Приобщение к Славе

Свободные импровизации первого отделения были насыщены музыкой 20-го века. Наверняка и Монк где-то прятался, но доминировали призраки Шостаковича, Прокофьева, Шнитке...
В какое-то мгновение я отвёл взгляд в сторону и увидел в первом ряду странную пару.
Пожилая религиозная женщина в лыжной шапочке с кокетливо вывязанной надписью SPORT держала на коленях толстый изрядно потрёпанный молитвенник. Читая его, она иногда прикрывала глаза и замирала. Нет, не спала. По напряжённо-раслабленной позе было ясно, что она СЛУШАЕТ МУЗЫКУ. Время от времени она закрывала молитвенник, вместо закладки используя огромный ком мятой салфетки и превращая книгу в мятый бумажный шар, из которого, как паучки, готовые разбежаться, высовывали усики чёрные буквы ивритской вязи.
Её сосед, немолодой мужчина в кипе сосредоточено слушал. Иногда он раскрывал рюкзачок, лежащий на коленях, извлекал оттуда огромный морской бинокль, аккуратно свинчивал крышечки, прикрывающие окуляры, долго и внимательно рассматривал Ганелина, а после проделывал всю процедуру в обратном порядке.
Антракт. Аплодисменты. Бурные обсуждения. Иерусалимская прохлада остужает страсти. Но ненадолго...
Во втором отделении Монк заявил о себе более внушительно. Как сказал Володя Мак, он слушает Ганелина 36 лет, но впервые видит перед ним раскрытые ноты. И не менее редкий случай - ноты перед ударником. Не знаю, что они там написали, но чувствовали друг друга на уровне подсознания. Как правая рука, точно знающая, что делает левая. Ганелин играл на фортепиано и синтезаторе, помогая себе колокольчиками.
Когда раздался звук перебираемых струн, мы решили, что это очередная электронная добавка. Но "музыка плюс" явно раздавалась сзади. Музыканты продолжали "держать фасон", недоумённо вглядываясь в сумерки последних рядов. Организатор фестиваля Владимир Мак героически поднялся и отправился наводить порядок. Вернулся он через некоторое время, грозно и торжественно помахивая "конфискованной" укулеле.
Ну что ж, у каждого свой способ приобщения к Славе.
Все затаили дыхание, ожидая продолжения. Вспомнилась знаменитая старая цирковая реприза, где ковёрный выскакивал на манеж с большой трубой и начинал что-то играть. Сердитый и строгий шталмейстер отбирал у лицедея инструмент и, ругаясь, отправлялся с ним за кулисы. Неунывающий клоун доставал дудочку поменьше. И так далее, пока с крохотной свистулькой не удирал от шталмейстера. Но на сей раз Бог "Гармонии" решил, что "приветов" достаточно и дал музыкантам доиграть.
Прощаясь, мы вышли под ночное иерусалимское небо. Всё было на своих законных местах. Звёзды, прохожие, спешащие по своим сверхважным делам, машины и коты. О произошедшем напоминали лишь "преступный" укулеле, оставленный сбежавшим хозяином, и светлая улыбка на лице странной религиозной слушательницы.
И музыка, музыка, музыка, звучащая в нас.
Мы будем вспоминать этот вечер. Со всеми его странностями и чудесами.
Хотя, может быть, не стоит их разделять. Ведь в свободной музыке было рассказано обо всём. В том числе и о том, что я пытаюсь передать вам на неуклюжем языке слов, дамы и господа.
|
</> |