Про менеджеров

Намедни какой-то автор там тиснул текстик о кризисе среднего возраста. Ну там менеджера уволили с работы, у него наступил ад и пиздец – телефоны не звонят, бонусы не плотють, кредит гасить нечем, ужас один, словом. Менеджер идет по блядям и стирает все аккаунты в соцсетях. Что может быть страшнее этого, я даже затрудняюсь представить. Милошевич и Саддам вместе не смогли бы так измучить человека. Но дело не в этом.
А дело в том, что в этой самой сети «Профессионалы», где уже давно проведен естественный отбор аудитории и куда нормальный человек не пойдет даже под страхом расстрела, где все свои, где печатают советы «Как произвести впечатление на хедхантера» и «В какой цвет раскрасить свое резюме» - в этом святом месте приходят к испытывающему кризис среднего возраста топ-менеджеру комментаторы и пишут ему, гады, вот что: «Это у тебя-то кризис? Да ты слесарем пойди поработай».
Топ-менеджер, натурально, пытается брыкаться. Раздраженно пишет, что слесарям не понять все бездны, ожидающие клерка, когда пропадают контракты, рушатся связи и целые консалтинговые конторы идут по миру оттого, что прервалась цепочка по передаче консалтов от клерка к клерку. Но эти черствые люди, комментаторы, то есть, настаивают на своем и пишут – не выебывайся, мол, клерк, иди сортируй мелкий жемчуг. Они не желают понимать всех мук ада, которые ожидают человека, вынужденного пересесть с порша на мазду.
Ужас просто.
Мне кажется, что эстетическая проблема современного либерального капитализма заключается в том, что мировая культура до сих пор не знает трагического образа топ-менеджера. Образ мелкого клерка существует, спасибо Кафке, но полностью исчерпывается проблематикой маленького человека в жестоком мире. А вот трагический образа титана, несущего на своих плечах бремя мира, сидя в кресле консалтинговой конторы – не дается. В связи со смертью Джобса предпринимались попытки раздуть из него такого титана, но даже там, при всей совокупной медийной мощи и при наличии столь сильного исходного материала , не удалось скрыть тот факт, что речь идет о малоприятном человеке довольно скверного и мелочного нрава, лишенном какого-то культурного размаха и замечательном разве что упорством и размерами предпринятой аферы, то есть своего рода Чичикове в лучшем случае. Можно по касательной вспомнить еще и фильм «Уолл-стрит», однако фильм «Уолл-стрит» примечателен исключительно тем, как великий, без дураков, актер Майкл Дуглас пытается два часа скрыть полное отсутствие какой-либо проблематики в сценарии набором актерских приемов и советами вставать рано утром и читать умные книжки. То есть, буквально, когда даже режиссер-радикал прямо берется за тему создания трагического образа биржевого маклера – то на свет лезет только дидактическое упражнение на тему «Money makes the world go round», то есть очередной пересказ вещей, бывших банальностью уже во времена Бальзака.
Факт сей, в сущности, означает довольно простую вещь: искусство, будучи наиболее глубоким и точным инструментом социального исследования, за истекший век отказалось подтвердить субстанциональность претензий так называемого «менеджерского класса» на равноправное существование в рамках конфликта базовых интересов больших групп людей. Проще говоря, оно сочло, что – онтологически, эстетически или там нравственно – социальная группа «менеджеров» не представляет из себя ничего уникального за пределами чисто формальной финансовой стратификации.
Что, как вы понимаете, обидно. Для чего же создавать собственные соцсети и сортировать человечество на обладателей разного цвета пиджаков и галстуков, ежели оказывается, что все люди, которых ты считаешь «своими», становится «своими» не в силу таланта и склонности к какому-то особенному виду «труда», а только лишь на формальном основании, как раньше говорилось, «записи в трудовой книжке», сильно зависящем, к тому же, от произвола работодателя. Что, как вы понимаете, имеет массу неприятных импликаций: этак в «свои» всякое быдло пролезет, того гляди. Купит диплом топ-менеджера в переходе и вуаля. А как отличить-то? Сегодня ты играешь джаз, а завтра полный пидарас; был ты менеджер – а выкинули тебя на улицу, и чем докажешь, что ты не бомж, а интеллектуальная элита? Ну и так далее.
