"Особое отношение" Арины Николаевны

tanja_tank — 28.02.2018 Продолжаем "школьную" тему. Сегодня у нас история "необычных" отношений ученицы и учительницы. Удивительное дело: столько заботы, участия, "особого отношения" было со стороны литераторши Арины Николаевны - а девочка выскочила из школы как ошпаренная и полностью разорвала с учительницей все контакты...

...Насколько мы в ответе за тех, кого "приручили"? И зачем вообще "приручать"? Не для того ли, чтобы получить власть?..

В этой истории учительница воспользовалась эмоциональной уязвимостью девочки после драматического опыта, "подсадила" ее на себя, сымитировав принятие и безусловное понимание, а затем начала эмоционально раскачивать. А "бонусом" подвесила девочку на предмет "особой" любви между ними...

"Всё пошло сильно не так с моих четырнадцати лет, когда меня изнасиловали двое парней. Им было восемнадцать и двадцать лет, с обоими я была знакома. Мы общались в одной компании, где все были старше меня, пили вино, курили, и мне казалось, что это очень круто. Друзья из школы не хотели со мной общаться после того, как я их «кинула» ради той компании, я чувствовала себя одиноко, и еще мне было очень страшно – вдруг я беременна или у меня какая-нибудь венерическая болезнь.

Поэтому я рассказала маме, что у меня был секс с «моим парнем», с которым я уже перестала общаться, и попросила отвести к гинекологу. Рассказать правду побоялась. Мне вообще тогда казалось, что осуждать будут меня, а не тех, кто это сделал. У мамы прибавилось седых волос, но беременна я не была и ничего серьезного тоже не нашли. Я обрезала длинные волосы до состояния «под мальчика», практически перестала краситься, стала неброско одеваться.

Тех двоих уже нет в живых – один замерз пьяный в сугробе, второй умер от СПИДа. Логичное завершение. А вот для меня всё самое интересное только началось...

Единственный понимающий человек

Вообще-то я была неглупой и любила учиться, и, самое главное, всегда очень много читала. На этой почве я и разговорилась с учительницей русского языка и литературы, которая к тому моменту в нашей школе работала меньше года, а вообще учителем – больше двадцати лет. Арина Николаевна попросила меня остаться после урока, мы говорили про литературу, она предложила написать исследовательскую работу в следующем году, я загорелась этой идеей.

Как-то незаметно разговор перешёл на моё состояние и происходящее со мной (изменения во внешности вызвали у неё вопросы). Она казалась такой понимающей и, в отличие от абсолютного большинства взрослых, не читала нотаций, не ругала меня, с ней было интересно. Я рассказала ей про ту компанию, про сложности с родителями, про ощущение одиночества. Она выделяла меня из остальных, и мне это нравилось.

Мы разговаривали на переменах и после уроков, я была от неё в полном восторге. Было ощущение, что она единственный человек, который меня понимает.

Потом началось лето, мы закономерным образом прекратили общаться, но я всё время о ней думала. Я много читала, особенно хорошо заходила поэзия Серебряного века, всё воспринималось очень эмоционально, я писала в личном дневнике жутко пафосные вещи, плохие стихи и всё такое, что бывает со многими подростками. Подспудно же я всё время ощущала тревогу; мне постоянно казалось, что со мной что-то не так, я опять начинала бояться, что беременна (хотя прошло уже больше пяти месяцев после изнасилования, и физиологические проявления однозначно говорили об отсутствии беременности), потом начала бояться, что у меня ВИЧ, потом неадекватно реагировала на мелкие сбои в организме (в ухо попала вода и оно заболело – я боялась, что оглохну, и т.д.), мне казалось, что я чувствую, как работает желудок. При этом я всё время мысленно обращалась к А.Н. – мне не хватало её, мне хотелось, чтобы она была рядом, я была уверена, что рядом с ней мне сразу станет легче.

Как-то раз в июне (учителя еще работают, ученики уже отдыхают) я не смогла уснуть до утра, и часов в семь или восемь пошла к школе, надеясь её там «случайно» встретить (не встретила). Первого сентября я ждала как никогда в жизни. Немного боялась, что по каким-то причинам она не будет вести уроки у моего класса. Спросила у своей классной руководительницы, кто будет вести русский и литературу, она заулыбалась, сказала, что А.Н. и прибавила что-то в стиле «она тебя ждёт». Я очень обрадовалась, опять-таки было приятно, что меня выделяют, что она вообще упомянула обо мне, возможно, так же интересовалась, не ушла ли я в другую школу (мама хотела меня перевести после событий предыдущего года). Началась учёба, какое-то время всё продолжалось так же – разговоры на переменах и т.д.

Всё становится не таким безобидным

Через какое-то время я участвовала в олимпиаде, и А.Н. предложила мне взять у неё одну книгу; по причине, которую я не помню, она не стала передавать мне книгу в школе, а попросила встретиться на нейтральной территории. Я забрала книгу, и мы немного погуляли, разговаривая. Меня просто распирало от радости и гордости – как же, иду под руку с самой А.Н., а ведь я всего лишь её ученица.

После этого наше общение стало более частым и более личным; вскоре она завела электронную почту и написала мне, что, чтобы в школе не возникало лишних вопросов, мы можем общаться здесь. Естественно, я согласилась. Мы писали друг другу письма, я часто провожала её домой после уроков, и мы общались в школе – я училась в первую смену, а она работала в две, во второй смене у неё был собственный кабинет и периодически были «окна». Во время них я сидела у неё – мы пили чай, я иногда проверяла тетради шестиклассников, мы разговаривали.

Мне всё время хотелось обнять её, и я часто делала это, она реагировала спокойно и могла обнять меня в ответ. Мы могли подолгу сидеть в обнимку. Ещё мне было позволено зарываться лицом в её волосы – это я тоже любила делать. Одноклассники и ребята из параллели, которые и до всей этой истории меня не особо любили («выскочка», «зазнайка» - не скажу, что незаслуженно), радостно подхватили слух о том, что мы с А. Н., ну, в общем, спим вместе. Я была в шоке, А.Н. над этим посмеялась. Наши отношения и встречи остались без изменений. Остальные учителя безмолвствовали, администрация тоже.

Это отдельный вопрос, ответа на который у меня нет. Если на этой стадии ещё мог никто не видеть ничего предосудительного (хотя эти слухи преследовали меня повсюду, их неоднократно слышали учителя - странно, что никто не пытался выяснить, откуда растут ноги), то почему такое же молчание окружало меня дальше – этого я не понимаю совсем. Должны же были хоть у кого-то возникнуть какие-то вопросы? Всё происходило на виду, школа маленькая, 700 человек, двухэтажное здание.

Но так или иначе никто ничего не спрашивал, мне казалось, что всё в порядке, я была счастлива, что оказалась так близко к ней. Иногда у меня появлялся червячок сомнения – а не влюблена ли я в неё, как в женщину? Но это казалось настолько диким, далеким и неестественным, что я отмахивалась от этих мыслей. Сначала уверяла себя, что восхищаюсь учителем; потом – что люблю человека, но «не в этом смысле».

В этот период я начала тесно общаться с одноклассницей, оказавшейся в очень похожей ситуации; «её» учительница уже не работала в нашей школе (далеко не увольнение со скандалом – ушла с хорошей характеристикой в частную школу с большей з/п), но они продолжали общаться, причём весьма странно – то откровенные разговоры, то вдруг «я не желаю больше вас видеть», потом прощение, потом она вдруг дарит подруге кольцо (!), потом «не забывайтесь, я вам не подружка» и так по кругу. Мы тогда не знали ни про перверзников, ни про токсичные отношения – нам казалось, что это Учителя с большой буквы и у нас с ними очень высокие отношения, а мы все такие исключительные, поэтому нас выделяют.

Потом (уже после окончания школы) выяснилось, что кроме моей подруги у «её» учительницы была ещё одна девочка из нашей параллели, с которой они действительно были близки в интимном смысле, помимо прочего (это девятый класс). Короче, атмосфера вокруг была настолько нездоровой и этого было так много, что я считала, что это нормально.

Маленькие ледяные душики

Постепенно в наши отношения начали вторгаться разные неприятные вещи: например, она вдруг взяла репетиторство и стала выгонять меня из своего кабинета в «наше» условленное время; периодически она обижалась на какие-то вещи, о которых я даже не думала, что они могут быть обидными; иногда она вспоминала о том, что у нас вообще-то есть субординация, а я просто ученица. Меня вышибало из колеи то, что у неё слова очень сильно расходились с тем, что мне говорили её жесты, поведение, проявления эмоций.

Например: она говорила, чтобы я не шла на олимпиаду, когда у меня была температура. На словах она отговаривала меня и призывала беречь здоровье, но при этом у неё было такое разочарование в голосе, между «уговорами» она вставляла что-то в духе «конечно, очень жаль, ведь ты сейчас очень хорошо готова и даже могла бы пройти во всероссийский этап», что я, естественно, наедалась аспирина и шла на олимпиаду. Говорила об этом ей, она всплескивала руками – как же так, совсем не бережешь здоровье, так нельзя, - но при этом говорила «спасибо» и было видно, что она довольна.

Я чувствовала себя прямо-таки знатоком человеческих эмоций в такие моменты – надо же, я смогла разгадать за сказанным несказанное и сделать так, она на самом деле от меня ждала. Но бывало и по-другому. Например, я приходила в «наше» время к ней, мы проводили вместе всю перемену, она меня не выгоняла, вела себя как обычно, а потом вдруг к ней приходила ученица на репетиторство. Я не всегда могла сдержаться – я бледнела, могла заплакать, выходила из кабинета как деревянная. Как правило, в качестве прощания она говорила мне что-то вроде того, что вообще-то предупреждала меня о занятии, а я забыла (но такого не было!), шипела, чтобы я вела себя прилично, привела себя в порядок и т.д.

Иногда наоборот была ласковой – будто бы почти извинялась, говорила «иди домой, отдохни, поешь», - на такое мне всегда хотелось заорать, что я не хочу домой отдыхать, я хочу провести это время с ней. По всему выходило, что это я неадекватна – она же учитель, это нормально, что к ней приходят ученики, это способ заработка, как я могу ревновать и препятствовать этому, кто я такая, чтобы так делать, и вообще моя привязанность к ней является нездоровой.

Большую часть времени она позволяла мне обнимать себя и прочее (я уже упоминала про тактильные контакты), но иногда вдруг резко одергивала меня в стиле «я тебе что, подружка/кошка/мама, чтобы так себя вести», мне становилось жутко стыдно. При этом, повторюсь, это не было тем, что я вдруг внезапно позволила себе потрогать её за грудь или что-то подобное – это были такие же «обнимания», как и те, на которые она обычно реагировала спокойно. Она называла меня уменьшительно-ласкательной формой имени, ещё называла «чудо» (с отброшенным «моё»). Частенько она рассказывала о своих бывших учениках – как они приходили к ней домой, каким было их общение (спойлер: неформальным), но при этом меня она к себе домой не пускала.

Этот вопрос возник, когда она предложила дойти с ней не до остановки, а прямо до её двери, когда я провожала её после уроков, и затем сказала, что к себе пригласить не может. Объясняла странно: мол, ремонт не доделали, не хочу пока звать гостей. Она не сказала «наши отношения ученик-учитель не позволяют такого», да и это предложение проводить до дверей вроде как подразумевает приглашение на чай, хотя я не напрашивалась. Но чувствовала я себя потом именно так – что напрашивалась, что не так всё поняла, а она такая деликатная, что не захотела обижать меня указанием на иерархию.

Однажды мы с ней гуляли (договорились встретиться предварительно), и ей позвонила её подруга; она тут же пригласила эту подругу к себе (то есть ремонт смущал её не во всех ситуациях), соответственно, меня она отправила домой. Мне было очень неприятно и обидно, но А.Н. подняла меня на смех – я слишком ревнивая, и вообще, как я себе такое позволяю, я ведь ей по сути никто, да и вообще никто ни о чём не договаривался, я просто увязалась за ней и у неё есть своя жизнь.

В тот раз мне было настолько плохо, что я осталась – сидела в подъезде, шарилась вокруг дома, ходила неподалеку. Она об этом знала, и спустя где-то четыре часа вышла ко мне, как ни в чем не бывало попрощалась, сказала своё фирменное «езжай домой, отдохни» и только после этого я уехала.

Ещё был момент касаемо учебы – я могла не сдавать работы, у меня был карт-бланш на свободное посещение и выполнение любых заданий в любом порядке, но я им никогда не пользовалась. А. Н. всячески подчеркивала, что я вне этих требований (например, на вопрос вечером, что я делаю, я отвечала, что пишу о Ломоносове эссе, которое она задала. В ответ: «Не пиши, пожалуйста, прошу тебя, ты слишком много занимаешься всем этим»). Однако иногда она почему-то вдруг вспоминала, что существует не одна оценка, а несколько. Так, она поставила мне четверку за сочинение, потому что оно было «слишком формальным». Каждый раз это было неожиданно и непонятно. То есть, было очевидно, что оценка стоит не работе, а какому-то моменту в наших отношениях. Так что я не очень понимала, что происходит, и казалась себе неадекватной истеричкой, которая эмоционально зависима, а А.Н. казалась мне почти святой, которая всё это терпит и не прекращает общаться со мной.

Соковыжималка приближается, маразм крепчает

Тем временем я перешла в десятый класс, на котором, к счастью, основная часть этой истории закончилась, подарив перед этим, правда, массу приятных ощущений. Хронологический порядок наиболее выдающихся событий подзабылся, но сами они вот:

Мне приснился сон, в котором я целую А.Н. в губы, при этом испытываю возбуждение. По пробуждении тошнило (не фигура речи). К слову сказать, она была не то чтобы фанатичной гомофобкой (убивать геев бы не пошла и слюной не плевалась), но было заметно, что однополые отношения осуждает. После этого сна я чувствовала себя ужасным, грязным, извращенным существом, что сильно влияло на моё восприятие ситуации. При этом сейчас я понимаю, что сон этот был не на ровном месте: помимо всего тактильного (она не возражала, если я закидывала на неё ноги, например, она могла держать меня за руки, если я обнимала её со спины, клала свои руки на мои - сейчас мне кажется, что это очень интимный жест, тогда казалось, что всё в порядке), так вот, помимо этих немного слишком близких тактильных вещей.

мы стали разговаривать о сексе, мужчинах и т.д. В те же 15 лет у меня случился «парень», мой одноклассник, это был дурацкий неуклюжий опыт, который не стоит особого упоминания – мы просто пару раз гуляли, он выдергивал руку, если видел знакомого («не хотел афишировать отношения», как я сейчас понимаю, чтобы над ним в классе не начали издеваться), пытался залезть мне в трусы и быстро потерял интерес после того, как я не дала этого сделать. Я же не чувствовала ничего физически, первое время была какая-то человеческая симпатия, которая быстро улетучилась.

Но мне хотелось доказать А.Н., что у меня в жизни есть что-то кроме неё. Она кивала головой и давала «мудрые» советы из своего жизненного опыта. Например, она никогда не звонила мужчинам первой. Она всегда выбирала из тех, кому нравилась сама, а такого, чтобы ей кто-то нравился, и она пыталась завязать отношения – не было. Она считала это правильным и призывала меня к такому же.

Однажды она сказала, что есть два типа женщин – те, для которых секс является важным и те, для которых он не главное. Себя она с гордостью причисляла ко вторым, считая первую категорию животными. И именно такие, как она, по её мнению, могут быть счастливы в браке, потому что мужчины – охотники и т.д... Вся эта тема. Мне тогда стало от всего этого очень неприятно, я резко сказала, что, значит, я принадлежу к категории «животных», и после этого она тут же сменила тему.

Про себя она говорила: «я не умею говорить о чувствах», «я никогда не говорила мужу, что люблю его» (она была замужем и у неё был сын младше меня на пять лет). Этим же объяснялось её молчание, когда о своих чувствах к ней говорила я. Она никогда не возражала, улыбалась, говорила «спасибо», но не отвечала.

Был ещё один показательный эпизод: я просила одноклассника помочь не помню в чем, в конце улыбнулась и сказала «с меня шоколадка». Не помню этот диалог каким-то особенным или имеющим подтекст.  А. Н. присутствовала при этом и потом выговаривала мне, что я кокетничаю, что я веду себя, ну, доступно, что если я буду себя так вести и дальше, то нет ничего удивительного в том, что меня воспринимают как объект для секса, а не для серьезных отношений. Я поверила (со стороны виднее), и было неприятно, но больше от того, что я «кокетничаю». «Воспринимают как объект для секса» - для меня это было самое страшное, я боялась, что спровоцирую какого-нибудь насильника, как тогда.

Она, кстати сказать, знала об изнасиловании, но когда я рассказывала ей, она как-то увела меня в сторону и вышло так, что я как будто бы сказала, что сама спровоцировала это и т.д. Вообще на словах она была «за» то, чтобы я общалась с друзьями, с парнями, знакомилась, но на деле всегда выходило так, что либо друзья и парни «не те», либо я себя веду как-то не так, короче, всё равно получалось плохо, и друзей у меня не было, парня тоже, хотя были короткие периоды, когда я общалась с разными людьми – в основном летом, когда она уезжала и мы практически не связывались на протяжении нескольких недель.

Однажды у меня дома ставили пластиковые окна, соответственно, мне нужно было где-то проболтаться до вечера. А. П. взяла ключ от своей второй квартиры, где на тот момент никто не жил. Мы провели там вечер. Был алкоголь и несколько странноватых моментов с сидением в обнимку (слишком близко сидели, на ухо мне можно было и не шептать, волосы мне с лица не убирать – и так было хорошо слышно, и волосы тоже были в порядке. Пару раз отчетливо ловила себя на том, что мне кажется, что она меня сейчас поцелует, но я быстро встряхивалась и была уверена, что мне показалось и это проекция моих нездоровых желаний).

Сейчас вспоминать это неприятнее всего. Ничего «такого», что однозначно можно было бы совершенно однозначно трактовать как педофилию, не было, но всё-таки это была уже игра совсем-совсем на грани фола. Учителей-мужчин увольняли и привлекали к ответственности и за меньшее.

(Окончание в следующем посте)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив