про горячий хлеб, японскую полицию и 500 йен
ksy_putan — 05.12.2011 В море не принято было свежий хлеб отдавать. Всегда замес про запас, и хлеб на стол отдавался только вчерашний (позавчерашний). Бывало, прощелкаешь, не успеешь запас пополнить – приходиться горячий отдавать. А это как в бездну. Потому что горячий уходит влет и без остатка. И тогда мучаешься, сразу три выпечки печешь, чтобы уже заново себе запас обеспечить.А один раз я работала на пароходе, где был очень сильно пьющий экипаж. Ночью на переходе спать не могла, зная что за рулем невменяемый штурман и матрос практически в состоянии дилирия. Мы потом стояли две недели в порту Абасири (кажется так, но точно уже не поручусь). Я там для папы отличный Скайнлайн сторговала. И всего за 200 баксов. Японец со стоянки слезно просил меня говорить всем, что я её за тыщу купила, чтобы никто не думал что он плохой бизнесмен. Но дело то в общем не в нем. А в том, что мне эту машину нужно было в таможне оформлять, и для этого мне требовался свободный день. А так как подменить меня было некому, то я с вечера начала готовить заранее. Напекла хлеба, сварила супа побольше (и на обед и на ужин), нажарила котлет и гарнир сварила. Даже салат какой-то капустный настрогала. И в три часа ночи со спокойной совестью заперла камбуз на ключ и пошла спать. Уверенная в том, что утром и в обед экипаж себя прокормит, а к ужину и я вернусь, все погрею и посуду помою.
Утром проснулась, сунулась на камбуз – а там дверь взломана, хлеб горячий весь изломан, котлеты сожраны, да и мясо из супа похоже руками вылавливали. Все забрызгано супом и соусом, засыпано крошками и кусками котлет и овощей из супа.
Ну в общем нет ни обеда ни ужина. Зря старалась, Оксаночка.
Я тупо села и заревела посреди камбуза. Картина была понятна, ночью стоило мне только спуститься к себе в каюту, пьющие мальчики поползли, как тараканы на запах искать себе закусь. И замок на двери – не преграда. Когда так шары залиты – то пофиг на всех.
Я поднялась к капитану (с говорящей фамилией Синькинеев) и сказала что мне пофиг и я ухожу в таможню. Он заплетающимся языком попытался пригрозить мне выговором и списанием. На что я сказала, что полюбому сама спишусь по приходу домой, а насчет выговора он с моей маман объясняться будет. С мамой моей он был знаком и боялся её до одури. Причем «мужская солидарность» и не подумала о том, чтобы наказать тех, кто разгромил камбуз ночью.
Вот такая грустная история.
А ещё на том пароходе был матрос Коля Салин, которого все называли Колей Ссулиным. Страдал товарищ недержанием в моменты употребления.
Так вот шел этот Коля (парень сильно в возрасте, всю жизнь проработавший в каботаже, и вот случайно первый раз попавший в заграницу) по японскому городу. Шел-шел, да и перешел улицу на красный свет. Тут его полиция и оштрафовала на 500 йен. Пришел Коля на пароход и пожаловался нам. Нам – это небольшой компании непьющих сильно молодых людей, можно сказать «цвет экипажа». А мы с умными лицами начали Колю стращать. «Ну ты попал! Ты хоть понимаешь, что сейчас из полиции телегу в контору нам накатают, и тебе визу-то навсегда и прикроют. Ещё и с работы выгонят.»
Напугали парня до ужаса. На следующее утро он отправился в полицейский участок и на чистом русском языке начал упрашивать полицейских не писать ничего по месту работы. Полицейские не могли ничего понять и прогоняли Колю прочь. Но Коля был настойчив, как отец Федор, докопавшийся до инженера Брунса. В конечном итоге полицейские даже вернули Коле штраф в 500 злополучных йен, лишь бы от него отвязаться. Наверняка кто-то из них сейчас внукам рассказывает как страшный русский моряк дыша перегаром как дракон кричал в участке страшные заклинания : Vizu nahui prikroyut/ Ne posylai telegu.