Про "общие места" православного богослужения

pretre_philippe — 25.11.2016 О чем еще надо будет подумать, если доживем до большей свободы в церковно-приходской жизни, - это об этой черте церковных служб. Когда подобные фразы в совершаемой вечерне или утрене становятся как некие клише или штампы, ничего сами по себе не значащие, но представляющие собой условно-риторические обороты без всякой смысловой нагрузки и тем более назидания.
Прежде всего это касается канонов утрени в честь многих святых, как правило, малоизвестных.
Сам жанр канона претепрел расцвет в самом начале его появления (при написании Андреем Критским, Космой Маюмским или Иоанном Дамаскиным), но через несколько столетий неизбежно пришел в упадок. Однако, когда он пришел в упадок, богослужение православной Церкви к тому времени окончательно "законсервировалось".
На это обращал внимание еще архимандрит Киприан (Керн) в своем труде "Гимнография и эортология":

"...Канон, в отличии от кондака, хотя и не стеснен краткостью формы, стеснен все же данной ему темой. Он прославляет данное событие, но должен в своих девяти песнях обязательно найти какую-то связь данного события с теми или иными событиями ветхозаветными, вспоминаемыми в библейских песнях, составляющих ткань песней канона. Надо во что бы то ни стало найти связь Успения с переходом евреев через Чермное море для 1 песни, с молитвой Анны, матери Самуила, для 3, с пророком Ионою для 6 и т.д. В начале, первый творец канонов св. Андрей Критский старался искать и находил эти соотношения и сходство образов во всех песнях. Его «Великий канон» по числу своих тропарей, кажется, почти отвечает количеству стихов всех библейских песен, Очень скоро, однако, творцы канонов поняли, что эта связь не может быть находима всегда. Скоро от этого отказались: число тропарей в песнях быстро уменьшилось, прямая символическая связь заменилась игрою слов и очень, иногда, неубедительными сравнениями. Впоследствии отказались и от этого: тропари отдельных песен без всякой связи с темою песни прославляют дневного святого. Можно найти примеры, когда данный тропарь с успехом мог бы занимать место не только в данной, скажем, 1 песне, но и в 5 и 6 и т.д. Это стоит в связи и с тем, что стихи самих библейских песен перестали исполняться. Часто отсутствие связи с содержанием библейских песен заметно не только в тропарях канона, но и в ирмосах, которые сами должны быть примером и образцом для тропарей...
Среди наших церковно-богослужебных книг первое место занимают бесспорно Октоих и обе Триоди. Богословское содержание первой из этих книг, вышедшее из под пера Дамаскина, Иосифа, Феофана, Павла Аморрейского, Льва Мудрого и некоторых других первоклассных поэтов, свидетельствует об его высоком достоинстве. По этой книге можно учиться догматическому и нравственному богословию.
   Постная Триодь, «училище благочестия», как называл ее проф. Дмитриевский, учит нас аскетике и нравственному богословию. Цветная Триодь говорит о торжестве Воскресения, Вознесения, дарах Св. Духа и о явлениях Спасителя.
   К этим двум книгам можно приравнять известные места Миней, но только известные. Сюда относятся службы великих господских и богородичных праздников, с их предпразднественными подготовительными последованиями. Особливо и здесь приходится отличать творения великих поэтов: Андрея, Косьмы, Дамаскина и других, более второстепенных.
   Еще ниже стоят службы рядовым святым из тех же Миней. Понятно, что вдохновения и воображения поэта не может хватить, чтобы на все случаи и всем святым найти соответствующие образы, примеры и сходства в темах канонов и библейских песен. Отсюда и тавтология, и синонимы, и игра слов...
   Особенно в этом отношении бедны содержанием и художественными достоинствами службы русским святым. Отечественные поэты не были, кроме всего прочего, воспитаны на классических церковных образцах метрики и тоники. Если византиец, плохо или хорошо, старался держаться этих правил, то русскому уху они просто не были известны и доступны. Кроме того, церковная и общая культура, отличавшая византийцев, не доставала русским песнописателям. Этим объясняется, помимо прочего, несообразно увеличенный размер наших песнопений. Стоит только сравнить двухстрочный тропарь общий Апостолам, или бессребреникам Косьме и Дамиану, или Целителю Пантелеймону с тропарем Казанской Божией Матери или князю Владимиру, в которых и множество мыслей, и несоответствующих тропарю, как краткому песнопению, подробностей, затемняют суть празднуемого события или лица. Наряду с этим, как характерный признак русских служб, надо отметить степень полиелейного праздника, усвоенную всем русским святым, кроме св. Ольги.
   В истории развития гимнографии следует отметить также и легкое со временем заимствование содержания и образов из одних служб для других. Это свидетельствует об ослаблении воображения, о желании скорее подражать, чем творить. Вот несколько примеров.
   Ослабление творческого порыва у церковных поэтов (а не творческих способностей Церкви, конечно) видно прежде всего в т.н. общих тропарях святым. Так, очень многим мученикам не написано индивидуальных тропарей, а церковный устав довольствуется общим «Мученик(цы) Твой(и), Иисусе...»; и мученицам часто положен общий тропарь «Агница Твоя, Господи...»; апостолам — общий апостольский «Апостоле святый... моли милостивого Бога...»; тоже и святителям «Правило веры и образ кротости...» и т.д. Появилась даже в русском церковно-богослужебном обиходе особая обезличивающая книга «Общая Минея», в которой даны общие типы служб отдельным ликам святых: пророкам, апостолам, преподобным и т.д. Точно также и в отношении стихир. Многим преподобным дана общая стихира «Монахов множество...» или на многие случаи жизни Церкви положена общая стихира «О преславнаго чудесе...» Это свидетельствует об оскудении вдохновения у песнописателей: писать надо по определенному образцу, на определенные темы, в определенных формах. Рамки библейских песен, которых, кстати сказать, возможно придерживаться только весьма приблизительно и издалека, служат общим трафаретом для прославления памяти какого-либо новопрославленного святого или новоявленной иконы Богоматери и т.д.""

Я бы возразил на рассуждения о. Киприана вот что. Творческие способности Церкви как раз-таки и ослабились в целом в силу утвердившегося в ней духа формализма и законничества, с одной стороны, и массового потребительства, с другой. Потребителям из низов совсем не интересно, что вообще там поется или читается на богослужениях, им бы молебен очередной отслужить святому из "церковной аптеки" (и они в этом потребительстве не виноваты, поскольку их так приучили). А те, кому было бы интересно, не могут и не смогут при утвердившемся порядке вещей применить свои поэтические способности, чтобы внести их в общую сокровищницу церковного предания. Я не верю в то, что поэтический дух со времен античности или раннего средневековья оскудел! Просто этому духу не дают раскрыться и ему негде найти свое применение.
Кроме того, за ислючением воскресных дней и двунадесятых праздников богослужение будних дней в значительной степени потеряло христоцентричность, и это касается не библейских фрагментов, входящих в состав постоянных частей богослужения, а именно изменяемых частей, посвященных памятям святых. Каждый Божий день по календарю у нас память не одного, а нескольких святых, древних или уже близких по времени. Далеко не всем из них составлены славословия, и о жизни довольно большого их количества известно не очень многое. Но как-то изобразить им службу надо, поскольку фактически по уставу именно на них сделан основной акцент, и я не знаю вообще прецедентов, когда в будничном богослужении тексты святым опускались бы вообще и читался только Октоих, где христоцентричность, впрочем, тоже не слишком ярко выражена в будние дни, но, по крайней мере, общих трафаретных мест там будет поменьше. И вот утвердились, в самом деле, эти "общие службы" святым с готовыми рамками и шаблонами, в которых только подставь имя текущего святого дня, и всё будет ОК.

В пору своей церковной юности я стал заядлым уставщиком, будучи в определенной степени зараженным этим духом (с кем поведешься, как говорится, от того и наберешься). Даже мог священникам надоедать по поводу тонкостей богослужений и их соблюдения! С тех пор многое уже позабыл из этого (слава Богу, довольно скоро пришло отрезвление, что эта часть церковной жизни далеко не самая важная, да и ее саму в ряде случаев можно поставить под большой вопрос). Но Общую Минею не любил никогда даже в пору своего уставщического ревнительства! До сих пор с содроганием вспоминаю, как мне, уже фактически состоявшемуся молодому регенту, 1 июня 1994 года пришлось "изображать" службу новопрославленному великому князю Дмитрию Донскому. Было ощущение полного абсурда происходящего при том, как приходилось от начала и до конца все петь по Общей Минее, поскольку соответствующие тексты еще не было написаны и утверждены, да и общих служб благоверным князьям в самой Общей Минее не существовало. И пришлось править службу по общей... преподобным, то есть святым монашествующим, как благословил служащий священник (а было это в Красном Селе в храме Всех Святых). Приходилось петь тексты типа: "В тебе отче известно спасеся еже по образу, приим бо крест последовал еси Христу..." или "Монахов множества наставника тя почитаем, отче наш...". Или читали евангельский отрывок Мф. 11: 27-30. Это был, пожалуй, первый прецедент, когда моя вера в священный порядок церковных служб весьма пошатнулась...

Второй случай был более комичный, перед моим рукоположением в Чите (6-7 октября 1997). Служащий в кафедральном храме епархии священник-именинник отец Владислав долго не думал, как служить благоверному князю Владиславу Сербскому, от Общей Минеи решил вообще отказаться и говорит мне как ВРИО уставщика-регента: "Берите службу Александру Невскому и подставляйте, там где нужно, другое имя!"... От неожиданности я прикусил язык, но мне это показалось даже по-своему остроумным исходом. В общем, мы пели: "Познай свою братию, российский Иосифе, не в Египте, но на небеси царствующий, благоверный княже Владиславе, и прими моления их..."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив