Персик
slow_run — 14.10.2023Утро. Персик такой жалкий, худой, беспомощный лежит в прихожей,
умирает. Все эти десять лет, как он живёт с нами, он был немым
котиком, лишь беззвучно открывая рот вместо мяуканья. А теперь он,
вдруг, в последний день своей жизни, обрел голос и жалобно мяучит,
изредка поднимая голову, чтобы посмотреть, что там, в конце
коридора, где я отрываю дверь ванной и включаю свет, но подняться и
встать на лапы уже нет сил, и голова его валится снова на
коврик.
В этом году он сильно сдал, суставы отказывались держать его
тельце и он шатался из стороны в стороны, приседая на задних лапах.
Последние несколько недель он передвигался каким-то полуползком, а
третий день кот совсем не двигается, лишь изредка совершает
отчаянные рывки, меняя место, забираясь поглубже под кровать или
под ванную, и только обездвиженный сильно истончившийся светлорыжий
хвостик показывает место, где он нашел временный покой. Он уже не
ест и не пьет. Я глажу его по шерстке и чувствую, что осталось ему
совсем недолго.
Вечером, вернувшись с работы, я нахожу котика на том же месте и,
не переодеваясь, несу Персика в ветеринарную клинику. Идет дождь и
по переноске, закрытой герметичным чехлом, стучат крупные
капли.
«Как бы усыпить нашего страдальца?»,- спрашиваю я у администратора
клиники.
Она рассказывает мне, что решение об усыплении принимает врач, что
если возможно спасти, то врач будет лечить, и что все врачи сейчас
заняты, а запись на прием только на 23:30. Она не понимает, что
если бы существовала возможность спасти, то я не пришел бы сюда
сегодня. Но я не вступаю в диалог. Записываюсь на прием и мы с
Персиком возвращаемся домой. Бедный мой кот.
Он лежит на пеленке в прихожей на боку еще три часа. У него не
закрываются глаза, рот приоткрыт и он уже совсем не может поднять
голову, чтобы посмотреть вокруг. Изредка он очень жалобно мяучит,
видимо от боли, и тогда сын, сев рядом с ним на пол и гладя его,
успокаивает шепча: «Тише. Тише, котик».
В двенадцатом часу я одеваюсь, жена снова осторожно помещает
Персика в переноску и все домашние прощаются с ним, на этот раз -
окончательно.
Выйдя из подъезда, я заставляю себя не плакать - так мне жалко
моего котика. А он еле слышно поскребывает когтями по
пластмассовому дну переноски, усиливая мое горе.
Мы с котом сидим в приемной и ждем врача. Я поставил переноску
рядом с собой на кожаный диван и открыл ее. Персик сделал
последнее, невероятное усилие и его голова оказалась у края
переноски, но больше сил двигаться уже нет. Я гладил его, шептал
ласковые слова и сдерживал слезы.
Потом Персик лежал на металлическом столе посреди маленькой
проходной комнаты для приема. Врач поставила ему катетер в заднюю
лапку, предварительно сбрив с шерсть с этого участка. Персик почти
не реагировал на это. Врач ушла готовить раствор для инъекции, а я
остался проститься с котиком.
Я гладил его по голове, по обессилившим лапкам, по проступающим
сквозь истончившуюся шерсть ребрам. «Мой котеночек, мой
Персик…».
И я вспомнил, как когда-то этот умирающий бедняга и правда был
маленьким пушистым диким котенком, жившим на берегу Финского залива
в «Шанхае» среди ангаров для рыбацких лодок. Вспомнил, как мы взяли
этого дичка к себе домой и как он смешно шипел и боялся всего
первые дни.
Вспомнил и то, как однажды много лет назад, утомившись от кошачьей
назойливости, я специально испугал внезапными резкими движениями и
звуками лежавших на моей кровати котов. И как Персик, не помня себя
от ужаса, метался по комнате пытаясь найти укрытие…
Образовавшийся в груди ком все сильнее мешал мне дышать. Бедный мой
котик. Прости меня, мой маленький!
Пришла врач и ввела в вену через катетер смертельный раствор. Через
несколько мгновений Персик перестал дышать и врач, прислонив к его
груди стетоскоп, сказала: «Всё».
Выйдя из клиники, я уже не пытаюсь сдерживать слёзы…
Фотки все старые, конечно, не стал фоткать котика в его
угасании