Передышка от дефицита
soviet_life — 11.07.2010Тридцать лет назад в Москве открылась Олимпиада-80 – первые
Олимпийские игры в социалистической стране. Но запомнились не
состязания, а импортные товары, явившиеся в советскую
повседневность: фанта, кола, пластиковая посуда, вельветовые брюки,
финские джемы. Для москвичей Олимпиада означала: дефицит временно
отменяется.
Тем летом и без того малонаселенная по нынешним меркам Москва
напоминала сюрреалистическое сновидение: чистые пустые кварталы и
магистрали с редкими фигурками москвичей. На каждом углу улыбался
олимпийский Миша с колокольчиками и плыли, бежали и стреляли из
лука пляшущие человечки – пиктограммы, придуманные архитектором
Николаем Белковым. Москвичи оказались в огромном, как монгольская
степь, полупустом городе, в котором ни толчеи, ни сутолоки, ни
очередей.
Последнее было особенно удивительно, так как именно в длинных
очередях, змеящихся за колбасой, сыром и мясом, обычно скапливался
народ. Теперь народ не скапливался нигде – разве что на Таганке,
когда хоронили Высоцкого. Тогда в Москве усмехались: Олимпиада-80 –
это спартакиада стран Варшавского договора. Из-за советского
вторжения в Афганистан в Москву не приехали 64 страны, среди
которых США, ФРГ, Япония, Китай. Но всем и так было понятно, что на
нашей Олимпиаде спорт не главное. К телевизорам усаживались с
чувством: ура, это случилось у нас! Все смотрели не на спортсменов,
а на графическое панно, танцы с лентами, живые картины и улетающего
Мишку. Это первая наша Олимпиада, и обещают, что не последняя. Игры
приравнивали к полету Гагарина – такой же космический прорыв за
пределы возможностей. Олимпиада-80 приоткрыла советским людям
кусочек лучшей жизни, более мягкой и человечной, чем та, к которой
они привыкли. Приоткрыла и закрыла. «Сегодня мягче и добрей станет
все человечество», – с модным прибалтийским акцентом пел Тынис
Мяги, и сидевшие у телевизоров утирали слезы. Олимпиада длилась
шестнадцать дней, и, когда на церемонии закрытия в воздух поднялся
симпатичный Миша, многие ощутили – кончилось что-то хорошее. Жаль,
что быстро. Диссиденты хохмили: Миша на своих шариках в Израиль
полетел (больная тема тех лет – выезд евреев и визовые сложности).
Полетел Миша не в Израиль, а на окраину Москвы, где упал на пивной
ларек и чуть не убил двух алкашей.
Кола, фанта, сервелат
Но для большинства
Олимпиада расшифровывалась просто – другая жизнь. Москвичи приехали
в новую жизнь, в улучшенную повседневность. Почти что в коммунизм,
который Хрущев обещал построить в масштабах страны к 1980 году.
Запоминались не рекорды, а вещи, не достижения, а товары.
Советскому знаку качества в 1980 году уже никто не верил – его
лепили на что попало. Ценились заграничные вещи, и новый знак
качества назывался «фирма». В последние годы правления Брежнева с
продуктами стало туго, в гастрономах товары изредка «выбрасывали»,
а кто не успел – тот опоздал. Случалось это обычно в конце
квартала, и цитировали шутку Жванецкого: дожить бы до 31 декабря
1999 года – конец квартала, конец года, конец столетия и (даже не
верится) тысячелетия – сколько товаров тогда выбросят!
А тут Олимпиада – большой праздник с иностранцами. Выходило, что москвичи тоже стали немножко иностранцы, получив в подарок заморские продукты. Во-первых – фанту! О, как ее любили! Как спешили ее попробовать! В советских магазинах не продавали ничего, что имело бы столь жгучий цвет. На фоне ситро и газировки из автоматов (за одну копейку без сиропа и за три с сиропом), разливного яблочного сока в перевернутых конусах и лимонада «Буратино» фанта представлялась настоящим прорывом. Ее считали спортивным напитком, как и колу, которую начали производить в 1979 году на Московском заводе безалкогольных напитков. Потом, конечно, разочаровались. Но первоначальное ощущение было, что наконец-то у нас появился настоящий американский напиток -оранжево-жгучее ситро. Почти никто не знал, что фанта не американское, а немецкое изобретение, усовершенствованное итальянцами. В 1941 году немецкому подразделению «Кока-колы» надо было чем-то загружать производство, и немцы изобрели офицерскую шипучку из яблочного жмыха. Пятнадцать лет спустя итальянцы усовершенствовали технологию, сделав фанту апельсиновой и добавив напитку южной беспечности.
