Понятия реальности. 1. феноменологическая реальность
discourse_ru — 05.06.2017 По следам обсуждений понятий «реальность и действительность». Попытаюсь выложить в нескольких постах свое нынешнее понимание в отношение этого дискурса.Пару слов о методе изложения. Он будет такой псевдо-исторический. С одной стороны я выделяю несколько основных понятийных структур, имеющих отношения к проблематике реального. Ну, грубо говоря, несколько отличных друг от понятий, которые обозначались словом «реальность» или каким-то эквивалентным термином.
А с другой стороны, приписываю эти понятия тем или иным историческим персонажам и отношу к тем или иным временным периодам. Достаточно условно, не претендуя на фактологическую и терминологическую точность.
Меня больше интересует логический, понятийный аспект, а не то, как это было там на самом деле.
Итак, я бы выделил четыре основные концепции реальности - феноменологическую, гносеологическую, эпистемологическую и деятельностную (названия достаточно условны).
Первая из них (“феноменологическая”) – самая старая, древнегреческая.
Подробно рассказывает об этом понятии Хайдеггер в лекциях 27 – года («Основные проблемы феноменологии»), когда разбирает тезис Канта «бытие не есть реальный предикат». Вот выдержки оттуда (но лучше обратиться к тексту самого Х., чтобы познакомиться с этим дискурсом в полном объеме, стр. 41 и дальше):
Понятие реального и реальности у Канта не имеет того значения, которое сегодня в него вкладывают, когда говорят о реальности внешнего мира или о теоретико-познавательном реализме. Реальность означает не то же самое, что действительность, существование, экзистенция или наличие.
…
Кант перевел однажды «реальность» очень метко как «вещность», «вещная определенность». Реальное — это то, что принадлежит res. Когда Кант говорит об omnitudo realitatis, о совокупности реального, он имеет в виду не совокупность действительно наличного, но, наоборот, именно совокупность определенностей вещи, возможных вещных содержаний, сущностей, возможных вещей.
…
Когда Кант использует выражение: «существование не есть определение», то это выражение вовсе не произвольно, но терминологически очерчено, и отсылает к determinatio. Определения, determinationes, могут быть двоякими. Altera positiva, et affirmativa, quae si vere sit, est realitas, altera negativa, quae si vere sit, est negatio - «то определяющее, которое полагает позитивно, соотв., аффирмативно, утвердительно, представляет собой, коль скоро это утверждение правомерно (rechtäßmig), реальность; другое, отрицающее определение представляет собой, коль скоро оно правомерно, негацию». Реальность есть, тем самым, правомерное, присущее самой вещи, res, ее понятию, содержательное, реальное определение, determinatio. Противоположностью реальности служит негация.
Кант присоединяется к такому определению понятий не только в докритический период, но и в «Критике чистого разума». Так, говоря о понятии вещи, он добавляет в скобках: «реального», что не означает «действительного» . Ведь реальность подразумевает утвердительно положенный содержательный предикат. Каждый предикат - по сути реальный предикат. Поэтому тезис Канта звучит так: бытие не есть реальный предикат, т.е. - вообще не предикат некоторой вещи.
Таким образом пространство мышления в этом подходе организованно как бы через два «фокуса» - с одной стороны, это действительно существующие, единичные, конкретные субстанции, вещи. А с другой – система понятий (видо-родовая иерархия), которая и определяет реальность действительного (существующего).
Всё это относится в равной степени и к платоновской «теории идей», кстати. Говорить о действительном существовании «идей» (т.е. эйдосов - видов в родо-видовой понятийной иерархии) в древнегреческом смысле существования (действительности), конечно, совершенно бессмысленно. Ведь существуют только вещи – то, что можно определить через имеющуюся структуру понятий, и «включить» тем самым в реальность.
Реальность же идей – это вообще нонсенс, противоречие в понятиях. Реальность сама задается идеями (видами), говорить о реальности идей – это просто расставлять слова как попало, бессмысленно.
В чем же тогда смысл проблематики теории идей, если мы не можем говорить ни о действительности идей, ни о их реальности (не случайно Аристотель демонстрирует свое недоумение в «Метафизике» - он действительно не может понять, как может учитель говорить такие глупости).
А дело здесь в том, что Платон обсуждает идеи (эйдосы) вообще в другом контексте – он как бы выходит за пределы существующего, уже сложившегося мыслительного пространства и задает (видимо, впервые) вопрос о генезисе понятийной структуры – откуда взялись старые и как возникают новые виды (идеи) и роды. Т.е. объектом (рефлексивного) мышления становятся сами понятия (эйдосы). И вот в этом контексте возникает (постепенно) новое понимание существования, отличное от древнегреческой «действительности» (и «реальности»), - а именно объектное существование (идей), интендированное мышлением.
Но это уже совсем другой подход и другие понятия, переход к «эпистемологической» концепции реальности. В явном, эксплицитном виде этот подход сложился намного позже, и его становление проходило параллельно с развитием еще одного подхода (побочным продуктом платонизма ) – гносеологического. О котором пойдет речь в следующий раз.
|
</> |