Последний марш Герда Тримборна

foto_history — 30.10.2025

Инцидент в Нагольде» привёл к самому крупному скандалу в истории вооружённых сил Германии. Бывший десантник Ханс-Дитер Рауб пережил день, который оказался роковым для его подразделения и рассказывает, как всё произошло. Жестокое обращение, притеснения и унижения, которые (см. ниже) показаны как нечто исключительное, были нормой в «элитном подразделении», но только смерть солдата привела полицию в Нагольд.

В Германии есть небольшой, крутой холм, названия которого нет ни в одном путеводителе или атласе. Но несколько тысяч человек до конца жизни не забудут его: Мукберг. Это учебный полигон парашютно-десантного гарнизона в Кальве, Вюртемберг. Я редко поднимался и спускался с холмов, разве что бегом. В январе по колено в снегу, в феврале по обледенелым склонам, в марте по ручьям и по щиколотку в грязи. Потому что лейтенант Э. больше всего на свете любил бег. Он был моим командиром взвода на курсах подготовки унтер-офицеров. Он учил нас, как обучать новобранцев. Мой командир взвода был невысоким, жилистым и грозным. У него была необычная для офицера манера речи.

«Друзья, — говорил он, — если вы слишком глупы, то это не ваша вина, вас бы здесь вообще не было. А если вы ленивы, то я буду вас гнать, пока вы не выбьетесь из сил!». Он был одержим бегом и грязевыми ваннами. Когда он был на дежурстве в качестве командира роты, он заканчивал тренировку на час раньше положенного и объявлял сбор. Тогда мы знали, который час: «Рота, смирно! Направо, марш!»

Мы прошли боевую подготовку в пехоте. Мы были измотаны, промокли до нитки от пота и грязи, нагружены ящиками с оружием и боеприпасами, пулемётными стволами и фаустпатронами. Наши лёгкие ревели, грозя лопнуть на каждом шагу. Рота растянулась на 200, 400, 600 метров. Лейтенант Э. продолжал идти. Он хотел принять грязевую ванну и он её получил. Через два с половиной километра он объявил остановку. Он стоял на финише и ждал последних двадцать человек. Последние двадцать всегда оказывались в воде: «Полное укрытие!»

«Вскакивай, марш, марш!»

«В укрытие!»

«Вскакивай, марш, марш!»

«В укрытие!»

Пять минут, десять минут, пятнадцать минут.... Цель упражнения была достигнута только тогда, когда грязь пропитала одежду полностью. Во время курса подготовки сержантов у нас было не два, а три комплекта формы. И мы с трудом могли высушить хотя бы один из них. Бывали дни, когда мы стирали одежду в прачечной до одиннадцати вечера. Некоторые солдаты после занятий по боевой подготовке в пехоте, несмотря на запрет, шли в душ в стальных касках и полной экипировке, потому что уже промокли до нитки, и это был самый быстрый способ избавиться от грязи. Лейтенант Э. был очень щепетилен в вопросах чистоты. Все, кто выделялся во время ежедневного осмотра комнат, должны были явиться на перекличку в субботу. Командиру отделения было достаточно обнаружить ворсинки во внутренних швах гражданской формы. Я был солдатом в течение года, был рядовым первого класса и заслужил значок парашютиста, когда меня направили на учебный курс унтер-офицеров в Кальве: 3-я рота, 291-й парашютный батальон. Курс подготовки унтер-офицеров длился три месяца. На старте нас было 128 человек, все десантники. Через 14 дней первые пятьдесят либо добровольно согласились на смену, либо уже были сменены.


Рядовой Рауб, руководитель группы в учебной роте 6/9 парашютистов в Нагольде: «Я был единственным, кто получил оценку «хорошо» за свои личностные качества во время курса подготовки унтер-офицеров».

