Роды

В 12 у меня отошли воды, вызвали скорую, я поцеловала трясущихся родителей, и Митька повез меня в роддом 8 больницы. Там Вовкин отец был главврачом. Он единственный говорил, что у меня родится дочка. А когда она вырастет – сын. И даже подарил лотерейку с надписью – Олиной дочке. Лотерейка единственный раз в моей жизни выиграла три рубля. Но никто ему не верил. Все Митькины друзья мечтали учить нашего сына играть в футбол, драться и быть мужчиной.
Ехала я как на праздник. За месяц до этого я ездила туда на прием к завотделением , она осмотрела меня и сказала, что сложена я для деторождения идеально, рожу легко и быстро и все будет хорошо. Я тоже была в этом уверена. Слегка морщилась, когда машину трясло на снежных буераках, но в основном, чтобы Митька впечатлился и проникся моментом. А надо сказать, что в больнице я до этого никогда не лежала и понятия не имела, что это такое. И попасть сразу в роддом… ну, женщины ровесницы поймут.
В приемном покое мне совсем не понравилось. И дикие сифонные клизмы и прочие процедуры, и то, что меня раздели догола и суровые тетки долго гоняли меня в таком виде по каким-то кабинкам, где брали анализы, слушали, брили, заставили состричь маникюр и всяко мучили, потом заставили вымыться хозяйственным мылом, будто я и без этого не мылась. Потом надели на меня казенную рубашку до пупа с застиранными пятнами крови и драный застиранный халат, дали вонючие тапочки с одной ноги и не хотели дать попрощаться с мужем. Я, по их мнению, была уже стерильная. Но смилостивились, уж очень перепуганный и жалкий вид был у Митьки, маячившего в дверях с моей одеждой. Общее впечатление от приема было такое, будто я попала в концлагерь, и если бы из душа потек газ, я бы не удивилась. Я все никак не могла понять, чем я грязнее этих теток в приемном покое. Неужели они каждый день перед работой бреются, стригут ногти и моются хозяйственным мылом? И врачи тоже?
Настроение праздничное слегка угасло у меня. Но когда я поднималась за медсестрой на третий этаж, роняя тапочки, обе с левой ноги, вдруг где-то в недрах роддома заплакал ребенок, потом второй… это было так неожиданно почему-то. Одно дело представлять себе в теории, что я рожаю, а другое - услышать реальный плач реального младенца. На душе снова потеплело, и колыхавшаяся впереди задница медсестры уже не казалась такой суровой и пренебрежительной ко мне.
Оказывается, меня не сразу положили на стол рожать, а повели в какую-то темную палату и приказали тут лежать. Кто-то уже лежал у окна на двух кроватях, одна с капельницей, вторая тихо постанывала. Я прислушалась к себе. Живот слегка потягивало, и все. Я решила, что рожать совсем не больно и стала ждать, что будет дальше. Женщина у окна стонала все громче, потом уже почти кричала. Глаза у нее были безумные, она явно ничего вокруг не воспринимала. Потом ее увели рожать, там она орала еще страшнее, потом закричал младенец. А я думала – как не стыдно. Ведь совсем же не больно. Я орать не буду. На ее место положили другую, потом и на четвертую кровать кого-то. Вторая женщина стонала, стиснув зубы, потом расслаблялась и засыпала на несколько минут. Какая-то сила будила ее, и она снова стонала сквозь зубы, и снова засыпала. Как тут все странно… Наконец и ее повели рожать. Снова стоны, крики, плач младенца. А я молодец! Не кричу и не стону. Так, теперь моя очередь, я третья пришла. Что-то не идут долго за мной. Почему-то к женщине, которая после меня пришла, подошли с каким-то шприцем. Но она не дала сделать укол.
- Не нада мне стимуляция! Не дам, не буду!
- У вас таз узкий, у вас то и это… вы не разродитесь!
- Не нада! Прошлый раз тоже пугала… не нада.. сама рожу, уйди
Врач пожала плечами и ушла. А жещина вскоре пошла сама в родовую. Ее гнали, мол рано тебе еще, но она сказала, что пора. И тут же родила не охнув. Я рассердилась, что без очереди. Пошла спросить сестру, когда же я. Но она сказала – рано еще. Спите. Но спать было трудно. Среди ночи я услышала в коридоре вопль.
- Кто тут Эйгенсон??? Покажите мне ее, что это за цаца такая!! Двадцать лет работаю, но таких мужей не видала! Звонит каждые 15 минут, как там его жена! Я ему – не звоните, до утра не родит, вы не один тут такой, не занимайте линию. А он мне – а у меня жена одна, и буду звонить! И звонит!
Ей что-то пошептали, видимо, что я по протекции главврача, и она унялась.
Все время раздавались стоны и крики, кого-то приводили к нам и уводили рожать, в коридоре нянька орала, что класть некуда, и она не успевает всех развозить из родилки, перестаньте рожать, пока не выпишут утром мамаш, сейчас тапочками всех позатыкаю. А я все лежала и ждала очереди. Задремала я только под утро. Но тут же меня затрясли за плечо. Пойдемте. Наконец-то меня в родилку ведут, ура! И на стол уложили. Но оказалось, ложная тревога. Пришли студенты, и меня отдали им для опытов. Они по очереди определяли, на сколько у меня открылась матка. А одна из них в это время безуспешно пыталась сделать мне какой-то укол в вену, истыкала всю руку, кровь с руки капала на пол, натекла уже целая лужа, а попасть она все еще не могла. На седьмом студенте, бормотавшем что-то вроде левый косой родничок, кривое вставление, копаясь в моем нутре, пришла та самая завотделением. Она недолго любовалась этой картиной истязания. Быстро разогнала всех, велела медсестре сделать мне укол и осмотрела сама. И сказала – идите ложитесь! Опять ложитесь! Да что ж такое. Наверное, ей некогда, после оперативки рожать будем.
Вскоре она пришла ко мне и все объяснила. Про отошедшие воды, про безводный период и максимальную его продолжительность без риска для младенца и про стимуляцию. Мне стали делать уколы. Все чаще и чаще. Потом поить хиной и еще какими-то таблетками. В полдень у меня начались, наконец, схватки.