Палач-хапуга и находки школьников

Тимофей Куприй

Митрофан Сыромятников

Народный суд Киевского района города Полтавы 26 сентября 1959-го рассматривал вполне заурядное и даже типичное для советской эпохи дело. Проворовался директор базы. Конечно, база есть база — всегда есть что украсть. Дело-то заурядное, вот только на скамье подсудимых оказался весьма непростой человек. И в свои 50 с небольшим лет он сохранял быструю реакцию и умение защищаться. Живой, подвижный взгляд и начальственные нотки в голосе выдавали его многолетнюю привычку командовать и подчинять себе людей. Но собравшаяся в зале суда публика вряд ли знала, какое на самом деле жуткое прошлое у подсудимого и сколько кровавых эпизодов в его деятельности.

Бывшего коменданта УНКВД по Харьковской области Тимофея Куприя, а на скамье подсудимых был именно он, судили не за убийства, а за банальные растрату и воровство.

Суд установил, что Куприй, будучи начальником базы «Маслоснаба», продавал «налево» кирпич и продукты, оформлял на подставных лиц фиктивные наряды на якобы выполненную работу. Уж как сумел Куприй произвести впечатление на суд, неясно. Приговор был мягкий: 2 года условно с взысканием суммы нанесенного ущерба в размере 3526 рублей. Хрущевская эпоха вообще отличалась от сталинской большей гуманностью. При Сталине за аналогичное меньше 7 лет лагерей не дали бы. А тут… Правда, приговор был опротестован прокурором как слишком мягкий и решением Полтавского областного суда от 2 декабря 1959-го был отменен, дело направили на новое рассмотрение в суд, а Куприя даже взяли под стражу. Но нашлись заступники в Киеве: прокурор Украинской ССР внес протест на решение Полтавского областного суда, и 19 января 1960-го Верховный суд Украинской ССР отменил определение Полтавского областного суда и оставил в силе приговор районного народного суда, по которому Куприю назначалось прежнее условное наказание.

В общем, обошлось. Куприй оказался на свободе, но, увы, без партбилета в кармане. В октябре 1959-го его исключили из рядов КПСС. С тех пор, сколько бы он ни писал жалоб и писем с просьбой о восстановлении в партии, — ничего не помогало. В партии его так и не восстановили. И никому не было дела до его «великих заслуг» 1940-го. А сам он об этом благоразумно помалкивал, ведя жизнь скромного пенсионера в Полтаве, где и умер от гипертонической болезни 3-й степени 10 декабря 1981-го.

Интересно, как он дошел до жизни такой. Ведь в прошлом — чекист, человек «особой профессии». Как там у Дзержинского: «Чистые руки, горячее сердце, холодная голова». Но это все в теории, а она, как известно, суха. Жизнь и многообразнее, и богаче. Вообще-то его поведение и стиль жизни были нетипичными для бывших комендантов, привыкших к ночным расстрелам. Им обычно свойственны замкнутость, мрачность и, конечно, пьянство как способ заглушить кошмарные видения прошлого.

А что же Куприй — веселый мастак-расхититель?.. Только вот пьянство — это осталось, это как у всех. А в остальном — разительный контраст по сравнению с другими отставными комендантами. Пил не где-то там втихую дома, прячась от людских взглядов. Райком партии 18 июня 1958-го вынес Куприю выговор с занесением в учетную карточку «за пьянку в рабочее время, грубость и оскорбление рабочих базы». На следующий день его сняли с директорского поста. Но и после снятия с должности директора Куприй неоднократно приходил на базу, требовал выплаты денег по фиктивному больничному листу, угрожал рабочим, запугивал их и «оскорблял нецензурными словами» нового директора и бухгалтера. Ну а дальше — суд…

Но это был не первый суд в его жизни и не первое обвинение в хищениях. Тут, оказывается, у него был стаж!

В октябре 1941-го немецкие войска вошли в Харьков. Накануне шла спешная эвакуация советских учреждений. Работники Харьковского УНКВД во главе с начальником управления Сафоновым перебрались временно в город Купянск, затем все дальше на восток, пока не осели в Саратове. По дороге убывал состав управления, людей отправляли в армию, откомандировывали в другие подразделения НКВД. При начальнике неизменно оставались — его заместитель, начальник секретариата, работники бухгалтерии, финансовой части и, конечно, комендант Куприй. Управление кочевало, надо было как-то жить, снабжать себя — в общем, нелегкие тыловые будни.

Непонятно, откуда, как и с чьей помощью вышло наружу, но стало известно: начальство Харьковского УНКВД проворовалось. Как выяснилось, начальник управления Петр Сафонов, его заместитель Иван Кейс, комендант Тимофей Куприй, начальник секретариата Николай Лелюк и два работника финансового отдела «путем составления фиктивных документов занимались расхищением государственных денежных средств». С октября 1941-го по август 1942-го Сафонов, Кейс и Куприй «присвоили и растратили около 76 тысяч рублей из средств, предназначенных для специальных целей комендатуры». Можно догадаться, какие такие «специальные цели». Обычно после проведения расстрелов их участники устраивали выпивку и стол, и им выплачивались дополнительные деньги — так называемые «оперативные». Ну, понятно, если управление в бегах, то не до казней, а значит, экономия средств. А что оставалось Куприю, он «составлял фиктивные расходные документы», получал деньги и передавал их частично начальству, а частично для питания в период эвакуации. Мало того, как выяснилось, Сафонов, «нарушая инструкции и приказы НКВД СССР, незаконно хранил у себя, а впоследствии безучетно расходовал золото, изъятое у арестованных».

Приговор был вынесен 10 июня 1943-го Военным трибуналом войск НКВД Приволжского округа. Петр Сафонов, Иван Кейс, Тимофей Куприй были приговорены к 8 годам лагеря, а заместитель начальника финансового отдела Михаил Козлов к 5 годам. При этом суд счел возможным исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий и направить осужденных в действующую армию.

Так Сафонов и Куприй попали на фронт. Правда, ни тот, ни другой на фронте не задержались. Сафонов пробыл на Брянском фронте простым оперативным работником опергруппы СМЕРШ лишь до сентября 1943-го, а затем устроился заместителем директора электромеханического завода в Харькове. Важно другое: судимость им простили.

В июне 1943-го Куприя отправили командовать батальоном отдела контрразведки СМЕРШ на Брянский фронт. Но уже в ноябре 1943-го он вновь начальник комендантского отдела НКГБ Украины в Киеве. В январе 1944-го его вновь отправили в Красную армию. На этот раз на курсы усовершенствования командного состава, а затем на курсы военных комендантов городов. Высокое доверие! Куприю предстояло возглавлять военные комендатуры в городах, освобожденных Красной армией. В общем-то работа совсем не по его профилю.

В декабре 1944-го Куприй уже в Польше с войсками 1-го Украинского фронта. Служил до февраля 1947-го военным комендантом, представителем Военного Совета Северной группы войск в Келецком воеводстве. Здесь, в Кельце, бравого советского офицера Куприя могли видеть и родственники тех, кого он расстрелял в 1940-м, но им и в голову не могло прийти, кто перед ними.

И здесь не удержался. Парткомиссия Северной группы войск объявила Куприю в 1946-м выговор «за перерасход трофейных продуктов для личного состава». В феврале 1947-го служба Куприя в Советской армии закончилась, а на работу в госбезопасность его уже не взяли. Карьера завершилась. Теперь он осваивает новую полюбившуюся ему сферу деятельности — рабочее снабжение, заведование базами. Работа в распределителе благ, где все под рукой и своя рука владыка, — отличное, но опасное занятие. Давно известна цепочка: товаровед, заведующий складом, арест, суд, тюрьма…

За без малого два года оккупации Харькова немцами тайна массового захоронения польских граждан в Пятихатках не была раскрыта. Но уже в 1960-е раздался тревожный сигнал. Дети — они всюду суют свой нос! Вездесущие подростки, шастающие после школы по округе, взялись раскапывать массовое захоронение. Ученики 5—6-х классов из Пятихаток нашли обручальное кольцо, пуговицы с польским орлом и другие предметы, оказавшиеся во рвах вместе с костями расстрелянных.

Председатель КГБ при Совете министров Украинской ССР Виталий Никитченко 7 июня 1969-го проинформировал о произошедшем председателя КГБ Юрия Андропова:

«УКГБ по Харьковской области 2 июня 1969 года был получен сигнал о том, что в лесу, около поселка Пятихатки, неизвестными лицами вскрыта могила массового захоронения. При проверке на месте оказалось, что в лесу, на удалении примерно 100 метров от шоссе Харьков — Белгород, на площади радиусом примерно 50 м имеется множество провалов почвы глубиной до 70 см в виде прямоугольников 3 х 6 и более метров. Один провал разрыт на глубину до 1 метра, где видны кости и черепа людей. Часть костей разбросана около вскрытой ямы. Там же имеются остатки военной обуви иностранного производства. <�…> Установлено, что в указанном месте в 1940 году УНКВД по Харьковской области было захоронено значительное количество (несколько тысяч) расстрелянных офицеров и генералов буржуазной Польши, останки которых и обнаружены детьми при случайных обстоятельствах»^{Никита Петров}

^{От редакции. Книга Никиты Петрова о тех, кто участвовал в расстрелах польских военнопленных в 1940 году, готовится в издательстве «Центра польско-российского диалога и согласия» в Варшаве.}