Папа заранее предвкушал и верил в то, что армия меня

veoral — 20.01.2012 Папа заранее предвкушал и верил в то, что армия меня исправит.
Мама предупреждала, что если я попаду в боевые войска, она меня убьет.
Оба страшно переживали, ибо восемнадцать лет до этого самого момента радовались, что уж что-что, а армия их дочери не грозит.

За полгода до призыва я рвалась в вышеупомянутые боевые войска.
За три месяца я страшно засомневалась и решила - будь что будет.
В ночь призыва стало ясно, что дело темное и что-то мне уже никуда не хочется.

Утром мама с папой заобнимали до смерти, посадили в автобус с толпой таких же полузадушенных мальчиков и девочек, и только тогда я поняла, что - несомненно - влипла.

***
Мои бывшие одноклассницы - близкая подруга и соседка по столу - вместе со мной сдавали отпечатки пальцев, фотографировались для удостоверения. Где-то между развозками на базу и получением формы нас разделили.
После часа очереди в кабинет Великого Начальства меня наконец приняли и сообщили: секретарь, общий призыв. Мое лентяйшество выдохнуло и приготовилось отмучиться с неделю, а затем отслужить где-нибудь в Беер-Шеве, ходя на службу как на работу.

***
Добрую пару сотен девочек ночью привезли, высадили и в кромешной темноте гоняли с места на место, замахиваясь на звание бессмысленнейшего издевательства в мире. Надолго ли мы там, куда нас везут и когда в конце-концов дадут поспать, было неясно. Наконец нас оставили в покое на футбольном поле и одна из девочек прознесла ужасное: "мы здесь на две недели, я в туалете подслушала!".
Две недели курса молодого бойца! Мне стало так плохо, что срочно нужна была реанимация. Мама по сотовому убеждала, что неделя, не больше, и вообще на выходные отправят домой, и нечего так расстраиваться.

Была глубокая ночь. Всех девочек вновь куда-то погнали под суровые крики, кому-то досталась порция наказаний за малейшие ослушания.
- Ваш курс будет длиться два с половиной месяца. Жить будете вот в этих палатках, разбейтесь на группы!

***
Всех окликали по имени, разделяя на группы.
- Вера! - раздался крик суровой на вид девушки с погонами.
- Тут! - раздалось из двух концов кривого построения.

Так мы и познакомились. Вторая Вера оказалась на курсе совершенно случайно, ей, как спортсменке, вообще не полагалось быть с нами, но тем не менее она была, и была со мной все эти два с лишним месяца. Подозреваю, что выдержала во многом благодаря ей и ее плееру, ради прослушивания которого по ночам определенно стоило прожить еще день.

***
Утро на курсе начиналось до восхода солнца. Форма была то невероятно велика, то слишком мала, обувь жала и почему-то постоянно пачкалась. Чистить ее заставляли постоянно, и если попасться на глаза сержантам, можно было остаться на выходные на базе, а не поехать домой.
Последним пугали все два месяца. Не успеешь собраться за 20 минут - останешься на базе, не сдашь экзамен по использованию противогаза - останешься на базе, нахамишь сержантам - останешься на базе, не заправишь рубашку в штаны - ост...
Роль сержантов на курсе молодого бойца - вести себя так, будто объявили кастинг на роль Главного Злодея Вселенной, и решительно вся израильская армия (а на тот момент начальство военной базы новобранцев были для меня всем ЦАХАЛем одновременно) принимала участие в этом спектакле насилия и унижений. Виртуозное собирание окурков, выдергивание сорняков при сокораградусной жаре на скорость, фокус по превращению черных сапог в еще более черные, традиционная игра "а давайте я придумаю нечто, а вы это выполните за 60 секунд?" - все это было лишь началом нашего обоюдного времяпровождения. 


***
Всю вторую неделю я плакала навзрыд, ходя вокруг палаточного лагеря, как тигр по клетке. В первый же день после возвращения из дома нас повезли разбирать боеприпасы, оставшиеся после Второй Ливанской войны. Там были совершенно другие люди: улыбавшиеся нам офицеры, разрешившие ничего не делать и рассказывавшие о том, что было во время войны, там были те самые солдатки с улыбками на лицах и кротким нравом, которых я видела в Беер-Шеве, там...
Вечером нас вернули на базу, и когда всех отправили в душ, я осталась лежать на псевдо-кровати в палатке и плакала: страдали моя свобода воли, самолюбие, самостоятельность и независимость. Я была потной, грязной и наверняка неприятно пахнущей, но я бы не смогла встать с кровати даже под прицелом. Меньше всего на свете мне хотелось видеть маленькую, идеально круглую девушку в море пены, поющую под душем популярнейшую во время войны песню про Насраллу, и вообще хотелось к маме. 

Я кляла себя, что подписалась на все это, что не попросила, как все разумные девушки, освобождение от службы в армии в обмен на волонтерство где-нибудь в больнице, что довыпендривалась, в конце-концов. Мама на том конце сотового пыталась успокоить, как только могла, кричала "да ты же моя дочь, ты сильная, ты справишься!" и говорила, что два года пролетят быстро, я и не замечу.
Не замечу... я думала о двух годах и начинала плакать еще сильней. Одно было ясно: бежать - не выход, мама права и терпеть придется, поэтому нужно сжать зубы и пережить этот курс. А дальше все будет так, как я и планировала: каждый день дома, служба в Беер-Шеве, принятие душа в одиночку, а не с толпой обнаженных девиц.

***
- ... А теперь взяли мешки, бронежилеты и автоматы и бегом перенесли во-он в тот конец лагеря! - заорал единственный мужчина-сержант на весь лагерь. Как только первая часть девушек ринулась вперед, его взору открылась удивительная картина тотального непослушания: он увидел меня, плетущуюся в самом конце табуна с одним лишь бронежилетом в руках. - Ты почему все не взяла?! И почему не бежишь?! Ты хочешь повести выходные, драя на базе кухню?! - заорал сержант.
- Я не буду все это тащить. Я не собираюсь бежать по такой жаре с автоматом. И вообще, мне папа запретил поднимать тяжести. - ответила я. Наверное меня спасло то, что сержант ожидал чего угодно, но только не упоминания папы.
- А я сказал, взяла все в руки и побежала!
- Бежать я не буду, у меня разрешение не бегать имеется. А нести все это вместе я не буду, потому что мне не разрешает папа, и можете оставлять меня на выходные на кухне.

Тогда меня пронесло, хотя я заранее точно решила, где не буду уступать ни под какими угрозами. Больше ко мне с приказами таскать тяжести не обращались.

***
Кормили ужасно. И если завтрак с его вареными яйцами или омлетом еще можно было перенести, то плавающие в масле огурцы на обед и пересушенные до сухариков шницели - нет.

Ради завтрака нужно было построиться и по парам мыть руки. Перед построением - пересчитаться, после пересчета красиво доложить об этом сержантам. Я жутко завидовала мужским отрядам на базе: по ним было видно, что им во-первых весело, а во-вторых запугать выходными на базе явно не получится: они и сами останутся, на то и мальчишки.

***
Автомат М-16 был самым страшным моим кошмаром. Всех новобранцев до смерти запугали историями о том, что если потерять автомат, то посадят в тюрьму на годы, и потому на все два с лишним месяца М-16 наш брат, друг, близнец и чуть ли не часть тела. С автоматом нужно было находиться непрерывно, 24 часа в сутки, включая туалет, душ, сон и обед. Напуганные угрозами похитить плохо лежащий автомат, девушки клали его под матрац во время сна, вешали напротив душевой кабинки во время купания и не внимали с плеча целый день.

Я приезжала домой, и папа сжимал зубы от вида кровоподтеков на моем теле. Автомат бил по бокам и попе, на груди красовались огромные синяки от держания автомата в определенной позе, а на бедра было страшно смотреть. Мне же казалось совершенно невозможным не то, чтобы стрелять из него, а всего-то удержать в руках.
Однажды нас повели на стрельбище и неожиданно выяснилось, что один сплошной синяк по имени Вера на удивление умеет стрелять. Во-первых, с открытыми глазами, а во-вторых очень даже в цель.

- Молодцы! - сказали нам, уставшим и больше похожим на трупы, - Теперь вы умеете стрелять, а потому с заврашнего дня вступаете на дежурства на постах. Охранять базу будете.

***
На следующий день нас провели по всему лагерю и показали страшное: бункеры, обзорные вышки и посты. Вечером вывесили список дежурств, каждая из нас дежурила каждые 6 часов.
...Не помню, сколько раз я дежурила и где, как было и чего не было, но один раз запомнился: я стояла у вышки у самого забора военной базы, а там, за забором, всего в нескольких метрах, проносились машины, стоял светофор, куда-то ехали люди, куда-то спешили, откуда-то возвращались. Возвращались домой.
Как же я хотела с ними поменяться, как не хотела быть здесь, быть в форме, стоять ночью в бронежилете, с автоматом! Другие девочки боялись диких лисиц и страшных привидений (лисицы за два месяца приелись, но привидения, особенно у бункера, определенно вселяли зловещий ужас), я же боялась, что два года будут тянуться целую вечность.
После дежурства я в одежде упала на кровать и не проснулась даже когда палатку залило октябрьским дождем и крыша обвалилась.
До конца курса оставалось две недели. В тот день я решила, что будь что будет, но выходные на этой неделе, в которые все должны были остаться на базе, пройдут без меня - о чем незамедлительно сказала начальству. Начальство посмеялось, но через пару дней сказало: "едь в Беер-Шеву". Я была единственной, кому удалось выпросить подобное разрешение. С детства умела убеждать, особенно когда смотришь полными слез и ужаса глазами.

***
В день присяги нам впервые дали накраситься, одеть парадную форму и пару-тройку часов времени подготовиться. Девочки волновались, шептались и о чем-то советовались, мы фотографировались и радовались присяге армии (какая-то фотография даже есть у halbien_xoto). Я же радовалась тому, что все это наконец закончится.
Присяга была красивой. Вообще место было сказочным, особенно рассветы: вокруг базы была цитрусовая роща, по деревьям летали зеленые попугаи, а рассвет с видом на израильские долины был тем прекрасным подарком, ради которого подъем ранее пяти утра имел смысл быть.

***
На следующее утро нам разрешили поехать домой и уже совершенно ласково и тепло прощались. Я не верила, что пережила это и не верила, что теперь-то будет мне счастье на базе в Беер-Шеве, и чтобы каждый день домой, и чтобы...

... Распределение было после обеда. Из вагончика вышла девушка, оглянула толпу только-только закончивших курс молодого бойца девушек и громко произнесла:
- Все вы предназначаетесь для службы в закрытых базах.
- Что такое закрытые базы? - спросила я.
- Это места, где домой возвращаются на выходные или реже, - ответили мне, и у меня потемнело в глазах. Недолго думая, я подбежала к двери вагончика и постучалась. Дверь открыл мужчина с погонами на плечах.
- Скажите, а нельзя ну совсем никак отправить меня на службу где-нибудь возле дома? Ну хоть что-нибудь, ну пожалуйста!
Офицер долго на меня смотрел, а затем махнул рукой.
- Почему нельзя, можно. Я что-нибудь придумаю.

И закрыл передо мной дверь.

***
Нас вызывали в вагончик поодиночке. Девушки выходили заплаканные и обреченные, я ждала. Наконец позвали и меня.
- Вера. Вера С. - задумчиво произнес офицер, с которым я говорила, я же смотрела на него с надеждой и ждала. - Это ты хотела возле дома? Ну что ж, будь по-твоему.
Он написал что-то на направлении и протянул мне, рукой указывая на выход. Уже у самой двери я прочла направление: "Девизия Газы".
Выходя, я не плакала, да и обреченности у меня не было. Я всего-то не знала как сказать маме, что ее дочь умудрилась попасть в самое опасное место в армии: в Газу.

(продолжение следует...)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив