РОМАН-ПЫЛЬ

«Глубокоуважаемый Илья Григорьевич! Редакция в полном восторге от Вами присланного материала. Редко доводилось нам читать страницы, на которых был бы так явственен отпечаток "человеческой души". Ваш роман волнует своим лица не общим выражением. В нем есть "горечь и нежность". Некоторые описания, как, например, в самом начале описание театра, соперничают с аналогичными образами в произведениях наших классиков и, в известном смысле, одерживают верх».
Это был Набоков (от имени паршивца-редактора). А теперь читательский отзыв на «Странника» Кофырина,
каковой отзыв в известном смысле одерживает верх, и мне искренне жаль, что этот маленький шедевр пылится в подвалах интернета – вместо того, чтобы блистать в анналах; не знай я контекста, решила бы, что кто-то упражняется в остроумии и потешается над литератором. Отменно тонко и умно, что нынче несколько того:
Только что прочитал Вашего «Странника». По духу – это именно то, чего нашему обществу сейчас не хватает: «Жизнь тратить на комфорт грешно». И приход (возвращение) в уже современную русскую литературу нового князя Мышкина чрезвычайно важен. Дмитрий Крестовский – это знак, оповещающий погрязшее в вещном поколение о духовности как о пути спасения.
Написано от сердца. Одна из сцен с детьми в школе меня растрогала очень.
Столкновения Дмитрия с начальством по поводу необычного преподавания мне хорошо понятны, потому что сам никогда не читал лекций по спущенной сверху программе.
В романе есть концепция: духовность – любовь – Бог...
Есть сильная философия: Мир, устроенный по закону любви, – не творение Божие, но сам Бог.
Есть логика обоснования даже вызывающих сомнение положений.
Чувствуется в авторе и мыслящий юрист. Стихи «Превыше всех и каждого Закон! Но нет, не тот, что в кодексах записан...» могут и должны быть обыграны в начатой мной криминологии закона.
Впечатляет большой объём раздумий, наблюдений, выдержек из прочитанных автором книг.
Удачно применяется приём чередования: фраза классика – собственная фраза.
Взлёты из прозы и в итоге улёт в авторскую – насколько могу судить, вполне профессиональную – поэзию воспринимаются естественно, поскольку вытекают из творческой натуры (независимого, неуправляемого) Дмитрия.
На мой взгляд, самое сильное в «Страннике» – выход на противоречие между мирами духа и вещей.
Образ Дмитрия Крестовского с его зависимостью от любви-страсти к конкретной женщине, любви-страсти (любви «романтической»), которую он не может и не желает преодолеть, жизнен. Слабость – не образа, а рассуждений, присущих этому типу человека, – как мне кажется, состоит в том, что он не проводит последовательного разграничения между любовью романтической, вполне управляемой, и любовью как таковой.
Для полноты картины – фрагмент романа-были «Странник». Чтоб и дальше было без сюрпризов, предупреждаю, что эта уныло растёкшаяся сопля и на героиню романа едва ли произведёт впечатление, так что можете смело пропустить; даже приёма "фраза классика – собственная фраза" тут не наблюдается:
Моя сладкая девочка. Ты прекрасней всех на свете! Я повидал много женщин, и в каждой из них видел тебя. Каждая из них была прекрасна, и в каждой из них была частичка тебя. Все они напоминали тебя, и все были хуже тебя, хотя и красивее. Были блондинки, брюнетки, шатенки, но для меня каждая из них была ты. В каждой из них я искал и находил тебя, даже если внешне вы были непохожи. Но как бы они не выглядели, для меня каждая из них была ты. В их словах и движениях я угадывал тебя и невольно сравнивал, и конечно, ты была лучше, несравнимо лучше их всех! Я всегда гасил свет, чтобы видеть только тебя. У них были твои глаза, твои губы, твои волосы, твоя кожа, нежная, как лепестки розы, такая же благоухающая и волнующая. В темноте я угадывал твой профиль, и она для меня была ты. Я говорил с ней, словно это была ты, и она обижалась, потому что в ней я видел тебя. Я называл её твоим именем, и она понимала, что я люблю не её, а тебя. Всех их я называл твоим именем. Они обижались и не обижались, скорее завидуя, чем негодуя. Они говорили, что любят меня, и, возможно, действительно любили, но я любил в них тебя. Я целовал их, ласкал, и они без ума были от моих ласк, понимая или догадываясь женским чутьём, что так можно только любить, любить, а не заниматься любовью. И как бы ни была хороша каждая из них, ты лучше всех! Одна только мысль о тебе заставляет искать утоления желания. Мне приятно думать о тебе, представлять твои поцелуи, касания, трепет твоих губ, ощущать запах твоих бёдер и вздрагивания взволнованного желанием тела. Ты прекрасней всех на свете! Потому что это ТЫ! Потому что я любил тебя. И люблю до сих пор. Хотя ты давно уже умерла...
Умерла так умерла, как говорится. Но закончить хочется как-то задорно. Поэтому процитирую замечательную самопрезентацию другого графомана (уже недели две его никто не может перещеголять):
У меня издано в Питере две книги, хоть живу я далеко от Питера, в Бостоне. Я не даю Вам рецензии на эти книги, потому что Вы все равно не пойдете по ссылкам на эти рецензии, Вы ведь просто так спиз***ли, хоть ничего обо мне не знаете. Могу только сказать, что в первой книге - 587 страниц, а во второй 650.
Конечно, было бы круче, если бы писатель из Бостона похвастался количеством слов. Вышло бы солиднее. Ну да ничего, есть куда расти.
|
</> |