Фанту продавали в розлив в бумажных стаканчиках в ГУМе, на ВДНХ, в Сокольниках и других людных местах, стаканчик стоил 20 копеек. Каждый глоток пах Диким Западом. Про фанту ходили фантастические слухи: рассказывали, что она разъедает пищевод - достаточно на ночь положить в эту шипучку кусочек мяса, чтобы убедиться в пагубных последствиях употребления напитка. Или попробовать почистить едкой колючей жидкостью сковородку. Но в эти легенды не очень-то верилось: натуральные продукты у советских людей были не в чести. Напротив, ценилось все искусственное, сложносоставное. Картошка, она ведь тоже простая и натуральная, и грузинский чай, именуемый в народе «трухой», – проще некуда. Фанту, колу и пепси (старушки называют ее нефтью) в СССР полюбили именно за таинственность их сложного химического состава, не воспроизводимого в домашних условиях. Во-вторых, в магазинах и буфетах появились салями, сервелат, джемы, майонез, горчица в тюбиках, соки с трубочками - все финское. Нашему нарпиту с обслуживанием Олимпиады было явно не справиться, и продовольственное обеспечение отдали финнам. Финские продукты поражали расфасовкой. Точно они были предназначены для карликов. Мини-сливки, мини-хлеб, микро-масло. Что же это у них принято есть гомеопатическими порциями? Только попробовал, и все? Наши люди не были потребителями, они даже не знали, что такое йогурт, хотя иногда встречали это слово в кулинарных книгах социалистических стран. Сегодняшняя круглосуточная палатка, переливающаяся разнокалиберными бутылками и этикетками, повергла бы их в шок. Удивлялись финской горчице в тюбиках: это совсем не то, что мы привыкли мазать на хлеб в «Сосисочных». А про финские упаковки - кто же знал, что они для самолетов и отелей, а не для повседневной жизни? Были и большие банки с джемами, продавались тоже только в Москве, и провинциальные зрители культового фильма «Вам и не снилось» возмущались тем, что мама учительницы выскребает домашнее повидло из финской банки, хотя и привозит ее из провинции. Вкус заморских продуктов улетучивался быстро, а упаковки запоминались навсегда, как первая любовь.
Накануне Олимпиады в магазинах появились импортные аудиокассеты, которые продавались блоками по 9 рублей за штуку. До этого японские кассеты «SONY» можно было купить только у спекулянтов, и стоили они 25 рублей. В магазинах свободно лежали только советские МК-60 по 4 рубля, но их никто не брал – они скрипели и быстро зажевывались. Вообще в 1980 году магнитофоны в основном – неподъемные катушечные ящики с бобинами, но все уже мечтают об импортных двухкассетниках с функцией реверс. Прилагательное «японский» ассоциировалось с чудесами электроники, про японский магнитофон ходила байка, что если у него снять заднюю панель, то он мгновенно воспламенится – так хитроумные японцы берегут свои секреты.
Еще одно потрясение – одноразовая пластиковая посуда. Из финских пластиковых стаканчиков во время Олимпиады пили и газировку, и фанту, и чай, и ситро. В советском общепите до того были два основных вида стаканов – граненые и бумажные. Граненые, многоразовые, стояли в автоматах с газировкой, разбить их было практически невозможно: граненый стакан тем и был славен, что хоть об асфальт бей – он цел-целехонек. И даже если дрожащими руками налил в него то, что так долго «соображал на троих», а потом, увы, не удержал – напиток утрачивался до капли, а подлая стекляшка – без единой царапины. Бумажные стаканчики делались из светлого картона и, хотя и были они весьма экологичными, мгновенно давали течь. За это их недолюбливали: пьешь горячий кофейный напиток, а потом долго отстирываешь светлые брюки. Обычно бумажные стаканчики вставляли один в другой и в таком виде использовали. Олимпийская пластиковая посуда была разных цветов и не текла, что бы – горячее или холодное – в нее ни наливали. Мысль, что пластик может выделять вредные вещества, в голову не приходила: чтобы увидеть в вещи минусы, надо к ней привыкнуть.
Неужели «Мальборо»?
