Переоценка ценностей

Петя Тузин, гимназист первого класса, вскочил на стул и
крикнул:
- Господа! Объявляю заседание открытым!
Но гул не прекращался. Кого-то выводили, кого-то стукали линейкой
по голове, кто-то собирался кому-то жаловаться.
— Господа! — закричал Тузин еще громче.-- Объявляю заседание
открытым. Семенов-второй! Навались на дверь, чтобы приготовишки не
пролезли. Эй, помогите ему! Мы будем говорить о таких делах,
которые им слышать еще рано. Ораторы, выходи! Кто записывается в
ораторы, подними руку. Раз, два, три, пять. Всем нельзя, господа; у
нас времени не хватит. У нас всего двадцать пять минут осталось.
Иванов-четвертый! Зачем жуешь! Сказано — сегодня не завтракать! Не
слышал приказа?
— Он не завтракает, он клячку жует.
— То-то, клячку! Открой-ка рот! Федька, сунь ему палец в рот,
посмотри, что у него. А? Ну то-то! Теперь прежде всего решим, о чем
будем рассуждать. Прежде всего, я думаю... ты что,
Иванов-третий?
— Плежде всего надо лассуждать пло молань,-- выступил вперед очень
толстый мальчик с круглыми щеками и надутыми губами.-- Молань
важнее всего.
— Какая молань? что ты мелешь? — удивился Петя Тузин.
— Не молань, а молаль! — поправил председателя тоненький голосок из
толпы.
-- Я и сказал молань! — надулся еще больше Иванов-третий.
- Мораль? Ну хорошо, пусть будет мораль. Так, значит, мораль... А
как это мораль... это про что?
— Чтобы они не лезли со всякой ерундой,-- волнуясь, заговорил
черненький мальчик с хохлом на голове.-- То нехорошо, другое
нехорошо. И этого нельзя делать, и того не смей. А почему нельзя —
никто не говорит. И почему мы должны учиться? Почему гимназист
непременно обязан учиться? Ни в каких правилах об этом не
говорится. Пусть мне покажут такой закон, я, может быть, тогда и
послушался бы.
— А почему тоже говорят, что нельзя класть локти на стол? Все это
вздор и ерунда,-- подхватил кто-то из напиравших на дверь.-- Почему
нельзя? Всегда буду класть...
— И стоб позволили зениться,-- пискнул тоненький голосок.
— Кричат "не смей воровать!",-- продолжал мальчик с хохлом.-- Пусть
докажут. Раз мне полезно воровать...
— А почему вдруг говорят, чтоб я муху не мучил? — забасил
Петров-второй.-- Если мне доставляет удовольствие...
— А мама говорит, что я должен свою собаку кормить. А с какой стати
мне о ней заботиться? Она для меня никогда ничего не сделала!..
— Стоб не месали вступать в блак,-- пискнул тоненький голосок.
— А кроме того, мы требуем полного и тайного женского равноправия.
Мы возмущаемся и протестуем. Иван Семеныч нам всё колы лепит, а в
женской гимназии девчонкам ни за что пятерки ставит. Мне Манька
рассказывала...
— Подожди, не перебивай! Дай сказать! Почему же мне нельзя
воровать? Раз это мне доставляет удовольствие.
— Держи дверь! Напирай сильней! Приготовишки ломятся.
— Тише! Тише! Петька Тузин! Председатель! Звони ключом об
чернильницу — чего они галдят!
— Тише, господа! — надрывался председатель.-- Объявляю, что
заседание продолжается.
Иванов-третий продвинулся вперед.
— Я настаиваю, чтоб лассуждали пло молань! Я хочу пло молань
говолить, а Сенька мне в ухо дует! Я хочу, чтоб не было никакой
молани. Нам должны всё позволить. Я не хочу увазать лодителей, это
унизительно. Сенька! Не смей мне в ухо дуть! И не буду слушаться
сталших, и у меня самого могут лодиться дети... Сенька! Блось! Я
тебе в молду!
— Мы все требуем свободной любви. И для женских гимназий тоже.
— Пусть не заплещают нам зениться! — пискнул голосок.
— Они говорят, что обижать и мучить другого нехорошо. А почему
нехорошо? Нет, вот пусть объяснят, почему нехорошо, тогда я
согласен. А то эдак все можно выдумать: есть нехорошо, спать
нехорошо, нос нехорошо, рот нехорошо. Нет, мы требуем, чтобы они
сначала доказали. Скажите пожалуйста — "нехорошо". Если не учишься
— нехорошо. А почему же, позвольте спросить,-- нехорошо? Они
говорят — "дураком вырастешь". Почему дурак нехорошо? Может быть,
очень даже хорошо.
— Дулак — это холосо!
— И по-моему хорошо. Пусть они делают по-своему, я им не мешаю.
Пусть и они мне не мешают. Я ведь отца по утрам на службу не гоняю.
Хочет — идет, не хочет — мне наплевать. Он третьего дня в клубе
шестьдесят рублей проиграл. Ведь я же ему ни слова не сказал. Хотя,
может быть, мне эти деньги и самому пригодились бы. Однако смолчал.
А почему? Потому что я умею уважать свободу каждого
ин-ди...юн-ди...ви-ди-ума. А он меня по носу тетрадью хлопает за
каждую единицу. Это гнусно. Мы протестуем.
— Позвольте, господа, я должен все это занести в протокол. Нужно
записать. Вот так: "Пратакол засе..." "Засе" или "заси"?
"Засидания". Что у нас там первое?
— Я говорил, чтоб не приставали локти на стол...
— Ага! как же записать?.. Нехорошо — "локти". Я напишу
"оконечности". "Протест против запрещения класть на стол свои
оконечности". Ну, дальше.—
-Стоб зениться...
— Нет, врешь, тайное равноправие!
— Ну ладно, я соединю. "Требуем свободной любви, чтоб каждый мог
жениться, и тайное равноправие полового вопроса для дам, женщин и
детей". Ладно?
— Тепель пло молань.
— Ну ладно. "Требуем переменить мораль, чтоб ее совсем не было.
Дурак — это хорошо".
— И воровать можно.
— "И требуем полной свободы и равноправия для воровства и кражи, и
пусть все, что нехорошо, считается хорошо". Ладно?
— А кто украл, напиши, тот совсем не вор, а просто так себе
человек.
— Да ты чего хлопочешь? Ты не слимонил ли чего-нибудь?
— Караул! Это он мою булку слопал. Вот у меня здесь сдобная булка
лежала: а он все около нее боком... Отдавай мне мою булку!..
Сенька! Держи его, подлеца! Вали его на скамейку! Где линейка?..
Вот тебе!.. Вот тебе!..
— А-а-а! Не буду! Ей-богу, не буду!..
— А, он еще щипаться!..
— Дай ему в молду! Мелзавец! Он делется!..
— Загни ему салазки! Петька, заходи сбоку!.. Помогай!..
Председатель вздохнул, слез со стула и пошел на подмогу.
Н. А. Тэффи
|
</> |