Про "православное мракобесие" как продукт путинской эпохи

dimantrump — 19.10.2017 Занятный текст нашел у геноссе.

В некоторых кругах общим местом стало утверждение, что сегодня Россия переживает всплеск мракобесия и лукового черносотенства. Тянет от страны ладанным душком: клерикализация обгоняет архаизацию. Вот-вот будут за атеизм сжигать. Патетика не новая и не очень интересная. Пользователи, рассуждающие об этой маловажной теме, как правило, допускают ряд неточностей, которые, в свою очередь, важны.

Государство российское при всей своей очевидности, которую часто принимают за глупость или нерасторопность, считывается достаточно неоднозначно. Вот вроде бы есть объект, чьи стороны одинаково равны для всех наблюдателей, но результаты этих наблюдений противоречивы, причём противоречивы кардинально. Для радикальных русских националистов Российская Федерация государство антирусское, губящее русский народ и потворствующее нерусским, но в сообществах нерусских националистов Россия воспринимается уже как угнетатель, мохнатой шовинистической лапой душащий кумырскую свободу. Для либералов российское государство является махрово-советским, но для советских людей государством правят либералы, которые всё развалили. Мнения настолько противоречивы, что компромисс не может быть найден даже посредине – это бы грозило шизофренией. Ответ следует искать в плоскости, откуда Россию пытаются проинтерпретировать, в поле убеждений самых разных цветов, которые роднит то, что они одинаково являются невротичными. Их невротичность в том, что стереотипы, разделяемые личностью или группой личностей, переносятся на целый народ или целое государство. Отсюда и взаимоисключающие выводы: ну не может государство быть одновременно русофобским и ультрарусским, советским и либеральным, а есть не может, то дело не в государстве, а в вас.

Тем не менее, кажется, что у клерикализации российского общества есть объективные основания. Это и православные активисты, и нарастающая роль «РПЦ» в обществе, и закон о защите чувств верующих, и скандалы с религиозным душком, и наступление веры на образование, и вообще религия, в частности христианство и его представители, ныне вполне себе заметная часть общественной жизни. Очередной «вехой» стал скандал вокруг фильма «Матильда». Главред «Карнеги-центра» по этому поводу даже заметил: «Всего за несколько дней Россия пересекла важную черту, к которой шла давно: православные экстремисты совершили две настоящие попытки терактов. Один в Екатеринбурге на машине, нагруженной газовыми баллонами, врезался в витрину кинотеатра; другие возле офиса Константина Добрынина сожгли машины – всё за «Матильду».

Увы, сработала ловушка стереотипа. Он завёл «Карнеги-центр» к статье Андрея Архангельского, где публицист нагадал, что государство, наконец-то наказав гонителей «Матильды», как бы продемонстрировало либералам: мы здесь до сих пор единственный европеец, защищающий вас, западников, от лихого человека. Попытка анализа вновь споткнулась об убеждения, определивших следующее пророчество Архангельского: «Однако отныне мы живем в пространстве пост-«Матильды», где каждое слово и каждый жест способны поколебать устои. И это история не про фильм или секту, а о том, что общество слишком хрупкое и не имеет никаких внутренних скреп – чем громче о них кричат, тем с большим треском они вываливаются из обшивки».

Так ли это?

Ноябрь 1997 года. Останкино. Православные митингующие выступают против показа по «НТВ» фильма Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа». Минимальная граница участников – полторы тысячи, максимальная – десять. Больше, чем когда-либо выступало против «Матильды». Фильм два раза изымали из сетки вещания, а в «НТВ» пришло письмо от общества «Память», которое (в случае показа фильма) не гарантировало безопасность сотрудников компании. Ситуация зеркальная, только масштаб её значительнее, а результат ярче. В Государственной Думе была рассмотрена тема «Антихристианской акции телекомпании "НТВ"». В отличие от «Матильды», против фильма высказался глава патриаршей церкви Алексий II, хотя нынешний глава «РПЦ», Кирилл, хранит выдержанное молчание. В итоге фильм, как это было изначально запланировано, в канун Пасхи всё-таки не показали. Означает ли это, что с 1997 года мы живём в пост-«Последних искушениях Христа», где на руинах светской культуры вознёсся православный халифат? Конечно нет. Потому что не нужно использовать свои убеждения в качестве доказательной базы.

Внимательное изучение российского «православного фундаментализма» обозначает вообще иную реальность – это раньше, до В.Путина, общество было радикальней, злей и хрупче, а христианские фанатики не «богохульные» футболки сдирали, а убивали ментов и планировали строить вооружённым путём теократическую монархию.

В 1999 году, накануне Пасхи, православные фанатики Александр Сысоев и Евгений Харламов попытались поднять в Вышнем Волочке народное восстание против Синедриона. В результате они убили трёх ментов и одного тяжело ранили. На минуточку, это самая «результативная» одиночная акция русских радикалов против Системы. И совершали её не «Приморские партизаны», а мужики, пошедшие на дело с иконами. Если бы сегодня какой-нибудь человек, считающий себя православным, убил трёх полицейских во имя Православного Государства, на следующий день газеты пестрили бы заголовками о том, что «Доигрались» и «Началось». Это мало кем артикулируется, но пик «православного мракобесия» был как раз в конце восьмидесятых, девяностых и начале нулевых – это «РНЕ» (при всех оговорках), с которым стыдно сравнивать «Сорок Сороков», это общество «Память», это литература Иоанна Снычёва, и это боевики вроде упомянутого Александра Сысоева. За последние годы в России был устроен только один настоящий теракт, в основе которого лежал христианский фундаментализм, и это отнюдь не случай с психически больным человеком из Екатеринбурга.


Что вообще такое фундаментализм? Это мышление, во всей апологетической полноте стоящее на страже какой-то идеи. Фундаментализм не только религии свойственен – есть либеральный или левый фундаментализм. Современный православный фундаментализм в России прошёл несколько стадий. Но, в отличие от протестантского фундаментализма, в России наличествовала одна важная особенность – семидесятилетнее атеистическое государство. Образовался временной разрыв между религиозным прошлым и послесоветским настоящим. Этот разрыв нужно было заполнить, и он стал заполняться не только заново выстроенной преемственностью, но и комплексом неизбежных мифов. Это мифы о дореволюционной церкви, о монархизме, о царе, о духовности прежнего общества, о том, какая христианская институция или не институция является истинной. Разрыв так и не был преодолён. Он предопределил пути развития православного фундаментализма, поначалу разветвившегося от общества «Память». Это, так сказать, неформальный фундаментализм, распавшийся на множество патриотических, националистических и сектантских организаций. Другой корень тянется к «РПЦ», где носит название «традиционалистского». Именно «традиционалистское» крыло активно поддерживало новый федеральный закон «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 года. В преамбуле этого закона есть формулировка, что Федерация признаёт «особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры». В предыдущей версии закона такой важной формулировки не было. Тогда же, в конце девяностых, будущий патриарх Кирилл корректирует прежнюю линию и начинает выступать с антилиберальными проповедями.

Не вдаваясь в подробности внутренней полемики «РПЦ» и не перечисляя многочисленные неформальные христианские организации, можно обобщить, что т.н. «клерикализация» российского общества шла по двум направлениям – вертикальном, институализированном и горизонтальном, неформальном, отчасти маргинальном. Это не были параллельные линии: они пересекались, когда интересы неформальных фундаменталистов совпадали с интересами церковных традиционалистов. Как в протестах против «НТВ», Гусинского и Скорсезе, где на одной теме «объединились» «Память» и Алексий II. Отсюда вытекает очень важная особенность – православный фундаментализм в современной России чего-то добивался лишь в том случае, если с его позицией проявляла солидарность главная православная институция. И наоборот. Если же временного попутчества не складывалось, неформальные фундаменталисты продолжали влачить скучное существование в своих крохотных организациях и на страницах своей малотиражной прессы.

При В.Путине вертикальный «фундаментализм» значительно укрепился. Достаточно сказать, что главой патриаршей церкви стал Кирилл, человек, со временем обратившийся к антизападным и антилиберальным воззрениям. Укрепившись, «РПЦ» продолжила прежнюю политику, первым серьёзным плодом которой было принятие федерального закона 1997 года. В то же время институция обуздала наиболее радикальных своих «традиционалистов» типа небезызвестного Дмитрия Смирнова. А вот неформальный фундаментализм хирел. Тысячные движения прошлого разваливались, дробились, а для новых заметных националистических организаций вопрос вероисповедания был вторичным по отношению к политическому и национальному самоопределению. Если организованный «традиционализм» получил определённую легитимацию, то ворох горизонтальных организаций успешно маргинализировался. Вплоть до враждебности к, собственно, «РПЦ». Так, Александр Баркашов принял постриг в организации «Истинно-православная церковь» и регулярно обвиняет «РПЦ» в отступлениях от веры и правды. Разумеется, «РПЦ» больше не могла как-то солидаризоваться с бывшими попутчиками. Да ей эти маргиналы были и не нужны. Но скандал с «Pussy Riot» показал, что вокруг «РПЦ» нет массового и организованного молодёжного мирянского движения, способного противостоять на улице тем, кто посягает на неуличные институционные ценности. И вот тогда появилось всё то, о чём сегодня говорят – «Сорок Сороков», «Святая Русь» и другие сообщества. На этой же теме поднялась «Божья воля».

Вспомним, что неформальный фундаментализм в современной России добивался ограниченных успехов тогда, когда с ним в чём-то соглашалась «РПЦ». Патриаршая церковь, хотя в ней есть очень разные взгляды, была вполне довольна, что в её защиту проходят митинги, стояния и мирные акции. Но согласие или молчаливое одобрение «РПЦ» неизбежно привело к радикализации её неформальных сторонников вроде событий в парке «Торфянка» или «погрома» выставки Вадима Сидура. При этом высшие иерархи «РПЦ» никогда не оправдывали насилие к своим противникам, хотя жёстко и не высказывались против тех, кто это насилие (весьма несущественное) допускал. То есть успешная деятельность «Сорока Сороков» в первую очередь связана с доброжелательностью «РПЦ». Не будь этой доброжелательности, подобные организации, как и всегда, остались бы маргинальными.

Коммуникационная революция и состояние послемодерна наложили на неформальный фундаментализм свой отпечаток. Это несерьёзность, шутливость, эксцентрика, зрелищность, эпатаж, формализм. Тот же Дмитрий Энтео вышел из типичного new-age. Это даже по нынешним временам забавно – пользователь, приносивший жертвы Ганеши, потом становится защитником веры православной. Да, разрыв с прошлой неправедной жизнью классический житийный сюжет, но, всё-таки, не когда об этом с упоением рассказывают на «YouTube». Внимание, которое уделялось подобным персонажам и их выходкам, и даже разбор, которому они зачем-то подвергаются, схожи с анализом реслинга. Вроде кто-то прыгает, ринг трясётся и публика ревёт, но всем понятно, что это постановка. Также и с «Христианским государством». Неформальная организация из нескольких человек, то есть, по сути, что-то даже несуществующее, благодаря паре громких заявлений и, якобы, сожжению машин, вырастает в фундаменталистский молох, подобный «Исламскому Государству». Но в реальности – ни массовой организации, ни многочисленных сторонников, ни серьёзных поступков. Снова фикция, вес которой придал стереотип со стороны.

Но вертикальным и горизонтальным фундаментализмом, последний из которых ещё и расщепился на послемодернистское шутовство, дело не исчерпывается. Многочисленные радикальные тексты, написанные за четверть века, никуда не исчезли и оказали своё влияние. В декабре 2015 года в Петербурге было задержано двое молодых людей, обвинённых в покушении на полицейских. При допросе парни объявили, что считают государственные органы порождением антихриста, утвердившегося в мире.