На четвёртый день первый человек в моей казарме отказался от чести стать унтер-офицером. Командир роты не стал возражать против этого. Он был сторонником естественного отбора будущих унтер-офицеров. Каждое утро он выходил перед фронтом и спрашивал: «Кто-нибудь хочет, чтобы его сменили?» Тишина. «Если вы настолько трусливы, что не захотите явиться сюда, я буду в офисе с 18:00». Я остался. Это была моя ошибка.

В уставе военной службы Вооружённых сил Германии есть фраза: «Строгость (подготовки) находит свой предел в достоинстве человека». Я не могу описать все случаи нарушения этого принципа. Это был бы утомительный список. Достаточно нескольких примеров: 26-летний капрал, отец двоих детей, привлёк внимание во время переклички. Его заставили идти утиным шагом по коридору, громко крякая и неся перед собой стул, на котором лежала винтовка...

Утром после ночной тренировки у нас были занятия по практике, Военно-уголовному кодексу, по главе «Жестокое обращение и унижающее достоинство обращение с подчиненными». Некоторые из нас заснули после десяти. Лейтенант, внушающий ужас, заставил их выйти вперед и приказал сделать стойку на голове: «Чтобы мозг заработал, снабжаясь кровью».
Они стояли, словно перевернутые куклы, рядом с доской, на которой лейтенант нарисовал принципы «Внутреннего лидерства». Они стояли вверх ногами, пока мы не увидели только белки их глаз, а лица не стали багрово-синими. Во время подготовки командиров отделений мы отрабатывали базовые приёмы стрельбы из винтовки. Наш инструктор, рядовой первого класса, сделал мне выговор за неправильный доклад. Я считал доклад верным и возразил. Командир взвода, лейтенант, стоял рядом и молчал. Капрал крикнул: «Шаг назад, марш, ложись!» Я упал в лужу.

«Боевая обстановка, а слева всё заминировано! Перейти на мой уровень!»

Значит, ползти. Я вылез из лужи.

Он дал новый приказ: «Разбойник, ты зашёл в тупик, тебе нужно вернуться!»

Я перешёл лужу во второй раз. Но я не успел вымокнуть.

«Грабитель, ты крутой парень! Новая ситуация: тебе оторвало обе руки, ищи новое укрытие, оно прямо перед тобой!»

Это означало: беру винтовку, скрещиваю руки за спиной и петляю по луже. Я пересёк лужу в третий раз. Но спина осталась сухой.

У вас снова есть руки! Вы слышите над собой шум самолетов, различаете небо в белый горошек, под ним черные точки: что это?"

"Десантники, господин вольнонаемный !"

И что они делают?"

 Подойдите ближе, господин гефрайтер (рядовой)!"

 "А потом?"

«Стреляй, рядовой!»

Теперь он нёс меня на спине. Мы были товарищами. И мы подталкивали друг друга к абсолютному пределу. Потому что преподаватель стоял рядом и ставил оценки в тетрадь. 55 из 128 человек прошли курс. Я был единственным, кто получил оценку «хорошо» за характер. В качестве рядового первого класса ( кандидата в унтер-офицеры) с табельным нарукавным погоном я вернулся в Нагольд в учебную роту 6/9. Старший лейтенант Шальвиг встретил меня коньяком. Он пообещал, что через полгода я стану капралом.

 Новый отряд новобранцев прибыл на службу 1 апреля 1963 года. Я прибыл в роту 10 апреля и принял командование своим отделением. Преступления, за которые я был осуждён, начались в тот день. Моё обвинительное заключение занимает 22 страницы. Любой, кто прочтёт его неподготовленным, сочтёт меня садистом. Однако в нём не описывается ничего, кроме методов обучения, которые я сам только что прошёл в течение трёх месяцев. Я заставлял новобранцев отжиматься и прыгать до упаду. Я гонялся за ними по грязи и пробежал два километра быстрым шагом. Я заставлял их стоять на голове и наказывал за несколько ворсинок в швах  формы.

