а никогда пьяных не видно.
- Устройство! Меня возьми - выпью, так тошно станет, беспременно полезу драться. А он пьет и песенки поет - и ему весело, и глядеть одно удовольствие…
Очень их поражали француженки.
- Я вот в Шалоне с одной сговорился, а подступить боюсь. Не наша баба. И шляпка на ней, и все говорит, говорит… Такую не облапишь.
В Парижском кафе видел я двух русских и с какой-то уличной девицей. Один выругался - товарищ цыкнул на него.
- Так она же по-русски не понимает.
- Все-таки при ней неудобно.
Оба чинно улыбались. Вероятно, бедная барышня никогда в жизни не сидела с такими церемонными кавалерами,
VII
С бельгийцами и англичанами мало сталкивались. Но когда приходилось быть вместе - ладили. Особенно дружили с арабами и неграми. После одной неудачной атаки, где в самом тяжелом участке находились русские и тюркосы, шли вместе араб и русский. Объяснялись:
«Рус - капут. Араб - капут. Француз - тра-ла-ла».
Среди русских было много башкиров-мусульман. Когда солдат-мулла хотел достать в Париже некоторые принадлежности для богослужения, его отправили к тюркосам. Мулла, знающий арабский язык, разговорился с солдатами. Сначала они перепутались, потом страшно обрадовались: так далеко есть магометане и еще знают их язык!
Этот мулла рассказал мне, что как-то сенегалец-марабут поделился с ним своими сомнениями: «Почему Аллах не сделал нас белыми?»
- Я показал ему, что я тоже не белый, а желтый. Видно Аллах любит и белых, и желтых, и черных. И знаете, что он мне еще сказал: «Аллах - добрый; он - черный или желтый, только не белый».
«Лик войны», Илья Григорьевич Эренбург, 1928г.