Антон Гoлoвырцeв и Никoлай Мoтoвилoв, которым не было и тридцати, являлись сторонниками безпоповских согласий старообрядчества. Парни не были прихожанами каких-либо петербургских общин, но симпатизировали радикальным толкам старообрядчества, особенно бегунам. Отсюда и несообщение с общинами – тот, кто в XVIII веке сделал странников согласием, инок Евфимий, крестил себя сам, чем порвал с остальным безпоповством. Вслед за Евфимием ребята полагали, что в мире утвердился духовный антихрист, а значит отравлено всё – церкви, власти, иерархии, деньги. Вот и вступили молодые люди на вооружённый путь. По версии следствия, с помощью артиллерийских мин они два раза попытались подорвать посты ДПС. Один из якобы террористов, Антон Головырцев, воевал за ДНР. Причём не фотографировался на блокпостах, а прошёл в пехоте лето-осень 2014 года. Что Антону Головырцеву, что Николаю Мотовилу грозит пожизненное заключение. То есть это уже не шутки. Это не тарелку разбить и дать победное интервью. Собственно, это и есть единственный теракт, замешанный на православном фундаментализме за прошедшие годы в России.

Причём его якобы совершили люди, которые не связаны ни с «РПЦ», ни с другими «никонианскими» группами, ни с российским государством. Для них это враги. Антихрист. Произошёл важный отказ от концептов, волновавших прежний неформальный фундаментализм (даже тот, что был негативно настроен к «РПЦ») – это отказ от царя, монархии, России, церкви, как иерархии и пр. Описанное настолько не укладывается ни в один из стереотипов, что ни «либеральная», ни «фундаменталистская» пресса о случившемся просто не пишут. И это, конечно, новый путь развития неформального фундаментализма – сетевой, самостоятельный, неканонический, одиночный, сектантский, но, главное, не апеллирующий к «РПЦ», империи, монархии и царям. В мире восторжествовал духовный антихрист и всё тут. Чуть ли не впервые в современной России подпитка неформального фундаментализма проистекала не из условного Шафаревича, а из старообрядческой литературы XVII-XVIII веков.

Тем не менее, это единичные случаи. Они вряд ли скоро повторятся. Даже не смотря на войну на Украине, которая притянула к себе изрядное количество религиозных фанатиков, даже не смотря на патриаршую церковь, высказывающую всё более и более консервативные идеи, не смотря на коммуникационную истерию, поддерживаемую вплоть до депутата Госдумы – религиозный отклик на все эти дела и инициативы остаётся крайне низким. Кто только не накручивал «Матильду» и как только не окучивали пользователей, чьи чувства взбудоражил неотсмотренный фильм, но весь итог масштабнейшей многомесячной шумихи – угрозы, два сожжённых автомобиля и таран кинотеатра полоумным. Ну, ещё во время скорых показов кто-нибудь распылит в зале газовый баллончик, и об этом тоже будут много говорить.

Ни Сысоева, ни Гoлoвырцевa. Лишь высосанная из пальца ерунда. Но эта ерунда показательна. Как-то незаметно и как-то вдруг Россия подошла к самому значительному своему юбилею – столетию Октябрьской революции. В год, когда общество должно было конфликтовать, ругаться, спорить, биться с друг другом из-за самого неоднозначного, трагичного, великого, кровавого события в своей истории, изменившего жизнь десятков, сотен миллионов людей, пользователи с упоением спорят о фильме, который даже не видели.

Что это – глупость или безумие?

Да отчего же. Просто государство российское, у которого все стороны равны и которое всё равно считается так неоднозначно, занято отнюдь не клерикализацией общества. Оно его подмораживает. Оно его леденит. Чтобы не болело. Чтобы не кровоточило. Историческая стабильность, национальное примирение. Теперь даже в мае идёт снег.

Остаётся лишь смутная надежда, что когда-нибудь на занемевшую десну всё-таки ступит лихой человек.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив