Прочитанное — 30

Ричард Докинз, «Слепой часовщик» (1986)
Это книга Докинза гораздо более похожа на «научно-популярную» —
хотя и такое определение ее не исчерпает. Прежде всего эта книга
полемична; спорит же ее автор не столько с коллегами-учеными,
сколько с разнообразными вульгаризаторами науки, вся борьба которых
с идеями эволюционной биологии сводится к тому, чтобы вывернуть эти
идеи наизнанку.
Название восходит к трактату богослова Уильяма Пейли, который в
1802 году утверждал, что мир сотворен творцом подобно тому, как
любые часы сотворены часовщиком. Никто ведь не видел часов,
возникших самопроизвольно — стало быть, и мир рукотворен!
На это, конечно, можно было бы возразить в том смысле, что такого
часовщика, который вездесущ, всеведущ, всегда существовал и
смастерил все часы на свете, тоже никто не видел. Но почему-то этот
простой аргумент срабатывает не всегда. Люди хотят позитивного
доказательства. Хотят, чтобы им на пальцах растолковали, как это, в
самом деле, возможно — чтобы жизнь на Земле возникла и развивалась
сама по себе, безо всякого плана и руководства. Вот Докинз и
растолковывает. «Слепой часовщик» в его развернутой метафоре — это
дарвиновский естественный отбор.
Наиболее часто звучащий антидарвиновский довод можно считать
самым наивным и слабым из всех возможных: это «аргумент
субъективного неверия». Критики эволюционной теории на все лады
повторяют: в это невозможно поверить! это нереально представить!
это трудно вообразить!
И ведь не поспоришь: действительно трудно. Но самое забавное: наши
затруднения в том, чтобы представить себе эволюционные процессы,
тоже обусловлены эволюцией. Гомо сапиенс выстроен природой в
расчете на жизнь в течение нескольких десятков лет — вовсе не
миллионов. Наши представления о вероятном и невероятном жестко
привязаны к этой временной шкале. Между тем, событие, вероятность
которого можно считать нулевой применительно к столетнему отрезку,
становится не таким уж невероятным на отрезке в миллиард лет. Зримо
представить этого мы не можем, как не можем увидеть ультрафиолет
или услышать ультразвук — но рассуждать аналитически можем вполне.
Конкретнее: вероятность спонтанного возникновения
самореплицирующейся молекулы в первобытном органическом бульоне
(что, собственно, и означает зарождение жизни) очень близка к нулю
— но на достаточно долгом временном отрезке от нуля все-таки
отлична. Если же умножить эту вероятность на грубую оценку числа
подходящих планет во Вселенной, то итоговую цифру можно считать уже
вполне реальной, а вовсе не фантастической.
Но даже это касается лишь отправной точки эволюции, а не ее
результатов. С результатами не проще: современные живые организмы
устроены столь затейливо, что нам, живущим в мире рукотворных
достижений ремесленников, инженеров и мастеров искусства, трудно
принять мысль о том, что такие совершенные создания не имеют
создателя. Биологу легче: он видит несовершенство природы. Он может
критически задуматься о том, например, почему так неоптимально, не
с той стороны подсоединен к сетчатке позвоночных зрительный нерв (у
осьминога, кстати, с правильной стороны). Или зачем возвратный
гортанный нерв идет у нас не прямиком из мозга в гортань, а сначала
вниз, в туловище (у жирафа это лишних четыре метра). Мой сын Илья,
нейрофизиолог, говорит, что когда он прослеживает тот или иной
каскад биохимических реакций в организме, то не может отделаться от
мысли, что химик-технолог достиг бы нужного результата гораздо
рациональнее и короче. Но это взгляд профессионала — а вот,
например, энтомолог-любитель В.В.Набоков самонадеянно считал
мимикрию бабочек достаточным аргументом для опровержения дарвинизма
(я в своей собственной книжке эти слова восторженно процитировал,
был грех).
Самое тупое и бессовестное передергивание эволюционных идей — мол,
дарвинисты утверждают, что сложнейшие устройства вроде
человеческого глаза возникли мгновенно из ничего — опровергнуть не
так уж и трудно, но этим тоже нужно заниматься, и Докинз терпеливо
занимается. Немало страниц в книге посвящено отстаиванию идеи
постепенности. Даже очень несовершенный глаз, говорит Докинз, даже
несколько светочувствительных клеток — это уже лучше полного
отсутствия глаза, это уже повышает шансы особи на выживание. Отбор
благоволит и крошечным мутационным шагам, если они направлены в
правильную сторону. Строго говоря, только крошечные шаги в природе
и возможны — но именно они в итоге порождают такие сложнейшие
приспособления, как сонар летучих мышей (предмет отдельной
главы).
Теорию Дарвина можно счесть относительно простой разве что в первом
приближении, которое дает школьный учебник. Когда в нее
углубляешься — хотя бы на уровне научно-популярной книги — от
сложности захватывает дух. Чтобы в этой теории худо-бедно
ориентироваться, нужно откалибровать мышление: знать, куда
смотреть, о чем помнить, какие шкалы прикладывать. Без такого
чуткого проводника, как Ричард Докинз, это было бы гораздо сложнее.
Впрочем, оно и становится сложнее, когда выясняется, что
эволюционисты согласны далеко не во всём — а Докинз не был бы
собой, если бы и в популярной книге не пускался иногда в страстные
дебаты с коллегами: например, по вопросу о том, как трактовать
палеонтологическую летопись. Но его популяризаторский талант
превозмогает всё: ему под силу даже растолковать механизм полового
отбора (источник избыточных самцовых украшений вроде павлиньих
хвостов и оленьих рогов) без математических выкладок.
Книга написана в 80-е годы, когда персональные компьютеры
только-только пошли в широкие массы. Докинз и здесь впереди: на
своем Маке пытается смоделировать эволюцию как программист-любитель
— конечно, экстремально упрощенно, с «геномом» из девяти «генов»;
мутирует же только геометрическая форма «организмов». Результаты
наглядны, любопытны, неожиданны даже для самого экспериментатора и
позволяют многое в законах эволюции осмыслить. Стало интересно: а
подхватили ли его почин серьезные производители ПО? Есть ли сегодня
продвинутый софт, хотя бы в виде компьютерной игры, помогающий
изучать эволюцию на подобных моделях? Я, пожалуй, не отказался бы
поиграть.
|
</> |