Соответственно, возникает своего рода парадокс: людям, претендующим на некое доминирующее положение в рамках нынешнего социально-эконмического проекта, отказано в смысле существования. Их ламентации не признаются легитимными, их страдания расцениваются как фанаберия. Клерку могут посочувствовать как человеку, которому не повезло, но никто не желает сочувствовать ему как участнику цивилизационного процесса, чья профессиональная деятельность дает ему право называться представителем определенной группы рода человеческого, чьи профессиональные интересы могут претендовать на то, чтобы считаться типическими и служить базой для художественного или социального обобщения и чьи кризисы являются отражением конфликта более существенного, нежели конфликт посетителя ресторана с официантом. Из них не выходит ни короля Лира, ни полковника Сарториса, ни даже студента Раскольникова. Причины этой ситуации в нынешних текстах по социологии и социальной психологии называют самые разные – и иногда даже весьма дикие, - но изобилие хитровыебанных ответов в данном случае есть прямое следствие того, что верный ответ прост до примитивности: эстетика всегда буксует там, где от человеческой деятельности не остается никаких материальных свидетельств. От столяра остается табуретка, от художника картина, даже от журналиста – тексты. Полководец ездит на белом коне и попадает в этом виде на картины и в учебники. От начальника консалтинговой конторы не остается ничего, кроме сомнительного указания на «развитие бизнеса». Из этого указания не сошьёшь даже толковой словарной статьи, не говоря уже о том, чтобы «уважать».
И в итоге, когда речь заходит о каком-то положительном идеале, о том, что весь мир на пороге перехода к обществу, в котором все участники станут, так или иначе, «менеджерами» или хотя бы сочувствующими им – то мир брыкается и спрашивает: вы точно хотите привести цивилизацию к царству людей, не умеющих произвести на культуру и искусство вообще никакого впечатления? Может, тогда уже лучше сразу до мышей? Про мышей хотя бы сказки пишут.
Вот тут и находится главный камень преткновения любой либеральной пропаганды. Пока она рассказывает о правах человека, гражданских свободах, приоритете интересов личности над интересами государства – все хорошо, очень многие будут согласны. Но потом она вынимает то, что в советской школе называлось «образом положительного героя». И вот тут наступает заминка. После который чей-то осторожный голос спрашивает: вы точно уверены, что вот этот чмырь, которого не жалко даже его собственной жене (или, как в вышеприведенном примере – даже его собственным коллегам) – он и есть тот самый идеал, к коему ведут все ваши первоначальные замечательные рассуждения? Тогда, гм, может, не надо, а? ведь это же даже не Лопахин, это гламорама какая-то…
И либеральная пропаганда смущенно принимается бормотать, что ну да, есть немного, но прошло же еще слишком мало времени, что скоро эти ребята наберут субстанциональности и пассионарности, и тут уже начнется вам Гамлет и Скупой рыцарь. А пока, ну, типа, они же хотя бы умываются каждый день и ногти чистят, то есть, ну, неплохие же в целом ребята, а?
Беда в том, что она бормочет это уже сто лет.
Между тем, очевидно, что попытка сделать из менеджеров пролетариат 90-х, то есть движущую силу истории, провалилась вовсе не потому, что менеджеры сами по себе материал негодный: они, как и все, народ разный. Провалилась она оттого, что в какой-то момент весьма определённого сорта публикой была предпринята – и не всегда с чистыми намерениями – попытка неправомерного раздувания статуса маргинальной профессиональной группы до уровня класса. Иллюзия того, что у «менеджеров» есть какой-то свой, особенный интерес и какие-то свои, особенные способы влияния на мир, которые способны выделить их в отдельную социальную силу, играет дурную шутку прежде всего с самими менеджерами: им начинает казаться не только то, что их личный предпринимательский интерес совпадает с интересами человечества, но и то, что ежели человечество этого не признает – то оно участвует в каком-то там леваческом заговоре с целью упразднения гражданских свобод и частной собственности; то есть, по сути, приводит эту публику к своего рода социальной паранойе, когда индифферентность или неприязнь социума к их личности и образу жизни трактуется в терминах заговора против свободного человечества (это очень хорошо видно у Хайека, например, который из этической неприязни мира к «купцам» выводит целый спектр параноидальных идей, в том числе «рационализм» и тягу к уравниловке и «социализму»). Инфляция смысла слов не такая уж безобидная вещь: попытки поставить слово «менеджер» в один ряд с «рабочим» или «военным» приводят к тому, что большое число людей, ничем между собой, кроме привычки посещать одни и те же рестораны, не сходных, вдруг обзаводится на ровном месте какой-то особенной «классовой» или «сословной» гордостью. Эти люди чувствуют себя не просто зрителями, но участниками единого процесса точно так же, как фанаты футбола полагают, что их свист и улюлюканье на трибунах - это, собственно, футбол и есть. По итогу мы имеем такое лингвистическое убожество, как «креативный класс», то есть общность, в которой себя одинаково уютно ощущает толпа самых несходных по своему социальному статусу, зато равно некомпетентных в интеллектуальном смысле людей, от светских дам до писателей и миллиардеров, объединенных, как представляется при более внимательном взгляде, разве что и именно что своей некомпетентностью.
|
</> |