И я придумал ещё несколько форм издевательств. Выражаясь языком прокурора, я жестоко обращался с подчинёнными и унижал их, злонамеренно препятствовал их службе и злоупотреблял служебным положением, отдавая приказы, противоречащие служебным обязанностям. Однако в конце квартала командир роты, старший лейтенант Шальвиг, поставил мне оценку «хорошо». Однако прошло еще два месяца, прежде чем криминальная полиция миновала караульное помещение казарм Айсберга. Первого июля новобранцы перешли на другую смену. Новый квартал начался для нас неудачно. Добровольцев становилось всё меньше. На этот раз из 150 их было всего двенадцать. И всего через 14 дней у нас было двое дезертиров, один из моей группы. Они во время обеденного перерыва скрылись в гражданской одежде под формой.

Офицер, командовавший казармами, заметил дезертиров у здания батальона и приказал начать преследование. Их задержали и позже приговорили к восьми месяцам тюрьмы.  День катастрофы наступил 25 июля 1963 года. В расписании дежурства был 18-километровый «акклиматизационный марш». Он был первым для роты. А для одного из новобранцев — последним.  Я сопровождал старшего лейтенанта Шальвига в Кальв на предварительный экзамен на сержанта. Около полудня я вернулся в Нагольд один на джипе. Рота уже находилась в состоянии боевой готовности на полигоне. Утром они завершили боевую подготовку пехоты и пообедали на улице. День был жарким и влажным. Солнце нещадно палило над дымкой, окутывавшей вершины холмов.

 Я передал командиру роты, лейтенанту Энгелю, приказ командира: закатать рукава и прикрепить каски к поясу. Мы выступили в 13:10. Три взвода шли разными маршрутами. Я принял командование головной группой третьего взвода. Командиром взвода был сержант Фишер. Наша цель – мельница Шварценбах. Расстояние: восемь километров.  Мы добрались до мельницы без происшествий. Это было идиллическое место. Мы были там впервые. Мельник вышел и предложил нам пресной воды. Новобранцы пришли в полном снаряжении: в армейских ботинках, с автоматами, противогазами и боевыми ранцами. Они устали, поэтому разделись и освежились в холодной воде мельничного ручья.  Отдых длился три четверти часа. На обратном марше командир взвода поручил мне самого отстающего человека, чтобы я задавал темп остальным.

Когда мы пересекали федеральное шоссе Кальв-Нагольд, сержант Фишер приказал нам перейти на рысь. Это было частью маршевой подготовки. Нас так учили. Рысь должна была «разгрузить мышцы ног».  Не доезжая двух километров до казарм Айсберга, мы добрались до ручья Рётенбах. Здесь долина сужается. Тропа проходит мимо пульмонологического санатория, который в то время находился на ремонте. Было около шести вечера, а мы должны были быть в казармах к шести.  Строители закончили работу и издалека увидели наше приближение. Солдаты растянулись на 50-60 метров. Я с группой первым проехали мимо стройки. Проехав, я услышал за спиной возбуждённые голоса: «Идиоты... безумие!» О следующих нескольких мгновениях у меня сохранились лишь отрывочные воспоминания.  Рядовой первого класса  падает на землю, словно пораженный молнией. Я вижу толпу, машиниста среди рабочих, склонившихся над ним, слышу крик командира взвода Фишера: «Рауб, веди их в гору!» .

Через сто метров ещё одна остановка, вот уже трое падают, беззвучно, на моих глазах, как и первый, в дребезжащих стальных касках, от теплового удара. Меня охватывает паника, я прыгаю от человека к человеку, ослобля ремни и рубашки, заглядывая в их выпученные глаза, один из них бьётся в конвульсиях, Йегер Бернхард; командир взвода тщетно пытается сделать искусственное дыхание, но это так же бесполезно, как и нюхательная соль медика.  Я никогда ничего подобного не видел. Думаю, он умирает. Санитар садится в машину, отвозит Бернхарда в казармы, трое остаются с остальными, Фишер принимает командование взводом, мы добираемся до казарм и слышим, что в первом взводе, которым командует лейтенант Энгель, тоже потерял сознание человек — десантник по имени Тримборн...



В тот вечер мы были в растерянности и замешательстве, но не знали, что это начало конца. Ведь конец наступал постепенно и первой была смерть. Герд Тримборн скончался неделю спустя, не приходя в сознание. Старший лейтенант Шальвиг собрал роту в лекционном зале и провёл поминальную службу. Зал был украшен, как и в День памяти десантников 20 мая, с парашютом времён Второй мировой войны на кафедре. Однако вместо традиционной песни «Солнце сияет красное…» командир велел исполнить государственный гимн в записи. Он с трудом сдерживал слёзы.  Через несколько дней прибыла криминальная полиция. Они провели в казармах шесть недель. Они не только расследовали инциденты, связанные с маршем по жаре (который не имел ко мне никакого отношения), но и изучили историю учебной роты 6/9. И когда я в один из будних дней вернулся с пехотных учений, я понял, что что-то произошло: командир роты стоял у окна казармы, фотографируя приближающиеся войска.

Он велел мне зайти к нему в комнату и сказал: «Рауб, сядь!» Я посмотрел на него, и он сказал: «Тебя перевели в наказание». Я не знал, что сказать.  Так и должно было быть. Я ждал объяснений. Командир роты сказал: «Ты не один такой, мне тоже нужно идти». Он отправил фельдфебеля в столовую  и открыл бутылку коньяка.  Короче говоря: я прослужил ещё месяц-два командиром отделения в соседней роте в Нагольде. Потом меня без предупреждения уволили из бундесвера. Меня направили на учения НАТО «Колибри». Это был последний вечер трёхнедельных полевых манёвров. Мы спали в палатках на полигоне Мюнзинген. Старшина роты закупил пиво и шнапс для роты. Костры на биваке уже пылали, когда меня вызвали в палатку командира батальона.

Я явился на службу в камуфляже и стальном шлеме. Командир был не один. Рядом с ним сидел гражданский, дисциплинарный офицер дивизии.  Майор сказал: «Я хочу тебе кое-что прочитать». Это был приказ об увольнении, подписанный командиром 1-й воздушно-десантной дивизии. Я был ошеломлён. Я совершал ошибки и никогда их не отрицал. Меня перевели в наказание, я лишился нашивки ВДВ и мне предстояло судебное разбирательство. Но я этого не ожидал. То, ради чего я отказался от работы шахтёром, хорошего заработка и комфортной жизни.  Это была цель моей жизни. Слёзы навернулись на глаза. Командир батальона сказал: «Сними каску».  Он дал мне возможность выступить с заявлением. Я обратился к военному дисциплинарному юристу и хотел рассказать, чему я научился, будучи новобранцем, в десантном училище и на курсах подготовки унтер-офицеров.

Командир перебил меня и сказал своему гражданскому гостю: «Теперь он тоже начинает сходить с ума!»  В ту ночь я не спал. Я сидел у огня, вспоминая два года, проведённые в форме десантника. Всё, чего мне хотелось в ту ночь, – это маленький, боевой патрон для моей штурмовой винтовки.  Когда на следующий день мы вернулись в Нагольд, по телетайпу пришёл ежедневный приказ от командующего II корпусом в Ульме. Он заканчивался фразой: «6/9-я учебная парашютно-десантная рота расформировывается с немедленным вступлением в силу. Все офицеры, унтер-офицеры и рядовые должны быть безотлагательно переведены в другие части, а номер роты должен быть стерт».

Суд присяжных в Кальве приговорил меня к восьми месяцам тюремного заключения без испытательного срока. Я написал этот рапорт не для того, чтобы оправдаться. Я лишь хотел объяснить, почему был убеждён, что не совершил абсолютно ничего необычного. 

"Quick" 1964, 8

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив