Прошлое и настоящее в израильском документальном кино
drugoe_kino — 02.07.2012Московский Международный кинофестиваль всегда выделялся сильнейшей документалистикой - в предыдущие годы многие документальные ленты вполне себе затмевали художественное кино (чего стоят, например, "Адвокат террора" kolobok1973.livejournal.com/519902.html , "Дэниэл Эллсберг - самый опасный человек в Америке" kolobok1973.livejournal.com/1143078.html , "Согласные на всё изменяют мир" kolobok1973.livejournal.com/1141710.html и др.) С прошлого года благодаря усилиям Григория Либергала в программе ММКФ документалка выделена в отдельную конкурсную номинацию, однако практика подсказывает, что жесткие жанровые рамки к современному кино в полной мере неприменимы и раздвигаются: в конкурсе документалистов участвует всего-навсего семь картин, в то время как добрая половина фестивальных показов подпадает под определение документального кино - грань между игровым кино и документалистикой постепенно стирается, что в отношении средств художественной выразительности, что в отношении проблематики. Многие игровые ленты производят впечатление документальных, даже если не содержат прямых документальных вкраплений, а некоторые документальные фильмы смотрятся абсолютной фантастикой, и невольно начинаешь искать в титрах список ролей и актёров... Таким образом, из отсмотренного мной в этом году массива кинолент добрую треть смело можно проводить по документальной номинации, и это наиболее содержательное, наиболее проблемное, наиболее глубокое кино, обозначающее новый вектор в киноискусстве. С другой стороны, вот чем, например, скандально-эпатажный Ульрих Зайдль со своей шокирующе откровенной зарисовкой "Рай. Любовь" не документалист, однако?:))
Израиль в этом году вообще не присылал на ММКФ игрового кино, зато прислал две крайне интересные документальные ленты, одна из которых - "Пять разбитых камер" палестинца Эмада Бурната и израильтянина Ги Давиди.
Эмад Бурнат, житель палестинской деревни Бильин на Западном берегу, стал кинорежиссером, сам того не желая — купил свою первую видеокамеру после рождения четвертого сына Джибриля. Начало съемок Эмадом любительского хоум-видео совпало с началом строительства «забора безопасности» в районе Модиин-Илит: воздвижение по инициативе Арика-бульдозера, расплачивающегося сегодня за слезы палестинских детей и их матерей превращением в овощ, стены длиной 790 км было презентовано израильтянами как ответ на интифаду "Аль-Акса", а на самом деле стало нарушением разделительной границы, существующей с 1967 года, и поводом для беззастенчивого внеправового отъема значительного участка земли у арабских поселений. Сельскохозяйственные угодья, оливковые рощи, десятилетиями возделывавшиеся палестинскими семьями, оказались по разные стороны самовольно натыканных израильтянами разграничительных заграждений, разделенные армейскими блокпостами. Постепенно Эмад Бурнат замечает, что съемки сына и его сверстников превращаются в создание документальной летописи борьбы жителей Бильина за свою землю. Малыши, с первых дней своей жизни слышащие слова "стена" и "гильза" едва ли не чаще, чем "мама" и "папа", подрастают в атмосфере мирных акций протеста своих родителей и их односельчан, а безмятежности детства слегка мешает дуло автомата, направленное в лицо каждого малыша. Для Эмада хроника событий привязана не только к дням рождения маленького Джибриля, но и к цифровым видеокамерам, коих за семь лет борьбы пришлось сменить пять штук: несколько камер были разбиты пулей, газовой и светошумовой гранатами, некоторые были разбиты руками гражданских при разгоне демонстраций.
Монтировать фильм Эмаду помогает израильский документалист Ги Давиди, что объясняется не только его личными симпатиями к борьбе палестинцев: после нескольких лет протестов жителей Бильина к ним присоединились еврейские левые партии и организации, правозащитники, международная общественность, и конфликт перестал быть межэтническим противостоянием, борьбой слабого против сильного, а принял вполне себе правовой характер, стал символом сопротивления палестинского народа против агрессии и борьбы права с беззаконием. Еврейское поселение Матисьягу, прирезавшее себе шматок арабских земель Бильина, возникло вообще путем незаконного самозахвата израильтянами арабского участка земли, совершенного с помощью криминальной строительной компании. Компания растворилась в воздухе, а выселять самозаселившихся еврейских колонистов БАГАЦ - израильский Высший суд справедливости - отказался.
Документалист поневоле, Эмад Бурнат считает своим долгом бесстрастно, без эмоциональных комментариев фиксировать происходящее, создавать летопись событий без пафоса и надрыва. Похороны убитых израильтянами друзей и соратников Эмада перемежаются кадрами сжигаемых захватчиками оливковых рощ. Иногда бесстрастность оператора даже кажется нарочитой, с учетом того, что камера фиксирует аресты и избиения родителей и братьев Эмада, гибель его односельчан, ранения и боль его собственных и соседских детей, а также самого кинооператора - в один прекрасный момент раздается хлопок и камера гаснет: в Эмада Бурната попала светошумовая граната, контуженный, он глохнет на одно ухо, но технический перерыв в съемках будет недолгим... Именно такая документалистика отражает реальную, а не пропагандистскую сторону конфликта. Одна из камер, например, приказала долго жить не на митинге или демонстрации, не вблизи стены с колючей проволокой, а дома у оператора - ЦАХАЛовцы, вломившиеся ночью к Эмаду, в нарушение любого закона и здравого смысла запрещают вести съемку в его же собственном доме и разбивают камеру, однако эта камера не вносится Эмадом в реестр разбитых, ибо её удалось починить:).
Эмад и его товарищи постоянно подчеркивают - то, что они делают, это не интифада, а мирный, ненасильственный протест, который, при должном упорстве приносит свои плоды: после нескольких лет непрекращающейся борьбы, поддерживаемой всё более и более широкими слоями израильского общества, забор по решению суда все-таки демонтировали и перенесли в сторону от деревни Бильин, — пусть на несколько сотен метров, но это уже локальная победа, оплаченная многими жизнями. Несмотря на всю специфику палестино-израильской ситуации, фильм Бурната - Давиди, очевидцев и участников событий, вполне укладывается в новую фестивальную традицию показа протестного движения, ненасильственного сегмента сопротивления злу, опыт которого всё более глобализируется и становится универсальным.
Другая израильская документальная лента - "Дети Гитлера" Ханоха Зееви - представляет собой попытку проследить судьбу детей, внуков, племянников и прочих потомков высокопоставленных нацистов. Кто они, как сложилась их судьба, каково им осознавать свое происхождение, как к ним относится общество? На эти и другие вопросы создатели фильма пытаются ответить, интервьюируя тех из них, кто согласился пообщаться. Отсутствие закадрового авторского комментария должно создать у нас впечатление об отсутствии предвзятости и предоставляет возможность делать выводы самим. Тем не менее, невооруженным глазом читаются те самые "месседжи", ради которых это документальное исследование снималось и которые авторам важно до нас довести.
Прежде всего, абсолютно все "дети Гитлера", по мнению авторов, при всем разнообразии их судеб, мировоззрения и характеров, безусловно травмированы нацистским прошлым своих предков и ощущают свою особость, непохожесть на окружающих (зачастую безо всяких на то оснований:)). Все они, вопреки знаменитой максиме "сын за отца не отвечает", так или иначе расплачиваются за ошибки и преступления своих статусных родственников. Кто-то из них комплексует и мучается, кто-то, наоборот, гордится и бравирует, но так или иначе индифферентным в этой ситуации остаться крайне сложно.
Так, Беттина Геринг, внучатая племянница Германа Геринга, убегает от памяти о своем зловещем пращуре, эмигрируя в США, живет в глухой глубинке под Санта-Фе, изолированно от общества, а для того, чтобы не разносить "злое семя" по Земле, стерилизовалась вместе с родным братом - род Геринга, по её мнению, обязан прерваться...
Райнер Гесс (на фото, с серьгой в ухе), внук руководившего постройкой Освенцима Рудольфа Гесса, впервые смог посетить Освенцим лишь сегодня, со съёмочной группой Ханоха Зееви - много лет его не пускали из-за фамилии. "Чудно, - недоумевает он, - вот уж кого сюда надо было приводить в обязательном порядке, так это нас, в назидание, ан вот же..." Гесс обнимается с туристами из Израиля и выглядит, пожалуй, наименее "ушибленным" из всех потомков. Он ничем не гордится и ничего не стыдится, он обычный человек, как все.
Катрин Гиммлер, внучатая племянница Гиммлера, живет в Израиле, замужем за внуком жертвы Холокоста. Забавно, кстати, почему режиссёр Зееви снимает именно её - в общем-то, седьмую воду на киселе - при вполне живой и энергичной дочери Гиммлера Гудрун - бабка фанатичная нацистка и последовательница своего отца, любому перегрызёт за него глотку. Не пострадает ли общая объективность картины от такой вот избирательности?:)... Зачем камуфлировать то, что отнюдь не каждому свойственен синдром вины и покаяния за чужие преступления?.. Ведь демонстрация фанатички Гудрун (которая сама активно лезет под камеры и издает воспоминания), на мой взгляд, может быть куда более поучительна в плане "niemals mehr"....
Николас Франк, сын нацистского палача Польши Ханса Франка, посвятил свою жизнь разоблачению своего отца и его преступлений. Он колесит по стране за рулём разбитой машины и выступает в школах и университетах. Детям и студентам он рассказывает о том, как его отцу домой позвонил Гитлер, застав того голым в душе, и объявил о назначении польским генерал-губернатором, и как у того случилась эрекция при звуке гитлеровского голоса... Все братья и сестры Николаса давно умерли, поехавши крышей кто на нацизме, кто на антинацизме, да и сам Николас, увы, не производит впечатления здорового человека. Его самоистязание так же страшновато, как и бравирование своим происхождением Гудрун Гиммлер, это лишь другая крайность одного и того же явления...
Лично мне фильм Зееви показался нарочитым и не вполне объективным. Помимо зацикленных на прошлом предков есть сотни тех, кто просто живёт, особо не рефлексируя, не слыша в свой адрес ни хвалы, ни хулы. Ведь историческая память совершенно не обязана быть тождественна отравленному самосознанию.
Моника Гёт, дочь коменданта Плашува Амона Гёта, спрашивала у своей матери: "Сколько евреев убил лично папа?"
"Немного", - отвечали ей. "А немного - это сколько?... Одного, двух, или больше?..."
Вот такой уж дети любопытный народ. Всё-то им интересно.
|
</> |