Про котов. Почти сказка.
stasyred — 04.03.2010 Дедушка был стар, сед и ворчлив. Он ворчал, когда было слишком шумно, ворчал, когда было слишком тихо, ворчал, когда занимали его любимую подушку, ворчал, когда молодежь неуважительно мешала ему спать. Ворчал, когда ему наступали на хвост или - упаси боже - пытались с ним играть в интересную игру "Задуши своего товарища". Этого дедушка категорически не любил и сразу же начинал всех воспитывать: ворчать, рычать и завывать с явной угрозой.Когда аудиоаргументы заканчивались, он, кот старой закалки, не стеснялся пускать в ход и лапу. Иногда с когтями. А когти у дедушки были острые - даром что дедушка был стар и по людским меркам давно перевалил за сто, а то и сто двадцать лет.
Звали дедушку Осип Филиппович, и из уважения к его мафусаиловскому возрасту именовали его так даже хозяева. Впрочем, именовали нечасто - только тогда, когда дедушка делал что-нибудь неположенное, например, воровал со стола, или выкладывал в коридоре свои аргументы, а хозяева в темноте в них наступали, или пытался точить когти о диван. Иногда при этом дедушка прикидывался глухим, и тогда хозяева, люди старой закалки, не стеснялись грозить ему тапочкой.
А тапочку дедушка не любил. Хоть и был он котом старым, однако памятью обладал отменной. Он знал, что тапочка по ощущениям жесткая и резиновая. И крайне оскорбительная. Поэтому он брюзгливо встряхивал хвостом и уходил восвояси.
Ворчать.
***
Он был чем-то похож на собаку, поэтому и звали его по-собачьи.
Тузик.
Хотя Тузик был не собакой, а котом. Рыжим, честным и влюбленным. Влюбленным в мир, в хозяев, в гостей, в холодильник и мисочку для еды, в мягкий ковер, теплый подоконник и вкусный цветок в горшке, который регулярно съедал под самый корешок, после чего каждый день ходил проверять, не проклюнулись ли новые росточки, чтобы снова их съесть.
Тузик был очень счастлив, потому что его все любили - особенно после того, как он упал с пятого этаж и разбился. Очень сильно. Почти совсем. Но его так любили, что не дали умереть - выхаживали, лечили, кормили с ложечки, гладили, разговаривали и вытирали кровавые сопли. Он был так счастлив и благодарен, что, еще не в состоянии ходить, ползал за хозяевами по всему дому, чтобы благодарно для них помурлыкать.
А еще он любил ее. И пусть она была кривенькая и глухая, подобранная в подъезде месячным котенком, для него она была самой красивой и умной кошкой, с которой они мурлыкали, играли, спали, свернувшись в один клубочек, и ели из одной миски.
А еще у них были дети.
***
Детей было трое, но потом одного отдали жалостливой nik_ko и их осталось двое.
Видимо, у хозяйки всего этого кошачьего стада в какой-то волшебный миг на радостях отключились мозги, иначе трудно объяснить причину, по которой она (биолог по образованию, попросим заметить) не смогла понять, кого столь щедро поднесла им судьба: котов или кошек. По этой причине котята какое-то время жили почти безымянными. Потом у них начали появляться имена: Бобр и Добр. Бобчинский и Добчинский. Вивсла и Товсла. Котят брали новые хозяева, мечтая получить от них немного домашнего уюта, тепла и ласки, однако не выдерживали напора их жизненной активности и возвращали в родные пенаты. К тому времени уже стало понятно, что это КОТЫ.
И стали они Матросом и Барбосом.
Матрос любил лазать по канату и следить, правильно ли хозяйка моется в душе. По этому поводу он забирался за занавеску, морщился от брызг и терпел. И обязательно лез на руки вперед полотенца.
Барбос рычал, бегал за апортами, подставлял меховое пузо погладить и загрыз насмерть несколько бутылок с йогуртом. Знаете - таких, с "талией" посередине. И еще от него пахло собачкой. Одно слово - Барбос.
И ласковые они были не по-кошачьи.
***
Маруся была маленькой и миленькой. Глухенькой и кривенькой.
Такой и остается.
Наша единственная котоженщина среди котонемужчин. Так и живем.