ПРО ПЧЁЛ. ПРО МЁД. И ПРО ХУЙНЮ...
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Тех же отчаянных, кому небезынтересна полная версия моего экзерсиса, - милости прошу под кат:
МОЖЕТ ПОЭТОМУ?
Мой дед очень любил мёд.
Бывало, сядет выпивать (а иного состояния, кроме как «выпивать» у отца моего отца и не случалось) в саду, под вековым дубом, а какая закуска ближе всего? Правильно! Потому что в саду моя бабка любовно взлелеяла небольшую пасеку. Ульев шесть-семь, не больше. Точнее не помню, я была слишком мала. Но вот что я помню точнее некуда, так то, что когда бабке что-то требовалось от пчёл – она надевала на голову шляпу с вуалью, брала в руки волшебный сосуд, и начинала окуривать эти самые ульи из этого самого волшебного сосуда пряными духами и густыми туманами. Всё это было очень красиво. И я, затаив дыхание, взирала на таинство общения бабки с пчёлами из-за старой яблони. Бабка отчего-то не разрешала мне находиться рядом во время сакрального ритуала. Я сердилась, потому что считала себя вполне достойной быть если не жрицей, то хотя бы служкой!
Другое дело - дед. Я ему никогда не мешала выпивать под вековым дубом, и он не вёл себя, как последняя жадина, узурпируя власть на пчёлами, ульями и мёдом. Дед весело кричал:
- Эй, девчонка! Хочешь медку?
Такое у деда было имя для всех внучек: «Девчонка». Было ещё имя и для всех внуков: «Мальчишка». В общем-то, прав был могучий старик. Всех запоминать – много чести. Тем более, что для ребёнка не так важны звуки его имени, как сопричастность запрещённому, вовлечённость в действо.
- Да! – отвечала я деду, выскакивая из-за старой яблони.
- Ну идём, девчонка! – говорил дед, выпивал полный гранённый стакан самогона, крякал и мы шли к ближайшему улью.
Дед не надевал шляпу с вуалью, и волшебного сосуда у него не было. Он не кадил пчёлам фимиам и не нашёптывал им ничего тайного и сакрального. Дед просто снимал с улья крышку, доставал что-то, похожее на раму, затянутую сеткой, и поддевал с этой «рамы» сочную «сетку» сот. Липкий сладостный брусочек. Смачно нюхал. Откусывал кусочек, а остальным щедро одаривал меня. Это было наслаждение! Жевать соты было вкуснее, чем даже вишнёвую смолу! Мёд в сотах – он как всё сразу. И жвачка, и варенье, и мармелад… После пиршества оставался маленький восковой катышек, напоминавший о блаженстве. Вокруг дружелюбно жужжали пчёлы и я совершенно не понимала, отчего это бабка так орёт на деда, используя иногда непарламентские словосочетания. Впрочем, буду справедлива, бабка моя, всю жизнь проработав шофёром на Марбумкомбинате, «непарламентскими» считала выражения «старый дурак!» и «курва матка!» Вот дедов язык был куда богаче, хотя он тоже работал шофёром. Тоже всю жизнь и там же. Видимо, они учились русскому языку в разных автошколах. Деда, что правда, за пьянку частенько разжаловали до сплавщика брёвен и тогда он бегал с багром по воде и кричал такое… Так что у сплавщиков лексикон богаче, чем у шофёров. Точно. В общем, это не важно, потому что сплав – это далеко не мёд. Да и самогон – горький. А мёд – сладкий. И я хоть и не понимала, зачем деду горький самогон, тягу его к сладкому одобряла и даже поощряла.
- Дед! – говорила я ему хитро-хитро. – А пошли под дуб!
- А бабка уже усвистела? – уточнял тот.
- Ага! Она ещё полчаса назад подоила коз, села на свой мотоцикл и усвистела!
- Зашибись! – резюмировал дед, бросал делать вид, что вскапывает грядку, лез на чердак и спускался оттуда со своей бутылью самогона, и мы с ним шли под вековой дуб.
И вот однажды, когда, как говорится, ничто не предвещало, дед так же крикнув своё коронное: «Эй, девчонка! Хочешь медку?», выпил, крякнул, потопал к улью, снял крышку, вытащил раму с сеткой и поддел ножом соту, случилось неожиданное.
- Курва-матка! – вдруг неподобающим интеллигентным фальцетом взвизгнул дед. И замахал руками.
Над дедом стала сгущаться туча. Туча жужжала, кружила и вдруг набросилась на него. Дед пал ниц и стал… рыть яму. Руками. И за какие-то несколько минут он её вырыл. Глубокую такую яму. В которой полностью поместился. А сверху яму укрыла жужжащая туча.
Я стояла, замерев от восторга. У сестры моей бабки был терьер, его всегда и отовсюду гоняли за то, что он беспрестанно рыл ямы. Но терьер сестры моей бабки никогда не рыл такие огромные ямы с такой потрясающей скоростью.
«Может быть деду бросить шоферить и сплавлять брёвна и начать охотиться на лис?» - подумала я. Но от восторга и мыслей меня отвлёк рёв мотоцикла моей бабки.
Я выбежала ей навстречу и радостно завопила:
- Бабушка, бабушка! Идём, посмотришь! Дед яму вырыл и пчёлами накрылся!!!
- Это что ещё там старый дурак учудил, курва-матка?! – спросила бабка.
Но я уже тянула её за руку в сад.
Что сказала бабка, увидав инсталляцию из деда-терьера, матушки сырой земли и пчёл, я не передам дословно. Видимо, бабке тоже были не чужды таинства великого и могучего. Но долго разглагольствовать она не стала. Она сорвалась в сарай, притащила волшебный сосуд и, даже не надев шляпы с вуалью, стала со скоростью енота-полоскуна кадить на жужжащее над дедом покрывало из пчёл. Затем вскинула этого нехилого размерами старикана на себя, подтащила его к столу, влила в него стакан самогона, потом, чуть не волоком, к бортовому грузовику, стоявшему во дворе, закинула его туда и нешуточно газанув, унеслась прочь.
Я подумала, что она повезла его топить в Волге, как не раз уже обещала. Такое уж у неё было выражение лица. Но дед буквально через неделю появился дома живой и здоровый. Только сильно распухший. Когда я немного подросла, то узнала, что бабка отвезла деда не топить, а в больницу. И там доктор сказал, что первый раз видит такое. Что обычно люди от такого помирают. Когда девяносто процентов кожного покрова ужалено пчёлами, у нормальных людей, как правило, случается анафилактический шок. А деду – хоть бы хны. Отошёл. Разве что пальцы сильно расцарапал. Ногти, там… Бабка ему чем-то мазала. Прополисом, что ли? Чем-то сильно пчелиным, в общем.
Что правда, именно тот улей дед уничтожил, курва матка! Зимой крышку с него сорвал. Мститель, ё-моё! Как есть – старый дурак!
И всё-таки дед мой был здоровым мужиком и прожил, несмотря на алкоголизм и табакокурение, девяносто шесть лет. И даже мёдом закусывать не перестал. Может, именно поэтому? Или же благодаря алкоголизму и табакокурению? Ну, пусть будет мёд. Сознанию обывателя медовая версия больше по душе.
А почему меня пчёлы не трогали – до сих пор вся семья удивляется. Да я и сама удивляюсь. До сих пор. Потому что меня за сорок лет так ни разу пчела не ужалила. И закусывать я предпочитаю кисленьким или солёненьким… Может поэтому?
Если кто из вас, добрых самаритян, обнаружит некое кликовое пособие, позволяющее и на "А&Ф" прочитать полностью - с радостью возьму на вооружение. И спасибо ЭКСМО, что даже ссылку прислать не удосужились. Хотя бренд-манагеров больше, чем, собственно, самих брендов. Как обычно не на тех затраты сокращают.
|
</> |