Путешествие в Московию - 3

vdinets — 13.11.2010
С детства ненавижу две вещи: долгую зиму и большие города. Наверное, потому, что вырос в центре огромного северного мегаполиса. Всю жизнь я старался находиться от него как можно дальше, и в последние тринадцать лет мне удается заглядывать туда лишь изредка, по необходимости - чтобы увидеться с родственниками, которых пока не удалось эвакуировать.

Теперь я чувствую себя здесь совсем как турист. Мне странно, что в этом чужом и довольно негостеприимном городе я понимаю речь аборигенов. Меня удивляет, что улицы кажутся знакомыми и что я до сих пор более-менее помню, как куда пройти или проехать. Мне жутко обидно, что я столько лет гнил в этом каменном лабиринте, пока где-то гудели над альпийскими лугами колибри, перекликались в кронах цветущих деревьев лемуры и теплые моря ласкали язычками волн коралловые пляжи.

В путешествиях в северные города самое для меня тяжелое - не унылая серость закопченных стен, не зловонный давящий смог, из-за которого даже в солнечные дни краски здесь не бывают по-настоящему яркими, не вечная слякоть мрачных улиц, не бестолковая суета местных жителей и даже не почти неизбежная простуда от их вечно распыленной в воздухе носоглоточной слизи. Самое тяжелое - это необходимость одеваться так, как там принято.

Я еще могу смириться с зимней одеждой в тишине леса, где воздух искрист и звонок, как песня синички, где мороз чист и вкусен, и где достаточно расстегнуть, мчась по лыжне, легкую удобную куртку, чтобы снова оказаться открытым солнцу, свежему ветру и пыльце снега с пушистых еловых лап.

Но в городе, где вместо ветра всегда сквозняк, вместо холода - промозглость, а вместо тепла - духота, плотная одежда и обувь совершенно невыносимы.

Люди вокруг меня, замотанные в слои пропитанной выделениями сальных и потовых желез одежды, не замечают жалкой противоестественности своего существования в месиве многомиллионных толп. Однако эта извращенность неизбежно проступает на их хмурых лицах цвета штукатурки - и они невольно сутулятся, прячут взгляд, сморщиваются, а одежду выбирают темных, скучных тонов, чтобы она сливалась с тусклой одинаковостью обшарпанных домов и низким, осенним в любое время года небом. Только в метро, загипнотизированные монотонным стуком и тряской, они расслабляются, и угрюмая озабоченность сменяется выражением размягченной бессмысленности.

Может быть, я уже слишком привык к стройным, веселым, приветливым жителям более солнечных мест. А здесь люди кажутся мне мелкими, тщедушными, сморщенными, как стариковский член. Раньше тут иногда попадались красивые девушки, будто солнечные зайчики на темном пыльном чердаке под дырявой крышей - но почти все они куда-то подевались. То ли воспользовались удачной внешностью, чтобы сбежать отсюда в отчаянной попытке сохранить красоту, то ли сморщились и поблекли от выхлопных газов и слякоти, словно перележавшие в сыром погребе яблоки. Остались лишь зеленоватые заморыши и раскрашенные куклы с хищным взглядом и мелкими острыми зубами. Им, однако, приходится вечно морить себя голодом, уродовать ноги высоченными каблуками и ходить в любой холод с полуголыми ногами - видимо, здоровые мужчины тут тоже редкость, и их не так-то просто заполучить.

Особенно страшно встречаться с бывшими одноклассниками. Неужели лет через двадцать и я буду так выглядеть? Все в них обвисло, обрюзгло, залоснилось и стало каким-то кривым, деформированным, отечным. Потухшие глаза, залысины, пакля свалявшихся волос, бесцветная ноздреватая кожа...

За прошедшие годы в городе стало совсем мало деревьев, а те, что остались, в основном уродливо искривлены. Птиц тоже стало меньше, зато очень много крыс - и даже они все какие-то плешивые. Все живое, что попадает в паутину асфальтированных улиц, начинает на глазах мутировать, перевариваться, слипаться в кашицу полужидкой биомассы. А потом толпы пустоглазых, бледных, отравленных смогом, покрытых трупными пятнами живых мертвецов расползаются за петли окружных шоссе, неся город с собой. Я еще помню время, когда с высоток в центре было видно лес, и доехать до него на электричке можно было минут за сорок. А теперь он отступил чуть ли не на сотню километров, залитый ядовитой рвотой мегаполиса - пригородами и дачными поселками, такими же безликими, как их жители.

Подобно слепым термитам, которые неспособны существовать без термитника, горожане уже не могут выжить вне города. Те, что побогаче, выбираясь за его пределы, обязательно ищут городские курорты или плавучие города-теплоходы, и там, обгорев в первый же день на непривычном солнце, торопливо уползают обратно в холодный сумрак кондиционированных отелей, кают и баров, к телевизорам и пластиковой пище. Те, что победнее, иногда выезжают "на природу" - и спешат поскорее превратить ее в подобие своего двора, разведя дымный костер, разбросав вокруг мусор, создав громкой музыкой шумовой фон и отключившись от внешнего мира с помощью спирта.

Когда я вернусь домой, мне придется немедленно схватить Русалочку в охапку и сбежать куда-нибудь в тропики минимум на месяц. Просто чтобы прийти в себя, чтобы снова стать полностью живым, чтобы смыть горными реками, морским прибоем и лесными дождями въевшуюся до костей грязь большого города, его безнадежное, беспощадное убожество.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив