Ползя на сломанном крыле

топ 100 блогов michyud22.12.2009   Ставлю вторую половину первой (киевской) части



Школьный поэт

В школе я учился отвратительнее скверного, а уж ненавидел это занятие всеми, как говорится, жабрами души. Однако ж мне из страха перед будущим приходилось, как и прочим моим сверстникам, высиживать бабочек на уроках и спасться от раздирающей меня зевоты сочинением стишков. И вот это бессмысленное на первый взгляд занятие помогло мне обрести смысл жизни и будущую профессию. Сижу я как-то на уроке истории и придумываю такой вот стишок:

Французов рать рейтузова
Оттузила Кутузова.

Естественно, записываю его в тетрадку для лучшего запоминания, и тут мимо проходит наш историк, цапает рукой мою тетрадку, прочитывает свежую запись и багровеет, как знамя над рейхстагом.
– Ага, – говорит, – значит, таков твой зловещий взгляд на родную историю?
Я только плечами пожал – да уж, вот такой вот взгляд, юный и незамутненный.
А историк мне:
– Подобный, – говорит, – взгляд заслуживает педсовета. Придешь?
Я пообещал, что приду.
И вот, буквально на следуюшей неделе собрался педсовет. Я пришел, как и обещался, смотрю – а там уже весь цвет и запах нашей школы, включая учителя математики Карловыварова. Вот кому я обрадовался и даже подмигнул – мы с ним почти что родственные души. Он хоть и математик, тоже любит стихами изъясняться, правда, какими-то полубелыми, вроде:

Пирамиду назвали вы конусом,
Я за это вам ставлю три с минусом.

А поскольку я математику и на три с минусом никогда не знал, мне на него просто глупо было обижаться.
Дальше дело было так: историк зачитал мой стих, началось обсуждение. Литераторша наша говорит:
– По крайней мере, рифма присутствует. А про литературу ты можешь сочинить?
– Могу, – говорю и тут же придумываю:

Часовой воскликнул: «Стой!»
Так попался Лев Толстой.

Литераторша заявляет:
– Рифма присутствует, а смысла – ни копейки.
До чего меркантильная!
Тут от других учителей начали заказы поступать, и я по широте душевной никому не отказвал. Для физика такое сочинил:

Ньютон, склонясь над парапетом,
Придумал мобиле перпетум.

Физик говорит:
– Глупости, никогда Ньютон такой чепухой не занимался!
А я смастерил такую физиономию, будто мне одному о Ньютоне что-то очень личное известно и говорю:
– Кто знает, кто знает...
Больше всех на меня почему-то географ разозлился, хотя я для него одного стих с названием придумал:

«Признание туземки»

А Миклухо-Маклая
Не любить не могла я.

– При чем тут, – кричит географ, – это! У Миклухо, – кричит, – Маклая была совсем другая миссия!
Мне даже обидно стало за земляка.
– Что ж, – говорю, – Миклухо-Маклай не человек, что ли? Какого-то ананаса с клипсой в носу, выходит, можно полюбить, а отважного героя с дружественного континента нельзя?
Смотрю – географ совсем обезумел. Бегает по кабинету, головой о все четыре стенки стучит и всё твердит:
– Нельзя, нельзя, нельзя!
Вот это, я понимаю, любовь к своему предмету!
А вот кому мои стихи понравились, так это учителю биологии. Я для него такое сочинил:

Зачем простой улитке
Почтовые открытки?

– Правильно, – говорит биолог, – абсолютно незачем. Молодец, знаешь биологию.
И тут я ясно представил себе свое будущее, и когда закончил эту проклятую школу, стал выдающимся биологом с мировым именем и откопал такого динозавра, какого еще никто не закапывал. И даже стишок про него по старой памяти придумал:

Печальный это динозавр
Скончался по дороге в Гавр.


Сердобольная старушка

Иду я как-то по улице, и вдруг до того мне себя жалко сделалось – просто сил нет! Сел я прямо на тротуар и начал причитать:
– Ох, – говорю, – вы ручки, мои рученьки, ох вы ножки, мои ноженьки! Ох вы...
А тут мимо старушка какая-то проходит. Останавливается возле меня и говорит с сердобольностью:
– Что ж, внучек, плохо тебе, бедному?
– Ох, – говорю, – бабушка, плохо! Так, – говорю, – бабушка, плохо, что хоть ложись и помирай!
Старушка тоже вся заохала, заахала, оборачивается и говорит:
– Господа, мальчику плохо!
Смотрю – те прохожие, которые уже привыкли, чтоб их господами называли, стали нас как-то сторониться – наверно, подумали, будто мы милостыню напару собираем. А те, которые привыкли себя товарищами считать, наоборот – подходят к нам, глядят на нас злобно и говорят:
– А гори он огнем, ваш господский мальчик!
И тоже уходят. Остались мы снова со старушкой вдвоем. Я всё причитаю, старушка за мной.
– Что ж, – говорит, – внучек, болят твои рученьки?
– Ох, – говорю, – нет, бабушка, не болят.
Она удивляется.
– А ноженьки? – спрашивает.
– Ох, – говорю, – и ноженьки не болят.
– А что же? – спрашивает.
– Ох, – говорю, – плохо мне.
Смотрю – старушка белениться начала.
– Что ж ты, – говорит, – иродов конь, голову старым людям морочишь?
И как хряснет меня палочкой своей по шее! И пошла.
– Ох, – кричу ей вдогонку, – шея моя, шеенька! Болит, бабушка, шеенька моя, ох болит!
Тут старушка возвращается, а в каждом глазу у ней яду с полкило.
– А голова, – спрашивает, – не болит?
– Нет, – отвечаю, – голова, слава Богу и всем его сподвижникам, не болит.
– Ну, – говорит старушка, – сейчас будет.
И хрясь меня палочкой по голове! Я аж закричал от боли и неожиданности.
– Что ж вы, – говорю, – бабушка, делаете? Где же ваша хваленая совесть?
А старушка совсем разошлась. Скачет, прыгает, лупит меня палочкой по всему организму и заливается счастливым смехом.
– Ох, – кричу, – болят мои рученьки, болят мои ноженьки, болят мои шейка с головушкой! Уймись, дура старая – у меня уже всё болит!
– Ну, то-то ж, – говорит старушка, успокаиваясь. – Спасибо тебе, внучек, давно мне так весело не было. Пойдем теперь ко мне, чайку похлебаем.
Встаю, чуть не плача, говорю ей:
– Свиньи пусть с вами чаек хлебают. А я вам отныне – хуже постороннего.
И бросился от нее бежать. Один раз только оглянулся, вижу – старушка моя еще витрину аптечную раскокола и постового по фуражке сандальнула. А когда он ее за это в отделение потащил, распевать начала:

Синеглазый мой Васек
На посту меня засек.
По дороге в каталажку
Ущипнул меня за ляжку.

И на душе у меня вдруг хорошо до безумия сделалось. Что ни говори – приятно кому-нибудь подарить радость. Хотя бы на день.


Ноги

– Где твои ноги?
– Ась?
– Где твои ноги, я спрашиваю?
– Ой, папочка, только не бей меня ремнем!
– Какой папочка, я – твоя жена!
В самом деле, как быстро я вырос!
– Где твои ноги?
Правда, где мои ноги? Какой я молодец, что дошел без них!
– Подлец ты, а не молодец.
Ну ее... Не до нее. Где же вы, мои ноги? Еще вчера они жаловались на дурное обращение, причитали, что устали и износились, а я только смеялся в ответ и нарочно шлепал по грязи, подставлял под колеса грузовиков, футбольнул здоровенный кирпич... Теперь они обиделись и ушли. Не удивлюсь, если он ушли к моему соседу Федотову – тот уж наверняка натянет на них серые штаны на ватной подкладке, чтобы они не простыли и не расчихались. Или к инвалиду Фоме Гриневу – он так мечтает о ногах! Каждый день он пристегивает свои культяпки к тележке и, стуча колодками, выкатывает на прогулку. С ногами он будет смотреться просто шикарно!
– Иди на кухню, разогрей себе суп, душа болвана.
Иду на кухню разогревать суп. Жена напряженно глядит мне вслед.
– Хотела бы я знать, – говорит она вдруг, – как это ты ходишь без ног?
Как хожу? Плохо хожу. Безрадостно, по инерции.
– Может, в таком случае, сходишь за хлебом?
А вот это уж дудки, без ног не пойду, мы теперь свои права знаем!
Жена одевается и уходит за хлебом сама. Еще хоть на четверть часа я освобожден от созерцания ее умной, всегда и во всем правой физиономии. Случись эта история с ногами лет пять назад – и я был бы свободен от этого всю жизнь. А, может, ноги – это только начало? Может, скоро я по частям исчезну весь? Остнется только родинка на правой ягодице, столь любимая мною с детства. А, может, и она не останется. В замке завозился ключ – возвратилась жена. Вот она открывает дверь, извлекает из сумки купленный хлеб, заходит на кухню, где в кастрюльке выкипает совершенно забытый мною суп...
– Ты где?
Вот кикимора, смотрит на меня в упор и не видит. Неужели я и вправду весь исчез вместе с пресловутой родинкой?
– Так... сбежал, сукин кот. Ну, только вернись домой...
А вот это уж выкусите, этого вы уж от меня как раз и не дождетесь, дорогая супружница! Вылетаю, выбегаю, выхожу – теперь уж всё равно – из квартиры и – вниз, вниз, вниз! У подъезда сидит на скамейке пожилая соседка Смирнова с ненаглядной собакой Цуцей и ковыряет в зубах толстой спичкой. Окликаю:
– Привет, пенсия!
Смирнова недоуменно глазеет по сторонам, а Цуца заливается визгливым лаем. Мерзкая животинка, дать бы ей по носу – да нечем.
– Ауф видерзеен, счастливая пара! – и дальше, дальше, вперед, на Кудыкину гору.
Тормознуть такси? Скромнее, товарищ. Вас хоть и нет, но – скромнее. Залажу в автобус, подбираюсь к водителю.
– Дай порулить, старый маргарин.
Тот озирается и глядит сквозь меня, раззинув рот.
– Закрой, – говорю ему, – рот и смотри на дорогу. На твоей ответственности жизнь сорока пассажиров.
Он едва не врезается в телеграфный солб и, вытерев пот, едет дальше.
Конечная, метро. В будке – крашенная в блондинку мымра рвет нововведенные тридцатикопеечнве талоны.
– А у меня чего талон не спрашиваете? На службе не должно быть любимчиков.
Ах, ах, захлопала синюшными веками.
– Это кто тут такой умный?
– Это я тут такой умный.
Заскакиваю в вагон, еду. На следующей станции заходит жирный наглолицый мальчик с мамой и садится прямо на меня. Я ему гаркаю в ухо и он вскакивает, как ошпареный.
– Ай!
– Что ж ты, мальчик, такая свинья? Хочешь сесть – скажи, я тебе сам уступлю место.
Мальчик испуганно жмется к маме. Получил, жирнюк?
Станция «Вокзальная». Выхожу, поднимаюсь на эскалаторе вверх. Толпы людей – откуда вас столько, черти? Вам-то зачем на Кудыкину гору понадобилось? Езжайте домой, ешьте разогретый суп...
А вот и гнусавое объявление по вокзалу:
– Поезд на Кудыкину гору отбывает в ночную пору.
Буду ждать! Втиснулся на скамеечку между негром и грузином, задремал. Просыпаюсь – дело к ночи. И снова гнусавое объявление:
– Поезд на Кудыкину гору отправляется очень скоро.
Из дикторской будки выходит молодая девушка с каштановыми волосами и прищепкой на носу. Подскакиваю к ней и спрашиваю:
– Зачем на такой чудный нос – и прищепку?
– А затем, – говорит, – что стыжусь свой профессии и стараюсь, чтоб голос мой не узнали.
– Постойте, – говорю вдруг, – вы, что ж, меня видите?
– Конечно, – говорит, – вижу. Я ведь, знаете, не слепая.
Гляжу на себя – вот он я весь, снова появился, включая ноги, а, может, и родинку на правой ягодице – сейчас смотреть времени нет. Так что заказан мне теперь путь на Кудыкину гору, только и осталось, что домой возвращаться.
Вернулся, а дома жена ждет.
– Ну, – говорит, – и где ты шлендрал?
– Ноги, – говорю, – искал. Вот, гляди, нашел.
Поглядела она на мои ноги.
– Ну-ну, – говорит. – Суп твой выкипел, есть нечего.
– И не надо, – говорю. – Я есть не хочу, я курить хочу.
– В коридоре, – говорит она.
Вышел я в коридор, поднялся к мусоропроводу, а там мой сосед Федотов стоит в серых штанах на ватной подкладке и тоже курит. Кивнул я ему, говорю:
– Живешь?
– Живу, – отвечает, – по мере сил.
Постояли мы с ним, покурили и спать разошлись. Надо ж иногда и ногам покой давать.?

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Учения являются неотъемлемой частью службы всех видов войск. Военно-морской флот в этом плане – не исключение, и можно наблюдать за регулярными тренировками российских военных кораблей. Так, например, накануне успешно завершилась боевая проверка большого противолодочного корабля ...
«Моя прекрасная няня» Анастасия Заворотнюк, как она могла? Из няни Вики превратиться в шальную фантазию мужчин из фильма для взрослых. Горячий душ, мокрые волосы, струящиеся по плечам, и крошечное полотенце, упавшее на пол. И "мальчик по вызову", почему то застегивающий лифчик. Фильм ...
Выходные вышли просто прекрасными. Наконец-то открыт купальный сезон (да ещё и не раз). Я даже успела загореть или вот мои ноги сейчас розоватого цвета подсказывают то, что я обгорела . Налазалась по камням. Искупалась в ледяной Ладоге. Много ли надо для счастья? Вчера ещё был Финск ...
все в этой жизни забавно. постры плохо пишутся трезвым. и вообще поговорка "С утра выпил - целый день свободный". Так и осталась неразгаданной большинством современников. Они декодируют эту формулу свободы, как выпил с утра - исполнил некий ...
спасибо няше assburn за то что сподвиг меня на сей высер . исток Раньше были рельефные карты, но не было незалежних катков. Сейчас разгладили карты и начали вводить ХД танки, одной из фишек которых- те самые незалежные катки. Ей б-гу, на яге, я смог только на 4й бой в рандоме, ...