Почему революции следствие развития, а не отставания.

В последний год я написал уже целую серию постов про Российскую империю и планирую продолжать. Хотя речь там идёт не об СССР каждый раз в комментарии прибегают озабоченные советской властью и начинают бороться с мифической антисоветчиной, которой там нет.
Ну не могут люди, как видят, что кто-то Россию до 1917 и после 1991 года не считает адом на земле, так сразу у них глаза наливаются кровью, пена идёт изо рта, корчатся, как одержимые бесами, и начинается, «сорок душ посменно воют, раскалились до бела».
Между тем основной тезис, который я продвигаю, довольно банален — революции, которые пережила Россия в 20 веке, не следствие отставания, а результат развития. Об этом справедливо писали марксисты, об этом же говорит западная школа модернизации, полагающая что революционная ситуация складывается в момент разложения традиционного общества и перехода к обществу современному, урбанизированному, индустриализированному, бюрократизированному и секуляризированному.
Традиционное общество довольно стабильно, да, там периодически случаются «смуты», например спровоцированные мальтузианскими циклами, но по итогам пертурбаций обычно происходит либо восстановление прежнего уклада в обновлённом виде (во главе с новой династией) либо полный распад государства.
Первые же революции Нового времени, приведшие к коренной смене институционального дизайна обществ которые их пережили, произошли в самых передовых в экономическом, технологическом и социальном отношении регионах Запада — в Нидерландах 16 века и Англии 17 века. К концу 18 века до революции дозрела Франция. Революция была не следствием её отсталости, а признаком того, что она начала меняться под влиянием развивающегося капитализма вслед за Британией и Голландией. В 1848 году революции прокатились по западной, центральной и южной Европе, в том числе Германии, Италии и Австрии.
Когда я пишу, что революция в России была вовсе не следствием экономических неудач, а, напротив, результатом начавшегося во второй половине 19 века развития капитализма и подъёма промышленности, моих критиков это возмущает. Они не могут взять в толк, что развитие это вовсе не всеобщее процветание и благорастворение. Развитие всегда связано с издержками. Как спортсмен достигая рекордных результатов гробит здоровье и получает травмы, как учёный портит зрение за чтением и порой жертвует личной жизнью и финансовым благополучием из-за увлечённости наукой, так и любой прогресс заставляет кого-то страдать.
Йозеф Шумпетер назвал это созидательным разрушением. Когда появляется новая отрасль промышленности её товары вытесняют с рынка продукцию конкурентов, разоряя их. Так появление компьютеров разрушило производство печатных машинок. Появление автомобилей разрушило производство телег, шорных изделий и коневодство. Распространение электродвигателей и двигателей внутреннего сгорания подорвало доминирование паровых двигателей. Триумф текстильных фабрик разорил ткачей.
Во время каждой новой волны прогресса были те кто проиграл, причём в краткосрочной перспективе проигравших бывает даже больше чем выигравших. Одни находят работу в динамично развивающих направлениях и быстро богатеют, другие теряют работу на закрывшихся предприятиях и хуже того, сами их навыки и опыт оказываются больше невостребованными и они вынуждены устраиваться на ниже оплачиваемые и менее престижные должности, чтобы как-то выжить. Их дети и внуки встроятся в новую экономику и будут зарабатывать и потреблять больше, чем отцы в лучшие годы. Экономика будет развиваться, но проигравшие поколения никогда не простят тех социальных страданий, которые пережили.
Точно так в России начала 20 века на фоне общего прогресса в аграрном секторе, роста урожайности и внедрения более современной агротехники были и мелкие крестьянские хозяйства, которые не имели ни навыков ни средств, чтобы приобщиться к передовым методам ведения сельского хозяйства. К тому же в центральных районах страны нарастало аграрное перенаселение, поэтому неизбежным было разорение значительной части крестьянства, скупка их земель зажиточными соседями, масштабирующими своё успешное хозяйство, и превращение разорившихся крестьян в наёмных работников города или села.
Но тех кто переселялся в город также ждали значительные трудности. Быстрая урбанизация везде и всегда оборачивается нехваткой жилья. Наплыв дешёвой рабочей силы из деревни сдерживает рост зарплат на предприятиях, а социальные гарантии остаются на низком уровне. В такой обстановке социальная напряжённость в обществе растёт не смотря на быстрый экономический рост и технологический прогресс.
В дополнение к быстро растущей и недовольной своим впрямь незавидным положением армии пролетариата растут и другие новые социальные группы. Увеличивающаяся в числе и всё более богатая буржуазия хочет влиять на политику и не хочет быть заложницей решений бюрократии и монархии. Промышленность создаёт спрос на образованные кадры вследствие чего растёт в числе беспокойная интеллигенция, претендующая на политическое участие.
Получается, что в деревне увеличивается число не поспевающих за прогрессом и обречённых на разорение и пролетаризацию крестьян, в городе набирают вес недовольные (по разным причинам) пролетариат, буржуазия и интеллигенция. Обстановка в стране становится взрывоопасной и революция становится почти неизбежной. Любой внешний шок, как поражение в войне (например русско-японской), перенапряжение сил в тотальной войне (Первой мировой) или масштабный кризис (как Великая депрессия), могут спустить революционную лавину. Сдержать бурлящее общество может только жёсткая диктатура, но само строительство такой диктатуры требует коренной ломки старых порядков.
Есть какая-то польза от революции? Вопрос дискуссионный. В краткосрочной перспективе революция всегда наносит урон экономике страны и подрывает уровень жизни народа, но в долгосрочной эффект может быть сложнее. Тут нужно сделать отступление.
Среди отечественных экономистов пользуется популярностью институционалистская теория, которая связывает успех или неудачу экономического развития стран с особенностями местных социальных институтов, под которыми понимают комплекс ценностей, норм, правил, установок и образцов поведения, а также структуры обеспечивающие их воплощение в жизнь. Институционалисты, в отличии от неоклассиков, признают, что национальные экономики разные и с одной меркой к ним подходить никак нельзя. Они справедливо указывают, что пресловутый homo economicus, действующий разумно и стремящийся к максимизации получаемой полезности и прибыли, есть фантом, который бессмысленно рассматривать даже как теоретическую модель. Институционалисты говорят, что человек не слишком рационален, не всегда честен, зачастую плохо информирован, а "выгоду" может понимать не в экономическом смысле, например, ради спасения души может отказаться от имущества и уйти на богомолье или устроить теракт ради посмертного блаженства с гуриями.
Институты формируют для решения определённых задач, но времена меняются и то, что в одну эпоху давало преимущество в другую может стать тормозом развития. У каждого общества накапливается груз устаревших институтов, которые могут оказывать существенное негативное влияние. Революция расчищает бурелом устаревших институтов, но она не даёт гарантий, что новые институты будут по всем параметрам лучше старых. Поэтому революция может дать шанс на ускоренное развитие, но не гарантирует, что шанс будет реализован. Чаще всего новый институциональный дизайн бывает по одним параметрам лучше, а по другим хуже старого, что в итоге перевешивает, плюсы или минусы, становится ясно лишь сквозь время, да и то не всегда.
Таким образом, относительная отсталость России проявилась не в том, что революция произошла, а в том, что она произошла позже, чем в большинстве европейских стран. Российская империя в известной степени пала жертвой собственных успехов в развитии, также как и СССР между прочим. Советский Союз создал урбанизированное и индустриальное общество, создал широкий городской средний класс, но не смог удовлетворить потребности этого класса. Советские горожане хотели иметь товарное изобилие и товарное разнообразие, доступ к которому имели жители стран запада, но командно-административная экономика оказалась не в состоянии удовлетворить всё возрастающие потребности населения.