Курильщикам запоминались в основном сигареты «Мальборо»,
появившиеся в свободной продаже. Именно их, а не «Вин-стон», не
«Честерфилд», не «Лаки Страйк» считали у нас настоящим западным
куревом, эталоном мускулинности. Что было довольно курьезно:
все-таки «Мальборо» – поначалу слабые дамские сигареты с красным
фильтром, скрывавшим следы губной помады. Серьезные курильщики
предпочитали что покрепче и без фильтра. Ковбоя Мальборо придумали
значительно позже, в 1950-е, когда врачи установили связь курения и
рака легких и повели наступление на никотин. Но у нас про
сомнительное происхождение ковбойского бренда ничего не было
известно: «Мальборо» в СССР – мечта всех курильщиков мужского пола
от 10 до 50 лет. Самый известный школьный розыгрыш начала 80-х:
где-нибудь на школьном дворе или туалете вам протягивают
красно-белую пачку – возьми, мол, угостись. Наступает блаженный миг
онемения: КАК?! Неужели Marlboro? Эффектно откидывается картонная
крышечка, флип-топ, упаковка обнажает краешек золотистой фольги –
и, вот оно подступающее блаженство, настоящий глоток заокеанской
свободы... После чего из пачки вынимается «Прима» или, в лучшем
случае, болгарские «Родопи». Московские модницы ходят с
целлофановыми пакетами, на которых написано «Marlboro», – этот
целлофан привозят из-за границы или покупают у
кустарей-изготовителей. Чтобы пакеты дольше служили и не рвались,
внутрь вкладывают пляжную сумку, a «Marlboro» служит ей
суперобложкой.
Если весной порыться в старом дачном гараже, есть шанс извлечь на
свет дряхлые вещи с олимпийской символикой. Сумку-холодильник с
эмблемой Олимпиады в виде сходящихся беговых дорожек со звездой.
Или флакон одеколона «Миша» в форме олимпийского Мишки, на донышке
фиксированная цена - 12 руб. Олимпийскую символику штамповали на
многих дефицитных товарах, вдвое завышая цену В итоге - дефицит
лежал на прилавках и не заканчивался.
В те летние дни москвичам везло не только на деликатесы и зрелища, но и на средства передвижения. Предполагалось, что гости Олимпиады будут спускаться в метро: для западных людей, привыкших к своим строго функциональным подземкам, наш метрополитен - почти музей. Поэтому метро очень преобразилось к Олимпиаде. На станциях над входом в туннели укрепили электронные часы с указанием часов, минут и секунд. Сменяющиеся каждую секунду большие цифры 01,02,03 приводили в восторг детей, которые вообще любили метро, особенно его (не надо морщиться) запах. Была даже излюбленная игра – приникнуть к вытяжке и вдыхать. Эскалаторы работали быстрее обычного, и по всем веткам пустили вагоны, освещенные яркими люминесцентными лампами. Тоже диковинка: до этого старые вагоны освещались приглушенными лампами в форме конфет «Вечерний звон». За несколько дней до открытия Игр в метро начали по-английски объявлять названия станций - иностранные слова звучали, как музыка. Для рядовых граждан выехать в Европу - все равно, что слетать на Луну. На Луну даже вероятнее, недаром ведь столько лунных атласов выпускали... На едином проездном билете появились надписи на разных языках: «ticket», «billet de transport», «fahrkarte». Эти билетики, как и прочие вещи с олимпийской символикой, потом долго хранились под стеклом на письменном столе по соседству со школьными грамотами за успеваемость.
он играет джаз...
Олимпиада всколыхнула московскую, а значит, и всю советскую моду.
Конечно, она не имела такого решающего влияния на одежду, как
фестиваль молодежи и студентов 1957 года, но свежую струю внесла.
Без Олимпиады модницы 80-х мечтали о джинсах, платьях сафари с
погончиками и застежкой спереди, как у домашнего халата, заколках
для волос «автоматик» и футболках «Газета». Про эти футболки писали
фельетоны: теперь не надо брать газет в дорогу, и без того есть что
почитать в метро – газетные полосы выложены на спинах сограждан,
жаль только, что почти все на английском. Олимпиада добавила в
модный гардероб вельветки, ветровки и кроссовки. Выяснилось, что
джинсой уже все наелись. То есть по-прежнему модно, но! Иностранцы
ходили по Москве в вельвете, и всем хотелось переодеться в такие же
мягкие бархатистые штаны. После Олимпиады по Москве бегали грузины
и спрашивали, где взять «вельфет».
Куртки-ветровки выдавали тем, кто следил за общественным порядком. Поражало, что они сшиты из какой-то необычной на ощупь, непромокаемой, а главное - стильно вздувающейся на ветру ткани. Ветровки подразумевали походную романтику, независимый образ жизни и очень гармонировали с закатанными рукавами и штанинами, на которые пошла мода.
В 1979 году, в преддверии Олимпиады, в СССР начали импортировать кроссовки «Адидас», и они сразу же получили статус выходной обуви. Двустишие «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст» перефразировали в «Тот, кто носит «Адидас», завтра родину продаст». Девушки с восхищением смотрели на парней в кроссах с темно-синими полосками и трилистником. Сами же девушки носили «адики» с чем угодно, даже с юбкой. Джинсовая мини и ноги в носках и кроссовках – мода начала 1980-х. За попытку поиграть в «адиках» в футбол можно было получить по мозгам от родителей: покупали в гости ходить, а он в них по двору гоняет. Учителя физкультуры косо смотрели на тех, кто являлся в таких супермодных шузах на уроки: «Можешь в них на дискотеку идти!». «Адики» берегли и реставрировали, когда кроссовки изнашивались, то фирменную подошву приделывали к домашним тапочкам, а лейбл пришивали на куртку. Как и прочую фирму, «адидасы» подделывали, иногда на них можно было прочитать: Adidasa или Adidos, но в основном кустари-подельщики все же знали свое дело, точно копируя обувной оригинал.
Олимпиадное изобилие имело, конечно, свою теневую сторону. Потому что изобилие - всегда соблазн. Олимпиада – это буржуйский шик, советский вариант капитализма, а капитализм развивает в людях усложненные качества. Если раньше воровали все, что плохо лежит, теперь стали сравнивать, выбирать, проявлять чудеса изворотливости.
Из пресс-центра Олимпиады на «Парке культуры» исчезали оранжевые
пишущие машинки «Оливетти» (отечественную «Ятрань» даже не
тронули), а с олимпийских складов пачками выносили качественные
тренировочные костюмы с надписью «СССР» на груди. Только сдали в
эксплуатацию трек в Крылатском, собирались делать разметку, как
выяснилось, что украдена специальная краска, привезенная из Англии.
Ночью с трека кто-то срезал 10 метров покрытия, вероятно,
намереваясь сделать из него ковровую дорожку.
Буржуазность явно проникла в умы и сердца советских людей.
Маленькая репетиция жизни в «обществе потребления» прошла
успешно.
Лезвие в жвачке и прочие страшилки
Вокруг олимпиадных вещей, привозимых из заграницы, витало множество
слухов. Они были желанны, но очень-очень опасны. В приобретении
дефицитных вещей всегда был элемент риска. Фарцовщики могли
подсунуть вместо пары джинсов обрезанную штанину, вместо «фирмы»
подделку. Времени на примерку обычно не было -прятались по
подъездам и подворотням и в результате покупали кота в мешке.
Олимпиада добавила к саге несбывшихся надежд свои страхи и слухи.
Газеты зомбировали население, пугая врагами, озабоченными тем, как
сорвать первые социалистические игры и протащить в СССР всякую
дрянь. Характерная заметка в июльском номере «Правды»: «Турист из
США Даниэл Эстман упаковал листочки антисоветского содержания в
коробку с кофе и банки из-под сухого молока. Нужно было обладать
непостижимым чутьем и находчивостью советских таможенников, чтобы
встряхнуть банки и понять, что внутри нет характерного шепота
сыпучего материала». Антисоветчина антисоветчиной, это не
смертельно, куда страшней, что вместо американского кофе вы могли
купить у фарцовщика 200 граммов вещества неведомого происхождения и
отравиться. Детей пугали импортной жвачкой, которую нельзя брать у
добрых иностранцев: они на самом деле лезвие туда засунули.
Расхожая страшилка-80 - история про то, как один юноша купил
американские джинсы, а у них в боковых швах оказалось ТАКОЕ, что он
потом всю жизнь лечился. Рассказывали, что империалисты закинули в
Москву футболки с олимпийским мишкой, который после стирки
превращался в злобного оскалившегося медведя. А какой-то негр
провез в столицу чемодан жвачки с сифилисом. Другой злодей протащил
через таможню коробочки с блохами: хотел выпустить их во время
матча, чтобы советские зрители начали чесаться и в таком
непотребном виде были запечатлены на кинокамеры и показаны в
американских новостях.
Но как бы власти ни боролись с вещизмом, в эти шестнадцать дней москвичи почувствовали вкус другой жизни. Той жизни, в которой не выстраиваются в очередь за колбасой, а открывают неизведанные ароматы, смакуют деликатесы и стремятся к лучшему. Сами того не подозревая, москвичи жили, как живут герои западной рекламы, - удивленно и непресыщено. Как бы они поразились, увидев себя самих через 30 лет, апатично сгружающих устоявшийся набор продуктов в тележку супермаркета! Или сонно извлекающих пятую куртку из пятистворчатого шкафа. Такое изобилие и без всяких эмоций! И ведь прав был Достоевский: ко всему подлец-человек привыкает...
Татьяна Скрябина.
© Forward Media Group, 2010;
© Журнал STORY, №7-8 июль-август 2010.
Еще материалы на эту тему:
Летние Олимпийские игры 1980;
ОЛИМПИАДА-80 –
СОБЫТИЕ ВЕКА – Авторский проект Алексея Чарыкова;
Советские
плакаты «ОЛИМПИАДА-80»;
Олимпиада-80.
|
</> |