Оригинал взят у hela_person в post Наткнулась

Ежегодно сотни тысяч детей рождаются у наркозависимых матерей. Некоторые из этих детей рождаются с пристрастием к наркотикам, и очень многие из них страдают от жестокого обращения или пренебрежения со стороны родителей. Барбара Харрис, основатель благотворительной организации под названием Project Prevention («Проект профилактики»), нашла рыночное решение данной проблемы: предлагать наркозависимым женщинам 300 долларов наличными за согласие подвергнуться стерилизации или воспользоваться долгосрочными противозачаточными средствами. С того момента, как в 1997 году эта программа была запущена, в ней приняли участие более трех тысяч женщин.

Критики называют данный проект «морально предосудительной взяткой за стерилизацию». Они утверждают, что предлагать наркоманам финансовый стимул, заставляющий их отказаться от своих репродуктивных возможностей, равносильно принуждению, тем более что программа ориентирована на женщин, живущих в бедных районах. Вместо того чтобы помочь им преодолеть свою зависимость, жалуются критики, деньги направляются на ее субсидирование. В одной из листовок, пропагандирующих данную программу, так и говорится: «Не позволяйте беременности разрушить вашу зависимость».

Харрис признает, что чаще всего участницы ее программы используют полученные деньги для покупки наркотиков. Но она считает, что это невысокая цена за предотвращение рождения наркозависимых детей. Некоторые из этих женщин беременели уже десять и более раз, многие из их детей воспитываются в приемных семьях. «Неужели право женщины рожать превыше права ребенка на нормальную жизнь?» — задается вопросом Харрис. Она опирается на собственный опыт. Вместе с мужем они воспитывают четырех детей, родившихся от наркозависимой женщины из Лос-Анджелеса. «Я сделаю все, что смогу, чтобы избавить детей от страданий. Я не могу согласиться с тем, что кто-то имеет право заставить их страдать от чужой зависимости».

В 2010 году Харрис запустила свою программу стимулирования в Великобритании, где идея платы за стерилизацию встретила серьезное противодействие со стороны прессы и Британской медицинской ассоциации — газета Telegraph назвала ее «жутким предложением». Затем неутомимая Харрис развернула свою деятельность в Кении, где она платит ВИЧ- инфицированным женщинам 40 долл., если они соглашаются воспользоваться средствами долгосрочной контрацепции. И в Кении, и в Южной Африке, на которую Харрис планирует распространить действие своей программы, работники здравоохранения, правозащитники выражают свое возмущение и противодействуют реализации проекта.

С точки зрения рынка непонятно, почему данная программа должна вызывать возмущение. Хотя некоторые критики говорят, что она напоминает им о нацистской евгенике, участие в программе стерилизации представляет собой добровольное соглашение между частными лицами. Государство этим не занимается, никто никого не стерилизует против его воли. Некоторые утверждают, что наркоманы отчаянно нуждаются в деньгах и потому их выбор не является в полной мере добровольным, когда им предлагается возможность получить легкие деньги. Но на это у Харрис имеется сильный контраргумент — как в таком случае от этих матерей можно ожидать принятия разумных решений, связанных с рождением и воспитанием детей?

Любая рыночная сделка подразумевает выгоду для обеих сторон и увеличивает социальную полезность. Наркоманка получает 300 долл. в обмен на отказ от возможности иметь детей. Заплатив эти 300 долл., Харрис и ее организация получают гарантию того, что наркоманка в будущем не произведет на свет наркозависимых детей. Согласно стандартной рыночной логике, сделка экономически эффективная. Она приводит к передаче блага — в данном случае это контроль над репродуктивной способностью наркозависимой женщины — человеку (Харрис), который готов заплатить и для которого, как предполагается, это благо имеет наибольшую ценность.

Так из-за чего же разгорелся сыр-бор? Существует два основных возражения, которые в данном случае вводят моральные ограничения для применения рыночного подхода. Одни критики рассматривают плату за стерилизацию как принуждение, другие называют это взяткой. Эти возражения различны и указывают на разные причины, по которым следует воспрепятствовать проникновению рыночных отношений в сферы, где им не должно быть места.

Возражение, связанное с принуждением, отражает беспокойство, что когда наркозависимая женщина соглашается на стерилизацию за деньги, она не действует добровольно. Хотя никто при этом не приставляет к ее голове пистолет, финансовый стимул может быть слишком соблазнительным, чтобы ему сопротивляться. Учитывая наличие наркозависимости и, в большинстве случаев, бедность, согласие подвергнуться стерилизации за 300 долл. нельзя считать действительно добровольным. В этом случае наркозависимая женщина, по сути, действует под принуждением сложившейся ситуации. Конечно, по поводу того, в каких случаях финансовый стимул следует рассматривать как принуждение, единого мнения не существует. Чтобы оценить степень нравственности любой рыночной сделки, мы должны задаться вопросом: при каких обстоятельствах вступление в рыночные отношения отражает свободу выбора, а при каких оно происходит под своего рода принуждением?

Другое возражение указывает на то, что предложение организации Харрис носит характер взятки. При этом речь идет не об условиях, при которых будет совершена сделка, а о природе покупки-продажи определенного блага. Рассмотрим стандартный случай взяточничества. Если взятка предлагается судье или чиновнику с целью получить незаконную выгоду или преимущество, то такая незаконная сделка может быть совершенно добровольной. Ни одна из сторон не действует под принуждением, обе они получают выгоду. Соответственно, предосудительное свойство взятки заключается не в принудительном характере данной сделки, а в том, что она является коррупционной. Коррупция подразумевает покупку и продажу чего-либо (допустим, мягкого приговора или политического влияния), что не должно служить предметом рыночной сделки.

Мы часто ассоциируем коррупцию с незаконным обогащением государственных чиновников. Но, как уже было сказано в первой главе, коррупция имеет более широкий смысл: она состоит еще и в ухудшении, снижении ценности существующего блага или социально значимой практики. Соответственно, если рассматривать крайний случай — продажу родителями своих детей, можно говорить о коррупции родителей, поскольку они относятся к детям как к товару, инструменту для извлечения выгоды, а не как к любимым чадам. Политическая коррупция может рассматриваться в том же свете: когда судья берет взятку за вынесение несправедливого приговора, он рассматривает судебную власть, которой наделен, как инструмент, используемый для личного обогащения, а не как элемент общественного доверия. Он дискредитирует правосудие, принижая тем самым его истинную ценность.

Это расширенное толкование коррупции лежит в основе возражения, согласно которому предложение денег за стерилизацию является разновидностью взятки. Те, кто называют это взяткой, исходят из предположения, что независимо от того, насколько добровольно действуют стороны, заключающие данную сделку, она по своей сути является коррупционной. И доказательством является тот факт, что обе стороны — покупатель (Харрис) и продавец (наркозависимая женщина) — определяют ценность передаваемого блага (репродуктивной функции продавца) недолжным образом. Харрис рассматривает наркозависимых и ВИЧ-инфицированных женщин как поврежденный детородный аппарат, который может быть отключен за определенную плату. Те, кто принимают ее предложение, дискредитируют сами себя. В этом заключена безнравственная сущность взяточничества. Как и коррумпированные судьи и государственные служащие, люди, которые получают деньги за собственную стерилизацию, продают то, что не должно быть предметом продажи. Они рассматривают свою репродуктивную функцию как инструмент для получения денежной выгоды, а не природный дар, который должен заботливо охраняться и использоваться в соответствии с нормами общественной морали.

На это можно было бы возразить, что приведенная аналогия неуместна. Судья, который берет взятку в обмен на вынесение несправедливого приговора, продает то, что ему не принадлежит, поскольку приговор не является его собственностью. А вот женщина, которая соглашается на стерилизацию за плату, продает то, что ей принадлежит, а именно — свою репродуктивную функцию. Если забыть о денежной стороне вопроса, то женщина, если она хочет подвергнуться стерилизации (или просто не рожает детей), не совершает никакого преступления, тогда как судья, выносящий несправедливый приговор, нарушает закон даже при отсутствии факта взятки. Некоторые считают, что если женщина имеет право добровольно отказаться от использования своей детородной функции, значит, она должна иметь право сделать то же самое за деньги.

Если мы примем этот аргумент, то нам придется признать, что сделка, предусматривающая плату за добровольную стерилизацию, не имеет со взяточничеством ничего общего. Поэтому для того, чтобы определить, может ли репродуктивная способность женщины являться предметом рыночной сделки, требуется прежде всего выяснить, о каком товаре в данном случае идет речь: должны ли мы рассматривать наши тела как имущество, которое нам принадлежит и которым мы можем пользоваться и распоряжаться как нам заблагорассудится, или же представление о человеческом теле как о наборе органов является проявлением самоуничижения? Это большой и спорный вопрос, который постоянно возникает по ходу дебатов о таких явлениях, как проституция, суррогатное материнство и покупка-продажа яйцеклеток и спермы. Прежде чем мы сможем решить, подходят ли рыночные представления для данных областей, следует выяснить, какими нормами должны регулироваться наша сексуальная жизнь и деторождение.