Причина смерти

alena_73 — 21.11.2025

Предисловие.

В общем, у меня тут сегодня наверху сосед, младший лейтенент в отставке Гандон Сорокин гулять изволят, а я сижу и желаю ихнему благородию-с разных мучительных смертей. Потому выложу-ка я старую сказку свою.

Может мне и повезет, и мои желания сбудуться...

Итак, сказка...

Капитан полиции Сергей Павлович Гандончук снимал стресс. И имел на это полное моральное право.

У Гандончука была тяжёлая работа и начальник, майор Загребайлов, который, как старший по званию, имел Гандончука регулярно и согласно уставу.

Капитан Гандончук не верил в психологов, а верил в исконно народные средства: водку, закусь и собутыльника. С водкой и закусью всё было в порядке – капитанская зарплата позволяла поддерживать натянутые тугой струной израненные гандончуковские нервы – а вот с собутыльником было туго.

Жена капитана Гандончука, которая и без того была так себе собеседник, съехала на дачу к тёще с дружественным визитом и рассадой помидор «Завтрак Борджиа». Потому Гандончук пил один.

– Вот суки! Такую страну довели! – с чувством сказал Гандончук и опрокинул в себя стакан. – Такую страну проеб…

Хруст огурца стыдливо запикал обсценную лексику. Гандончук уронил лысеющую голову на грудь и всхлипнул.

***

В отделе Белой Горячки Шестьдесят Шестого подразделения Ада ругались.

– Не, ну а почему опять я-то? Я что рыжий? – возмущался молодой чёрт, моргая рыжеватыми ресницами. На его заляпанном кетчупом бейджике тускло мерцал полуоблезлый номер «313».

Сегодняшнее собутыльничество с Сергеем Павловичем Гандончуком выпадало на дежурство Семьсот Сорок Пятого, но Семьсот Сорок Пятый был отправлен на шестимесячные курсы повышения квалификации на Второй Круг Ада, поэтому кого-то нужно было найти на замену.

Начальник отдела Белой Горячки, Пятьсот Двадцатый славился своим либеральным отношением, что, разумеется, не способствовало дисциплине.

– Я с ним в прошлую среду пил, – ныл номер Триста Тринадцатый.

– Подумаешь, – пожал плечами Сто Девятнадцатый. – У меня вообще с ним два дежурства подряд выпали. Думал – всё, кранты мне. До чего тип душный. Мне потом три ночи подряд райские кущи снились.

– Нехорошо, – покачал головой Пятьсот Двадцатый. – Три ночи кошмаров, так и до профессионального выгорания недолго. Мне райские кущи один только раз снились. И то, я тогда на ночь Житие Святых Угодников почитал.

– Ого! Ну и как? – у Триста Тринадцатого нехорошо заблестели глаза. – Наши говорили, знатный ужастик.

– Ничё так, забористый, – уклончиво ответил Пятьсот Двадцатый. – Но я не любитель. Я больше лёгонькое чтиво предпочитаю – апокалипсис, зомби…

– Да ну, – фыркнул из своего угла Шестьсот Третий. – Женская проза.

– Слушай, Шестьсот Третий, – Триста Тринадцатый повернул рыжую голову к Шестьсот Третьему. – А давай сегодня ты вместо меня к Гандончуку сходишь. Смотри, он сегодня политического конька оседлал. Твоя ж тема: как поднять страну с колен. Прямо, как твой любимый алкоголик Сидоров.

– Но-но, – Шестьсот Третий даже слегка приподнялся со стула. – Ты моего Сидорова не трожь. Мой Сидоров – талант. С ним пить одно удовольствие. Песня!

– Да уж, нашел кого сравнивать, – засмеялся Сто Девятнадцатый. – Гандона с Сидоровым.

В отделе повисла неловкая тишина. Алкоголика Сидорова белогорячечники любили, как родного, дежурства с ним считались праздником и большой удачей. Чем выше поднимался градус в крови Сидорова, тем цветастее и забористее становилась его речь. Сидоров мог часами говорить на любую тему – начиная от необъятного дебаркадера соседки Валентины Гриндевальдовны, по случаю лета обтянутого весёленьким ситчиком, до космических кораблей Илона Маска и излучения Хокинга. Сидоров лишь немногим уступал конспирологу Штепсельману, а может даже и не уступал, потому как в отличие от Штепсельмана, пьющего редко, Сидоров злоупотреблял часто и с размахом.

***

Сергей Павлович Гандончук нанизал на вилку малосольный огурец и покрутил его перед собой.

– А всё почему? – вопросил он у огурца. – Все потому, что суки. Хапают и хапают. Хапают и хапают, а простому человеку не дают… – Гандончук громко икнул. – … хапать. Не дают, понимаешь… гниды…

Огурец отправился в рот Сергея Павловича вслед за очередной стопкой. Гандончук удовлетворённо крякнул и вдруг натужно закашлялся, багрово покраснел и, выпучив глаза, упал мятым лицом в банку шпрот.

***

– Ой! Смотрите! – Триста Тринадцатый испуганно тыкал пальцем в монитор. – Смотрите! Чего это?

С экранов всех мониторов отдела Белой Горячки взирал на мир невидящими выпученными глазами Сергей Павлович Гандончук, капитан полиции, положительный гражданин, в меру пьющий и не в меру душный.

– Кончился, блять, – вполголоса выругался Пятьсот Двадцатый. – Огурцом, мать твою, подавился, подлец. Не мог как приличный человек помереть, под колёсами трамвая или от сердечного приступа в постели любовницы, не, непременно гад, чтоб во время нашего дежурства.

– Так это ж вроде бы хорошо? – осторожно перебил его Сто Девятнадцатый. – Ну помер и помер, щас оформим по профилю, на Третий Круг переправим, делов-то.

– Хорошо, да нехорошо, – покачал головой Пятьсот Двадцатый, строго посмотрев на Сто Девятнадцатого.

– Мы в этом месяце уже и так план по жмурикам выполнили, – пояснил из своего угла Шестьсот Третий. – Этот Гандон нам всю статистику портит.

– Ладно, – махнул рукой Пятьсот Двадцатый. – Давай, Триста Тринадцатый, пиши рапорт.

***

– Не, ну а почему опять я-то? – Триста Тринадцатый отчаянно вертел рыжей головой из стороны в сторону. – Чуть что, опять Триста Тринадцатый. Как с Сидоровым работать, так это Шестьсот Третий, как с Штепсельманом, так Сто Девятнадцатый, а мне, значит, с этой училкой опять пить.

Триста Тринадцатый бросил гневный взгляд на монитор. С экрана Триста Тринадцатому зазывно улыбалась накрашенными морковными губами Агриппина Эрнестовна Соловей, синий чулок, старая дева и учительница русского языка и литературы.

– Иди-иди, – хихикнул Шестьсот Третий. – Томик Мандельштама не забудь.

Триста Тринадцатый открыл было рот, чтобы выругаться, но не успел.

– К-хе, к-хе…

В дверях застыл посетитель. По строгому, отутюженному чёрному костюму, нарядному бейджику с золотой, отливающей красным цифрой «3» было понятно, что посетитель не из простых, а из этих…

– Ого! – осклабился Шестьсот Третий. – Надо же, из Третьего Круга к нам пожаловали. Сами, своими ножками, не ожидали-с, не ожидали-с. Чего изволите-с?

Шестьсот Третий дурашливо наклонился.

Посетитель сделал вид, что не заметил иронии.

– Да вот, – он улыбнулся, продемонстрировав всем присутствующим ровные белые зубы, слишком хорошие, чтобы быть настоящими. – Дай, думаю, зайду, навещу товарищей из дружеского отдела.

– Тамбовский волк тебе товарищ, – процедил сквозь зубы Пятьсот Двадцатый.

– Да заодно проверить последние зафиксированные случаи смерти от алкоголизма.

– А что не так? – Триста Тринадцатый возмущенно фыркнул. – Всё оформлено как надо.

– Нет-нет, вы не беспокойтесь, – замахал руками посетитель. – У нас претензий нет. Совсем… вот только…

Он чуть скривился, закусил губу, словно пытаясь найти подходящие слова.

– Я по поводу Гандончука. Сергея Павловича.

– А что с Гандончуком? – поинтересовался Пятьсот Двадцатый. – Оформлен правильно. Отправлен к вам, на Третий Круг согласно протоколу.

– Да понимаете, – посетитель переступил с ноги на ногу. – Затрахал он нас уже. До чего мужик душный.

– Затрахал он их! – захохотал из своего угла Шестьсот Третий. – Месяца не прошло, а он их, видите ли, уже затрахал. А мы с ним двадцать лет между прочим… душа в душу!

Шестьсот Третий осёкся под строгим взглядом Пятьсот Двадцатого.

– Мы, любезнейший, чего-то не совсем понимаем, – Пятьсот Двадцатый поправил очки на переносице. – От нас-то вы сейчас чего хотите?

– Ну… – протянул посетитель, вынул из кармана белоснежный платок и отёр испарину. – У нас тут в фонде заработной платы кое-какие излишки образовались, мы бы вашему отделу могли премию выписать… за добросовестный труд и личный вклад… там, думаю, и на тринадцатую зарплату хватит… Ещё у нас заявление лежит от вашего работника на перевод к нам, на Третий Круг… так можем посодействовать.

Сто Девятнадцатый отчаянно покраснел. Шестьсот Третий опять громко заржал.

– Короче, Склифосовский, не тяни резину! – крикнул Шестьсот Третий.

– В общем, надо бы Гандончуку причину смерти переписать, – выдохнул посетитель. – Написать, мол, помер от мучительной болезни. А от мучительной болезни – это сразу в Рай. Пусть с ним верхние… пому… поработают в общем.

– Ну что ж… – пробормотал Пятьсот Двадцатый. – Думаю, цирроз печени достаточно мучительная болезнь.

– Вы только диагноз не уточняйте, пожалуйста, – запаниковал посетитель. – Не надо про цирроз. Просто – мучительная болезнь, ну… вы понимаете.

– Понимаем, – коротко кивнул Пятьсот Двадцатый.

***

– А чо опять я-то?

Триста Тринадцатый не успел закончить фразу. Дверь открылась, и на миг все присутствующие зажмурились от ослепительного белого света.

– Мать твою, предупреждать же надо! – Пятьсот Двадцатый отёр заслезившиеся глаза.

– Ой, простите покорно, – вошедший Ангел виновато наклонил голову. – Я с внеплановой проверкой. По взаимного договорённости наших руководств.

Он протянул Пятьсот Двадцатому бумаги.

– Вот, пожалуйста.

Пятьсот Двадцатый уткнул нос в предоставленный документ.

– Так-так-так, – забормотал он. – Смотрю, и вы по душу Гандончука.

– Ох да, по душу эту самую, – вздохнул Ангел.

– Ха! – Шестьсот Третий высунул длинный нос из-за стопки грязно-жёлтых папок. – Смотрю, он и вас уже затрахал!

– Затра… ой, извините, – Ангел густо покраснел и на секунду замолчал. Потом оправился и продолжил. – Вы там указали причину смерти «мучительная болезнь», это часом не цирроз? А то… вы же понимаете… болезни в современном мире, особенно сейчас…

– А что цирроз печени недостаточно мучительная болезнь? – поинтересовался Триста Тринадцатый.

– Конечно, мучительная, очень мучительная. – Ангел захлопал крыльями, отбрасывая всполохи яркого белого света. – Но тут, видите ли, какое дело, если цирроз, то надо смотреть по обстоятельствам…

– А это не к нам, – быстро перебил его Пятьсот Двадцатый. – Это в лабораторию. У них анализы и все дела, а мы ни при чем. Совсем ни при чем.

– Ах, значит, в лабораторию, – задумчиво протянул Ангел. – Ну в лабораторию, так в лабораторию.

***

– И чего интересно ему в лаборатории скажут? – Сто Девятнадцатый глубоко затянулся.

Они с Пятьсот Двадцатым стояли в курилке у окна, вглядываясь в хмурое, моросящее дождиком небо.

– ХЗ, – пожал плечами Пятьсот Двадцатый. – Только я так думаю, после лаборатории наш Светлый Брат отправится в Отдел Грехов, будут там всё подсчитывать.

– Думаете, Гандона нашего опять в Ад отправят?

Пятьсот Двадцатый снова пожал плечами.

– Запросто. Там вверху поднаторели в искусстве убеждения и соблазна не хуже наших, нижних.

Какое-то время они молча курили, не глядя друг на друга.

– А я тут, – замялся Сто Девятнадцатый. – Ну это… в общем, забрал я заявление, ну то, которое о переводе на Третий Круг. Ну их к лешему. Мы вон с Гандончуком и помучались-то лет двадцать, а им с ним…

Сто Девятнадцатый протяжно вздохнул.

– А им с ним – целую вечность… Опять же… у нас вон Сидоров есть. И ещё Штепсельман…

– Ага, – согласно отозвался Пятьсот Двадцатый. – И Штепсельман…

Оставить комментарий

Популярные посты:

crusalde

Чем отличается карта рассрочки от дебетовой

shuwany

Отзывы на годовые расклады

feodosiya

Пирог для поздней осени.

lx_photos

Бумпер, или пос​***ь в полёте

pro100_mica

Картина дня, 30 октября 1905 года.

food_it

Не пожарить ли нам мясца, да покрутить кимбапы?

colorful_thread

Дайджест четвертой недели Инкогтября

tyomitch

Без названия

uborshizzza

Красное мясо есть вредно. Коалы вымирают. Но почему?

• Ранее
• Архив