Приручение строптивой оперы

Главная опера Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» после первых же показов на сцене Большого получила в 1936 году от сталинского режима со страниц газеты «Правда» тавро «сумбура вместо музыки». И дважды запрещенная властью, и трижды переписанная самим композитором, она превратилась в национальный символ противостояния художника и государства.

Нынешняя постановка — четвертая попытка театра «приручить» «Катерину», что до дня сегодняшнего не слишком получалось. Спектакль 1935 года был сыгран всего восемь раз и тут же запрещен. Гениальная режиссерская работа Бориса Покровского со второй редакцией партитуры, сделанная им в 1980-м в тандеме с легендарным дирижером Геннадием Рождественским, лишь пару лет продержалась в афише, и дано было всего 10 представлений. В 2004 году Темур Чхеидзе взялся за воплощение первой версии оперы, и формально в репертуаре это произведение значилось почти восемь лет, но за это время состоялось только два десятка спектаклей, да и постановка не оставила особого следа в памяти.

Супротив мировой моде, по желанию музыкального руководителя Большого Тугана Сохиева, сегодня театр обратился ко второму «советскому» варианту оперы, называемому не «Леди Макбет…», а «Катерина Измайлова». Эту редакцию Шостакович создал в 1962 году, существенно смягчив и музыкальный язык, и текст либретто, что написал в 27-летнем возрасте в соавторстве с литератором Александром Прейсом. И уже рукой мастера упрятал истерику чувственного надрыва в гротесковый симфонизм оперы.

Римас Туминас четко разделяет действие на две части: преступление и наказание. И опера получается вовсе не о любви молодой купчихи и наемного работника, как в новелле у Лескова. Эта притча о беспредельной жестокости и подлости. И тут становится понятно, что все споры о неуспешности драматических режиссеров в опере заканчиваются, как только рождается подлинно талантливая работа.

Римас Туминас, фактически дебютант в музыкальном театре (если не считать его опыта юности в Вильнюсе с оперой Моцарта «Так поступают все женщины»), завораживающе тонко и умно разворачивает музыкальную ткань, раскрывая всю завуалированность шедевра Шостаковича. И делает это без пошлого натурализма и бессмысленных бытовых подробностей. Вся декорация (сценограф — Адомас Яцовскис) — две стены и четыре скамьи. Но режиссер награждает буквально каждого персонажа множеством интереснейших поведенческих нюансов. Сцена глумления мужиков над работницей Аксиньей (в первом составе Оксана Горчаковская, во втором — Мария Горелова) решена как темповая хореографическая зарисовка (хореограф — Анжелика Холина). От легкости происходящей беды мгновенно становится страшно. А это только начало развития кровавого сюжета… Построения стройно звучащего хора (хормейстер — Валерий Борисов) графичны и подчеркивают бездушность «народных масс», а пляс балаганных юродивых, возникающий между появлениями основных действующих лиц, доводит происходящее на сцене до того трагического абсурда, почти фарса, что заложен композитором в музыке.

Музыканты под управлением своего главного дирижера дисциплинированно выигрывают оркестровую фактуру, давая комфортный аккомпанемент певцам, но персонифицированного звучания не рождается. Хотя для Тугана Сохиева обращение к данной партитуре не первое в биографии. И нельзя не заметить, что практически за два сезона работы в Большом театре он пока не представил ничего из новой для себя музыки.

Работа некоторых солистов не в самых важных партиях становится смыслообразующей. Замечательно исполнил роль Задрипанного мужичонки Роман Муравицкий, а Старого каторжника — Вячеслав Почапский. Их будто бы второстепенные фигуры оказываются очень значимыми. На своем месте были шаржированные Священник (Станислав Трофимов), Исправник (Андрей Григорьев) и Светлана Шилова (Сонетка). Хороши в образе Зиновия Борисовича, обманутого мужа и зверски задушенного любовником жены на ее же глазах, и Марат Гали в первый вечер, и Максим Пастер во второй. А вот басу Андрею Гонюкову (Борис Тимофеевич) явно не хватило темперамента и звучности голоса. Кстати, очень любопытно, как эту партию в следующем году в постановке Зальцбургского фестиваля под руководством выдающегося дирижера Мариса Янсонса сделает знаменитый итальянский певец Ферруччо Фурланетто.

В Большом же театре на премьере блистали другие заморские гости — британский тенор Джон Дашак в роли Сергея и немка Надя Михаэль — Катерина Львовна. Как у Лескова, «нездешняя» Катерина, стильная блондинка, утомленная тоской и несвободой уездной жизни, прожигает своей страстью все вокруг, как только у нее появляется такой шанс. Обладательница красивого, мощного голоса и фантастически пластичного тела, она так прекрасна в своем отчаянном стремлении любить и быть любимой, что к финалу спектакля уже почти не замечаешь некоторых интонационных неточностей и плохого русского языка певицы. Джон Дашак под стать Катерине—Михаэль по силе созданного образа. Только его Сергей не любовник, а коварный убийца — воплощение безумного самолюбования, властолюбия и агрессивности. Он на каждом шагу затевает какую-нибудь гнусную провокацию, чтобы просто развлечься. И финальный, полный внутренней экспрессии монолог Катерины на каторге — «В лесу, в самой чаще есть озеро… И вода в нем черная, как моя совесть, черная!» —  производит абсолютно мистическое, жуткое впечатление. А финальные фразы хора: «Наши думы безотрадные, и жандармы бессердечные» поставили зловещую точку, доказав, что настоящему художнику табу цензора не препятствие.

Жаль только, что второй, «домашний» состав главных исполнителей «Катерины Измайловой» в Большом (Мария Лобанова — Катерина, Олег Долгов — Сергей) категорически не справляются со своими партиями ни вокально, ни актерски. И спектакль, продуманный до мелочей, моментально разрушается.

Предсказать, какая судьба ждет нынешнюю «Катерину Измайлову», трудно. Наша публика, заплатившая деньги за билет, как правило, предпочитает развлекаться, а не погружаться в раздумья и сопереживание. Посему десятки людей покидают театр, даже не дождавшись антракта. И это печально. Ведь Большой театр, хочется думать, в самую последнюю очередь — туристический объект, куда надо заглянуть лишь ради того, чтобы сфотографировать люстру и сделать селфи в парчово-золотом интерьере.

Мария БАБАЛОВА —
специально для «Новой»