Reader, I dread it

quod_sciam — 01.09.2011 Тут по некоторому медийному поводу конкурс объявлен: девочки активно пишут, за что любят роман "Джейн Эйр".
За возможность отождествиться всё больше. За то, что протагонист отважно борется за своё достоинство и любовь, а то как же. За даже эротическое напряжение и правду чувств.

Я в конкурсе не участвую, поэтому позволю себе несколько соображений относительно того, за что я этот роман не то что не люблю, а считаю крайне вредным — вот как соли алюминия и свинца в питьевой воде.

Понятно, что книжка пост-романтическая, и что в ней на всю катушку эксплуатируется вторсырьё великого метода, романтика, причём сильно приправленная готическим жанром. Отсюда некоторый амор и глазами так ыыы, полные луны, молнии в каштан и прочие ужас охватил всё моё существо. Юной деве — а "Джейн Эйр" читают всё больше юные девы, иначе импринтинга не выйдет (о ссылке вполне взрослых книг эпохи в детскую говорить будем в другой раз, но что есть, то есть), — юной деве весь этот оперный антураж с завываниями приходится весьма по сердцу, ей положено по причине юности. Эмпирики ноль, процессы в организме идут бурно, кажется, что если не кипит, значит, не существует. Ещё Мэрианн Дэшвуд у Остен считала, что жизнь есть разбавленный вариант литературы, а не литература известного толка — своего рода концентрат, а потом и Александр Сергеевич тот же феномен описывал, но я даже не о том.

— Ах, я прочла и поняла, что эта книга про меня!.. — восклицают девы разных возрастов.

Что ж, давайте посмотрим, с чем нежно отождествляется любезный читатель.

Книга открывается сценою, исторгающей слёзы умиления и узнавания у женской аудитории: десятилетняя героиня прячется за занавеской с книжкою — это "Жизнь птиц Англии" Бьюика, но про птиц героине неинтересно, она взяла книжку, чтобы медитировать на гравюры в предисловии: голые утёсы, суровое северное море, снега и т.д. Много позже это аукнется абсолютным готическим китчем в рисунках подросшей Джейн, помните утопленниц с нежными руками, птиц с браслетами в клюве, условные аллегорические фигуры в условных романтических пейзажах?.. как бы объяснить... с точки зрения эпохи это примерно как сладостные анилиновые берёзки с церквами и милые котятки на самопальных арт-маркетах. Уже здесь завязывается небольшая привлекательная ложь: героиня всегда уединяется с книгой, она не такая, как все эти пустышки, только вот она никогда не читает, она позирует сама себе и читателю с отчётливым знаком духовной избранности в руках (упомянутый как именно чтение Вальтер Скотт не в счёт, там опять про "я была заворожена и потрясена, я испытала чувства").

Далее эта же десятилетняя героиня разражается шекспировской страсти монологом — и весьма риторически организованным — на тему "жалкие, ничтожные люди", ненавижу-презираю и т.д. И вот тут лично я начинаю скрипеть зубами, потому что такие отчётливые проекции взрослости, причём романтической, на десять девчонкиных лет, проведённых почти в замкнутой атмосфере Гейтсхеда, суть попытка продать читателю заведомую тухлятину.
Героиня изначально сияет, как брильянт на просёлочной дороге, она не является ни результатом воспитания, ни результатом опыта, она не формируется, но дана, словно с неба упала. Это генетическое, видимо, это порода, что больше похоже на кинологию и фашизм, чем на честную попытку беллетристики.

(Скажу в скобках.
Я очень не хочу сравнивать Шарлотту Бронте — и её сестриц — с Джейн Остен, тем более, что Шарлотта успела попинать ножкой свою предшественницу за отсутствие атласа синих гор и горизонтов, а всего пуще за то, что та — не Шарлотта Бронте и даже не Эмили... но чёрт возьми, остеновская Фанни Прайс, другая вечная читательница и серая мышь, вырастает в то, чем должна быть в романе, на наших глазах — и швов не найдёшь.)

Здесь же следует сказать о некрасивости Джейн Эйр.
О, это "дурнушка"!.. Дурнушка среди пустых и ничтожных красавиц с невыразительными глазами, у кого выразительные, тот помер или приходится героине родственницей. Всё так ловко подстроено, что юная читательница твёрдо усваивает: такая некрасивость лучше красоты, потому что. Ну, например, потому что душа. А душа потому, что с книжкой и за занавеской — оп, образ сел на тринадцатилетнюю девочку, которая, само собой, считает, что нехороша собой, но не такая, как все эти, как вторая кожа.

Разумеется, героине полагается любовь, иначе какой это роман. И вот тут начинается самое интересное.
Если внимательно, своими глазами, а не глазами восторженной девочки тринадцати лет, прочесть "Джейн Эйр", выясняется обескураживающее: там не про любовь. Про насыщенные подростковые фантазии о страсти, про риторику о близости душ, про служение и подчинение, про тотальный, патологический солипсизм — но никак не про любовь. Болезненная готовность Джейн подчиняться мистеру Рочестеру (это её my master, от которого мороз по коже, оно же не только про социальный статус) на втором витке обнаруживает свою подлинно истероидную природу, вспоминайте разговор с Сент-Джоном Риверсом на холме, "меня звали на муку, ангелы открывали мне объятия" и прочее. Любовь есть экстаз есть страдание — как хотите, мне от этого жутко.
А ещё жутче от идеи собственности, тотального поглощения, с которым ассоциируется союз мужчины и женщины у Бронте: "моя", "собственность", "ты должна принадлежать мне", "завладеть тобой полностью", — вот где ужас-то. Кто тут рассуждал о свободе и бунте? Да у социальнейшей, реалистичнейшей Остен этой свободы человеческого ума и самосознания в женщине в тысячи, миллионы раз больше... хотя нет, не может быть в миллионы раз больше нуля, школьная математика.

Самое жуткое, однако, даже не в этом.
По мне, оно в той серенической улыбке безумия, с которой девочка, оформившая себе мозги отчасти по "Джейн Эйр", думает: ты со мной суров и груб — ну, так это полагается вытерпеть, это же любовь, мы с тобой созданы друг для друга, вот, тебе отрежут ножки — отчасти за то, что ты меня мучил, — и тогда я буду твою швейную машинку вертеть приду тебя спасать, стану твоим светлым ангелом. Даже если отбросить тотально больную концепцию изувечивания и символической кастрации мужчины перед употреблением, остаётся изрядно.
Остаётся твёрдая, как тот брильянт с просёлка, хоть сейчас стёкла режь, убеждённость, что реальна в этом мире только протагонистка, а остальные выступают мебелью и аксессуарами в организованном ею пространстве. Убеждённость, что мир существует как проекция суждений, ценностей, обид и фантазий одного человека. Убеждённость, что только так оно и бывает, и это называется "быть личностью".

Хотя, конечно, Тимоти Далтон так брутально щурится и демонически улыбается, что нет спасенья.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив