Один курсант из БЛУГА...

denokan — 03.05.2021 Один курсант из БЛУГА...

Всем привет!
Мой отец, пилот гражданской авиации с тридцатишестилетним стажем периодически записывает воспоминания о прожитых годах. И делает он это не так часто, как мне хотелось бы. В качестве способа мотивации я "пригрозил" опубликовать выдержки из уже написанного (в лёгкой собственной редакции).
Сегодня я исполняю обещанную "угрозу" :) Итак, повествование отца о периоде учёбы в Бугурусланском лётном училище (1970-1972). Рассказ интересен не столько восторгами от полётов (собственно, слов об этом и нет), сколько описанием курсантского быта тех лет.
Надеюсь на позитивную встречу и, как следствие - продолжение рассказов!

БЛУГА - Бугурусланское лётное училище гражданской авиации.

Окань Сергей Иванович. Командир Ан-2

22 августа 1970 года начался мой путь в самостоятельную жизнь. Из Рубцовска до Новосибирска меня провожали мама и младший брат Саша, ему на ту пору было семь лет. Ранним утром 23 августа, простившись с родными, я шагнул через турникет аэропорта Толмачево в салон самолета Ан-10, который через несколько часов доставил меня в город Куйбышев (ныне Самара).

Из аэропорта я поехал на железнодорожный вокзал, где выяснилось, что билетов на поезда в сторону Бугуруслана нет и не предвидится. С парой примкнувших ребят, тоже курсантов, стали искать способы добраться до заветной цели. Добрые люди подсказали, что до ст. Похвистнево ходит электричка, а от станции до Бугуруслана порядка двадцати пяти километров. Этим советом мы и воспользовались. Уже и не помню, каким видом транспорта добрались до училища, но к вечеру были на проходной по адресу улица Ленинградская, дом 9. Это место именовалось "Батальоном".

Батальон БЛУГА на ул. Ленинградская, 9. Фото из музея БЛУГА

Показали свои направления на учёбу дежурному офицеру и очутились на территории Бугурусланского лётного училища. Штаб в столь позднее время уже не работал, тем не менее всех определили в казарму. Первую ночь пришлось ночевать на голых панцирных сетках.

- Ну, здравствуй, авиация! – сказал я, пытаясь устроиться поудобнее, и вскоре примкнул к уже сопевшим и похрапывающим однокашникам.

На следующее утро состоялся общий сбор прибывших ребят – построение и распределение по ротам. В батальоне было четыре роты, каждая по сто - сто десять человек при нормативе сто. Перебор объяснялся просто: наряду с пацанами, поступившими по конкурсу, в училище приехали и дети своих высокопоставленных родителей, надеявшихся, что им повезёт закрепиться в постоянном составе курсантов. Так и получилось – хоть мы все и прошли уже медицинскую комиссию во ВЛЭК в своих управлениях гражданской авиации, но повторное прохождение ВЛЭК уже в лётном училище было, тем не менее, обязательным. И часть курсантов была признана негодной к обучению лётной работе. Не повезло!

Сам я тоже чуть не попал под раздачу. Дело в том, что на медкомиссии в Новосибирске терапевт обнаружила шумы в сердце. Где находилась эта «точка Боткина» мне до сих пор неизвестно, но заставила изрядно поволноваться – именно в ней прослушивался шум, не усиливавшийся при нагрузке. Изучив моё медицинское дело, терапевт ВЛЭК лётного училища назначила мне дополнительную процедуру – прохождение фонокардиографии сердца, благо аппаратура была здесь же. После прохождения меня отправили в роту, сказав прийти за результатом на следующий день с утра. Дело в том, что председателя в этот момент не было, а его слово и как специалиста–терапевта, и как начальника, было конечным.

Грустный и унылый, рассказав своим новым товарищам, что еду домой, начал собирать вещи и даже успел сдать пару учебников в библиотеку. Спал плохо. Мало того, придя утром к кабинету, пришлось ещё и ждать, когда позовут. Наконец, меня вызвали. Захожу в кабинет, за столом сидит председатель по фамилии Копть. Рядом та самая женщина-терапевт. Здороваюсь. Молча подают мне медицинскую книжку, я беру её в руки и спрашиваю:

- Мне уезжать ?

Взгляд из под очков:

- Иди учись!

"Иди учись!.." Тут же у меня выросли два крыла!

- Спасибо!!! – воскликнул я и помчался из кабинета радостный, едва не споткнувшись о порог.

Позже я узнал, что бывает у юношей функциональный шум сердца в определённой точке (точке Боткина), исчезающий по мере взросления – это и случилось со мной.

С 1 сентября начались занятия в УЛО (Учебно-лётный отдел), к тому времени все курсанты были острижены под «ноль» ( то есть налысо), одеты, обуты в соответствующее обмундирование. Надо сказать, экипированы были неплохо: нижнее бельё - кальсоны и рубаха из белой тонкой бязи, х/б для повседневных занятий, парадно-выходные шерстяные брюки и китель со стоячим воротничком, который обязательно надо было подшивать белым материалом (родители потом прислали впрок), фуражка авиационная, шапка и шинель (чёрное шерстяное сукно) для зимы. Обувь – классическая на все времена, как было принято в СССР – кирзовые ботинки, в курсантское среде получивших название "гады". Очевидно, чтобы врагов наших клятых по ту сторону океана запутать окончательно. Всё это подшивалось, перешивалось и укорачивалось подручными средствами буквально на коленке. Шинели, как правило, обрезались, ибо были согласно Устава - до самых пят.

Сентябрь и октябрь… Учёба на измор: отчисляли за текущие две двойки – ведь надо было войти в численный, согласно норматива, состав роты в сто человек. Параллельно с учёбой велась и строевая подготовка, правда, началась она ещё раньше, до первого сентября – когда первокурсников собрали аж четыре роты, их надо было чем-то занимать, чтобы предотвратить разброд и шатания. Наряд по кухне, уборка территории, строевая подготовка, дежурство по роте, дневальный наряд, изучение военного строевого Устава – всё это было введено в обязанности и требовало исполнения. Командирами рот были военные офицеры в звании лейтенантов и старших лейтенантов с голубыми петлицами на отворотах пиджаков и шинелей. Старшин рот назначали из дембелей, старшины классных отделений и взводов – тоже из тех, кто отслужил. Столько было желающих меня и других вчерашних школьников построить, придравшись к чем-либо, наказать, вручить швабры или отправить на хозработы! Не служившим в армии автоматически присваивался статус салаг со всеми вытекающими последствиями.

Надо сказать, что грубой формы дедовщины не было, в "Батальоне" мы все были первокурсниками и приехали учиться, одержимые одной целью - стать пилотами. А вот тем ребятам-первокурсникам, кто был распределён в общежития Центрального аэродрома, повезло меньше. Там одновременно обучались второй курс и выпускной третий (замечу, что с нас началось обучение по программе 2 года 1 месяц против прежних 2 года 10 месяцев), так что "аэродромные" первокурсники сразу попали в разряд "китайцев" (так старшекурсники называли первокурсников). Им пришлось потрудней, но не критично. Просто столовая там была куда больше и требовалось больше картошки чистить на прокорм всей оравы, а чистить-то её кого послать? Правильно - «китайцев»! А часовыми с одностволками наперевес - кого на посты охраны поставить? Правильно – первый и второй курс. Третий же курс был уже почти дворянского сословия –если куда и приходилось в наряды, то только старшими, в караулы – начальниками и разводящими.

Да, территория лётного училища была закрытой. Увольнительные в город до принятия военной присяги не выдавали, но, как известно, курсант дыру в заборе всегда найдёт – бывшие армейцы по привычке бегали в самоволку. Ну и местные ребята тоже - к мамкам на пирожки с капустой. Бывало, что горели ребята на этом, а система кнута исправно работала до нового 1971 года – в итоге весной, из первоначальной численности моей второй роты в сто девять человек, в летний лётный лагерь (аэродром Завьяловка) приехали сто два курсанта первого курса обучения.

Отец - второй справа в верхнем ряду

Приблизительный распорядок учебного дня был таким: в 6 часов утра подъём, туалет, физзарядка (как правило, на улице). Затем шли на завтрак, после него – учебные занятия, обед, самоподготовка, ужин, свободное время и где-то в 23 часа – отбой. Суббота, воскресенье – выходные, подъём был на час позже. Единообразные курсантские будни, разбавленные увольнительными в город: кино-мороженое, прогулка по так называемому "Броду" ("Бродвею" – так прозвали центральную улицу) с заходом на городской рынок, где находилась пельменная и была возможность покушать то, чего отродясь не было в меню курсантской столовой.

Осенью нас пару раз вывозили на уборку картофеля в какой-то из пригородных колхозов, даже с ночёвкой. И вот там я впервые узнал, что такое баня "по-чёрному". Особого восторга, признаться, не испытал, но тем не менее запомнил. В парной на полу разводился огонь, в котором нагревали камни. После того, как камни, и вместе с ними помещение, нагревались, угли выносились и можно было париться-мыться. Отмечу, что в той мордовской деревне не было электричества. В принципе, курсанту оно было и не нужно – после баньки падали на пол и засыпали на тюфяках с соломой, накрывшись шинелями. Курсантский молодецкий сон ведь крепок и беспробуден, разве только по нужде проснуться.

Уборка картофеля

Итак, учились мы, учились и доучились до Нового Года. Не помню, были ли какие-то длинные выходные, но новогодний вечер и ёлка были. У нас на втором этаже здания был актовый, и по совместительству кинозал, в котором проводились подобные мероприятия.

Свой первый Новый Год вне стен отчего дома я провёл, стоя у тумбочки дневальным. Что поделать, учёба - учёбой, а служба есть служба По-моему, тогда я подменил товарища, который дружил с местной девушкой и пригласил её на новогодний вечер.

Работа дневального выглядела так: тумбочка-пост у входа в помещение роты, и его надо было охранять денно и нощно, да так, чтобы муха не пролетела и враг не проскочил! Короче, пост крайне ответственный, смена каждые, дай бог памяти, три часа, проверки старшими лицами (дежурным по училищу) офицерского состава – всё как положено. Для уснувших на ответственном посту – три наряда вне очереди, благо в местах отработки нехватки не было.

Для разнообразия культурной жизни курсантов среди четырёх рот Батальона был организованы соревнования по образу КВН - по-моему, к 23 февраля или к Дню ГВФ, точно не помню. Моё участие в нём свелось к написанию сценария и кратких выступлений в составе команды. Вот тогда мной в муках творчества был рождён афоризм, который к великому моему сожалению не был оформлен надлежащим образом и пошёл гулять по отрядам и годам отдельной от автора жизнью: "Один курсант из БЛУГА заменяет два плуга́, а если в руки дать лопату, то заменит экскаватор!" Как вы уже догадываетесь, курсанты часто отправлялись на хозработы вне стен училища - не знаю, решали они личные проблемы офицерского начальства или общегородские коммунальные.

Ближе к марту учёба в УЛО разнообразилась прохождением подготовки на тренажёре самолёта АН-2, для чего приходилось ездить на Центральный аэродром, где находился тренажёрный комплекс. Особого напряжения полёты не вызывали, я был обучаемым курсантом и, научившись летать по приборам, стал чувствовать себя почти что пилотом.

Наконец, в мае всех первокурсников Батальона развезли по летним лагерям Асекеево, Абдулино, Куроедово, Завьяловка. Роты влились в отряды и стали называться авиаэскадрильями. Моя вторая рота влилась во второй летный отряд в АЭ 1 и 2 и состояла из курсантов-старшекурсников, приехавших на лётную практику с Центрального аэродрома. Итого было нас порядка двух сотен человек в летней казарме с земляным полом, разделённой тонкой перегородкой. В каждой половине стояли двухъярусные койки с панцирными сетками и прикроватными тумбочками, на улице – умывальники и туалет типа "общественный сортир" с дырками в полу. Курсантская столовая была вместимостью на сто посадочных мест, поэтому питались в две смены. Для инструкторского и технического состава недалеко стояли отдельные домики–кубрики. Каждая авиационная эскадрилья делилась на три лётных звена и группы.

Пилотом-инструктором моей лётной группы был Бойко Виктор Вениаминович, он и начал обучать нас, десятерых желторотиков, лётному мастерству. Правда, недолго - полетав с нами месяц, однажды на выходных в городе угодил под "Жигули" и сломал ногу. Интересным фактом в этом ДТП было то, что за рулём автомобиля находился начальник училища Флоринский Сергей Владимирович. В общем, наш инструктор выпал из процесса обучения, правда, до происшествия успев выпустить в первые самостоятельные полёты старшину лётной группы и меня.

Наша лётная группа пошла «по рукам», и до сентября у нас было два инструктора: Эдик Нерсесян и Радаев В. В. , с которыми мы и закончили летнюю программу обучения.

Улыбается парень чуть-чуть ошалело,
Мокрый лоб свой взволнованно трёт,
Сам не верит ещё, что сегодня он сделал,
Без инструктора, первый – свой первый полёт!

Шесть кругов открутила секундная стрелка,
Шесть коротких и длинных, но важных минут,
Тех минут, для которых не сыщешь оценки,
Как не сможешь забыть этот первый маршрут!

Будет много полётов – и дальше и выше,
Всё же этот – единственно главный из них,
Паренёк на профессию лётную вышел,
И волнует его этот первый успех!

На приборной доске задрожат циферблаты,
И раздастся в эфире команда «Вам –взлёт»
Принимай поздравления племя крылатых,
В это доброе утро родился пилот!

(Хотел бы я назваться автором стиха, но это не моё – автор, к сожалению, мне неизвестен).

Во время летних полётов

После летних полётов, к сентябрю 1971 года наш лётный отряд вернулся в общежитие Центрального аэродрома, где наша авиаэскадрилья (уже второкурсники!) получила прописку на первом этаже из двух в казарме напротив здания учебно-лётного отряда.

Вновь начались занятия и шли вплоть до второй половины октября, когда всему курсу были объявлены месячные каникулы и выданы отпускные в количестве 30 рублей, чтобы ни в чём себе не отказывали.

Лётных отрядов на Центральном аэродроме было целых шесть, и чтобы шестьсот (!) курсантов не снесли разом небольшой бугурусланский железнодорожный вокзал, отъезд был распланирован на несколько дней. Кому-то надо было ехать на запад в сторону Куйбышева, кому–то в сторону Уфы, на восток. Я и мои друзья Саша Нагорный и земляк из Рубцовска Негонов Виталий доехали до Уфы, потом самолетом добрались до Толмачёво и затем из Новосибирска-Северного на Ил-14 долетели до Рубцовска.

Ура-а-а!!! Дома!!!

Месяц на домашних харчах пролетел незаметно, в конце ноября снова БЛУГА, снова рутина учебных дней: занятия, хозяйственные работы, наряды по кухне, в караул, увольнительные в город «брод» топтать.

Вспоминаются хозработы на Бугурусланском мясокомбинате, куда курсантов привлекали для загрузки замороженных туш в пульманы – вагоны рефрижераторы немецкого производства вместительностью до восьмидесяти тонн продукции. Обычно приезжали «покупатели» с мясокомбината, предлагали поработать за похлёбку и наличные деньги (на бригаду – 200 рублей за вагон). Набирались желающие - человек десять курсантов, и грузили вечерком, начиная с работы «в охотку» и до «падая с ног», но с чувством весомости заработанных 15-20 рублей.

Процесс выглядел следующим образом: туши висели в складах-холодильниках на крюках за лодыжку. Крюки, в свою очередь, находились на роликах, перемещавшихся по рельсе к выходу на платформу, у которой на рельсах стоял вагон–пульман (холодильник). Задача была следующей: сделав выбраковку, переместить тушу весом под 80 кг до конца рельса, сбросить её с него, после чего вдвоём поднять в вагон, где другие ребята подхватывали и укладывали в штабели. За смену получалось загрузить в вагон порядка 80 тонн, но с ног валились без сил.

Отдельно напишу о «выбраковке»: непонятно как, но в общем холодильнике хранились туши здоровых животных и животных с чернильным клеймом «туберкулёз» (а может, «бруцеллёз» - уже не помню). Задача была – здоровые туши по тельферу налево под загрузку, больные – направо в отбраковку. Как нам говорили работники – в переработку на костную муку… Пару-тройку раз на подработку и я выезжал – ну а что? Романтика же, а за неё ещё и деньги платят!!! Заработал на карманный радиоприёмник, который стал подспорьем в нарядах, да и вообще разнообразил курсантский быт.

Этой же зимой на Центральном аэродроме нам давали полёты на лыжах, можно сказать, ознакомительные.

Апрель 1972 года ознаменовался прохождением так называемых «лагерных сборов» - обязательный для будущих офицеров запаса период военной подготовки, когда курсантов на месяц переодевали в военную форму, и быт переходил под командование офицеров и строевого Устава. Занятия, разумеется, не прерывались, просто «военной дури» добавилось, вплоть до ночных подъёмов с отработкой одевания тридцать секунд, пока горит спичка. Если кто-то не успевал, следовала команда «отбой», и тренировка начиналась заново, и так до овладения техникой «одеться-раздеться» в совершенстве. В итоге научились все, вот только в жизни сей навык не пригодился никому, как и три выстрела из пистолета Макарова в овраге за стоянкой самолётов, где было обустроено так называемое стрельбище.

Тогда же в апреле мы прошли и парашютную подготовку (хоть парашютов в гражданской авиации и не предусмотрено). Дело в том, что каждый офицер запаса проходил подготовку ВУС 1514 "лётчик военно-транспортной авиации", в обязательную программу входили два прыжка с парашютом ПД-47. Нас учили укладывать парашют самим – ведь непреложным правилом был прыжок с самостоятельно уложенным парашютом. Укладка, разумеется, под присмотром инструктора. Прыгали летом в Наумовке – это второй аэродром в ведомстве 2-го лётного отряда, расположенный в паре километров от Завьяловки – основного аэродрома. Каждый курсант выполнил два обязательных прыжка, что в сумме с моими прошлыми, досаафовскими, довело общее число моих покиданий самолёта до пяти.

Там же в Наумовке выполнялись и ночные полёты по огням переносного ночного старта. Полёты эти выполнялись по кругу с инструктором в кабине, самостоятельных ночных полётов не было. Может и правильно –однодвигательный самолет как-никак…

В мае нас, считавшихся уже выпускным курсом, снова переместили в Завьяловку, где мы продолжили лётную программу подготовки. Рутинные полёты по кругам и НПП (низко-полетная полоса) для обучения «видеть» землю, то есть определять расстояние до неё в целях определения начала выравнивания перед приземлением, продолжились полетами в зону для отработки элементов виражей, полёт «от» и «на» радиостанцию в целях отработки радиоориентирования на местности с воздуха. Выполнялись и самостоятельные полёты в зону, в которых справа сидел такой же соплеменник- курсант.

Была у нас так называемая зона № 11, от Наумовки минут 10 полёта, ориентир - внизу заброшенная деревня, там никто не жил. Над ней мы и «крутились» , на высоте 1200 метров, отрабатывая элементы пилотирования. Инструктор поведал: радиоактивный след от взрыва атомной бомбы прошёл через эту деревню 14 сентября 1954 года

(подробней здесь: Операция «Снежок» Тоцкие учения с применением ядерного оружия в атмосфере).

То, что произошло 14 сентября 1954 года в Оренбургской области, долгие годы окружала плотная завеса секретности. В 9 часов 33 минуты над степью прогремел взрыв одной из самых мощных по тем временам ядерных бомб. Следом в наступление — мимо горящих в атомном пожаре лесов, снесенных с лица земли деревень — ринулись в атаку «восточные» войска. Как сейчас пишут в СМИ "самолеты, нанося удар по наземным целям, пересекали ножку ядерного гриба. В 10 км от эпицентра взрыва в радиоактивной пыли, среди расплавленного песка, держали оборону "западники". Снарядов и бомб в тот день было выпущено больше, чем при штурме Берлина"
Со всех участников учений была взята подписка о неразглашении государственной и военной тайны сроком на 25 лет.

Летом за лётной группой закрепили нового инструктора, который и довёл нас до выпуска. Долбилов Виктор Георгиевич, недавний выпускник БЛУГА, после выпуска направленный на инструкторские сборы в Академию гражданской в Ленинграде, отлетавший программу ввода в строй в училище. Возможно, любителям авиации эта фамилия покажется знакомой - его упомянул в одной из своих песен известный авиационный бард Вадим Захаров.

По программе каждому из нас необходимо было выполнить два полета по маршруту в аэропорты гражданской авиации (разумеется, под руководством инструктора). Не скажу, что их делалось двадцать на десять человек, каждому по два индивидуально, но каждые "туда-сюда" считалось двумя полётами для двух курсантов, а мне, как "особо одарённому", довелось сидеть в правом кресле второго пилота при посадке в Уральске, куда обычно летал 2-ой лётный отряд. Насчёт одарённости шучу, конечно (кто ж похвалит кроме себя любимого?) Но так-то основание было –запись в личном деле от начальника училища Флоринского С. В. с благодарностью за успешное освоение лётной программы. А появилась запись так: приехал начальник училища как-то на аэродром с плановой проверкой, и ему, как полагаю, подсунули не самого худшего курсанта, с которым он успешно слетал в зону и по итогам поблагодарил за полёт.

Тогда же летом нам дали по два вывозных полёта по так называемому «треугольнику» с инструктором и по одному самостоятельному (то есть с таким же курсантом в кабине). Маршрут протяженностью 160 километров (час полёта) образно представлял собой треугольник с фиксированными поворотными пунктами, при выполнении которого необходимо было вести радиообмен и, конечно же, визуальное ориентирование на маршруте. Таким образом, каждому курсанту давался один полёт в качестве командира в левом кресле и второй - в качестве второго пилота в правом.

Караулы и наряды по кухне продолжали быть неотъемлемой чертой курсантских будней второго курса. Дело в том, что на втором году нашего обучения старшекурсники выпустились, и наш курс остался один на всё лето вплоть до конца августа, когда в училище начали приезжать первокурсники.

В Завьяловке было два поста караульной службы - один на въезде в лагерь, второй был связан с охраной линейки самолётов, ночевавших на стоянках. Кроме того, на период ночных полётов в Наумовке тоже выставлялся ночной пост для охраны двух бортов и ночного старта. Ввиду удалённости постов, в караульной смене было два курсанта, каждому "постовому" полагалось по одноствольному ружью с пятью патронами. Четыре – потенциальным врагам, а последний, как полагается – себе. Шучу, конечно же.

Ночью посты проверялись - как начальником караула, так и дежурными по лагерю. Уснул на посту (и такое случалось)- получи наряд вне очереди! А уснуть в летнюю ночь курсанту – как за раз стакан воды выпить, уж очень сильно клонило звёздной тёплой ночью молодой организм ко сну, да так, что приходилось буквально спички в глаза вставлять. Пришлось научиться засыпать в пол глаза, в пол уха, что впоследствии пригодилось и в лётной работе.

Запомнился один казусный случай: часа два ночи, темень, моросящий дождь, я в плаще и с «ружжом» в обнимку спрятался под крылом… и вдруг шаги и тело в ночи!

- Стой, кто идёт!

Молчок. Вторым, согласно Уставу караульной службы, следует предупреждение. Взволнованно кричу:

- Стой, стрелять буду!

Голос:

- Часовой, постойте, не стреляйте –це ж я, ваш замполит Горбэнко!

Вот кто его погнал в такую дрянную погоду пост проверять, до сих пор уму моему "нерастяжимо". Конечно, я бы не выстрелил, но сам факт…

Однажды страх испытал в Наумовке, правда скорее не страх, а тревожность. На вечернем построении объявили, что с соседнего военного полигона в Тоцком (тот самый полигон, где были учения с применением ядерного взрыва в атмосфере), а это порядка ста километров от Наумовки, дезертировал солдат с автоматом. Возможен угон самолета, поэтому всем часовым держать повышенное внимание. А я в это время попал в часовые на пост охраны в Наумовку, и, хотя нас было двое, тревожность сохранялась – шутка ли…

Лучшее, что придумал – забраться на самолёт в район остекления фонаря кабины и занять круговую оборону. Убил двух зайцев – и себя обезопасил, и с самолёта видно фары машины, на которой приезжали ночью дежурный по лагерю с начальником караула с целью проверки несения поста.

Дней через десять тревогу отменили: то ли солдата изловили, то ли он поезд угнал вместо самолёта за границу – неведомо.

Итак, обучение подходило к концу. На государственный экзамен по лётной подготовке к нам приехали пилоты–производственники с инструкторским допуском. Цель проверки проста: определить готовность выпускника выполнять полёты в производственных условиях. Пара полётов по кругу и один по треугольному маршруту, заменивший рейсовый. Оценка «пять» - моя.

В середине сентября мы вернулись на Центральный аэродром, где обозначилась финишная прямая - сдача госэкзаменов по теории и один, тактика ВВС, на военной кафедре. В это же время нам выдали костюмы (пиджак, брюки, фуражки, рубашки, галстуки, шевроны нарукавные). Естественно, пиджаки ушивались, брюки клёшились (мода была тогда такая) в ателье.

Курьёзный случай запомнился на экзамене по тактике ВВС. Считалось, что предмет несёт в себе крайне секретную информацию, и хотя экзамен был устным, но для подготовки в качестве черновика выдавался листок тетради в клеточку с грифом «Секретно» и фамилией экзаменующегося. После сдачи экзамена при выходе из аудитории было обязательным этот черновик сдать, дабы секреты не попали в руки недружественного блока НАТО.

Так случилось, что один выпускник (бывший армеец, кстати) вынес его с экзамена по недоразумению и, более того, использовал в сортире по назначению. Когда недосчитались одного листка с грифом «секретно», начался шум. Потенциального «торговца секретами» довольно быстро вычислили. Казалось бы– возьми другой лист, печать в руках, поставь гриф «секретно», вложи в использованные – но нет! Начальник курса военной подготовки полковник Велижанин решил, очевидно, проучить курсанта и поставил условие: любыми путями доказывай, что ты не враг советского народа.

Пришлось бедному курсанту искать длинную проволоку и выуживать из уличного сортира злополучный лист бумаги, оттирать, разглаживать, предъявлять. Черновик после данной операции, естественно, уничтожили, подменив другим с необходимым грифом, но дурь сия в памяти осталась…

Этот экзамен был завершающим.

Торжественное мероприятие по вручению дипломов и пилотских свидетельств выпускникам нашего лётного отряда состоялось 2 октября 1972 года в Актовом зале УЛО Центрального Аэродрома. Вместе с напутствием к документам прилагались направления на работу – разумеется с учётом пожеланий каждого выпускника. Мой выбор был в Западно-сибирское Управление ГА (ЗСУ ГА), куда, собственно, и отбыл вместе с моим товарищем по училищу Нагорным Сашей и земляком–рубцовчанином Негоновым Виталием.

Прощание с другом

Ну так что ж, давай прощаться,
На прощанье жму «кардан»,
Нам ведь завтра выпускаться,
Друг мой, младший лейтенант!

Многое с тобой делили: хлеб, казарма, небо, дни,
Нас обоих породнили, а теперь вот – развели!
О шевронах мы мечтали – получили, нацепляли,
Ты готов к своёму взлёту - что ещё желать пилоту?

К звёздам руку протяни, нужную себе возьми,
Не бери, что ярко блещет – променяешь жизнь на вещи.
Пусть любимая твоя будет чистой как слеза,
Чтоб не ждала вас разлука - выбери для жизни друга!

Ну так что ж, давай прощаться,
На прощанье – дай «кардан»!
Нам ведь завтра разъезжаться,
Друг мой, младший лейтенант!

(Моё стихотворение, написанное к выпуску. Не Пушкин – не судите строго)

Итак, вмиг свободные, как птицы в горизонтальном полёте, оперившиеся из желторотиков, разлетелись новоиспечённые пилоты Ан-2 из БЛУГА (которое, как вы помните, кроме лётной профессии, обучило курсанта заменять два плуга) по Союзу , чтобы...

Один из нас химичит в Кустанае,
Другой картошку возит в Магадан,
И будем кочевать мы как цыгане,
Но жизнь такая по душе всем нам…
БУГУРУСЛАН !

(Куплет из курсантской песни)

Я уже писал, что на первом курсе в роте было 109 человек. Выпустились в итоге 98. Усушка, утряска - кто по здоровью, кто по «залётам», по неуспеваемости. Был, к сожалению, один трагический случай, оборвавший молодую курсантскую жизнь старшины эскадрильи, бывшего моряка Коли Долгушина, родом с Кольского полуострова. Будучи в увольнении на втором курсе, после отпуска, Николай возвращался в училище из гостей от местного курсанта, родители которого жили в Завьяловке (а это двенадцать километров). Шагая пешком по шпалам в темноте, парень попал под поезд…

В Бугуруслане его и похоронили на кладбище у церкви. В июне 2016 года, будучи на праздновании 75-летия училища, пытался отыскать могилу – не получилось, к сожалению. Земля ему пухом…

Бугуруслан, тебя я не забуду,
Здесь первую посадку сделал сам,
И сам комэска крепко жал мне руку,
И рвалось моё сердце к небесам!

(Куплет из курсантской песни)

Мои командиры, давшие путёвку в жизнь:

Командир Летного отряда ( «Комод»), на 1-ом курсе – Быценко ?. ?,
Командир ЛО летом II курса – Борисов А. И.
Комэски: Евстропов Михаил Евлампиевич, Сазонов Игорь Андреевич.
Командир Звена: Шибанов Михаил Михайлович.
Пилоты - инструкторы: Бойко Виктор Вениаминович, Нерсесян Эдуард, Радаев Виктор Васильевич, Долбилов Виктор Георгиевич.
С Сазоновым И. А., Шибановым М. М. , Долбиловым В. Г. общался на юбилее БЛУГА в 2016 году. Что интересно – то ли фамилия у меня редкая, то ли память у них у всех хорошая, но вспомнили меня сами. Игорь Андреевич Сазонов так и сына моего, Дениса, узнал – тот во время своего обучения был частым гостем у Игоря Андреевича, тогда инструктора тренажера Ан-2. Мне было очень неудобно перед своим инструктором – он подошёл ко мне и узнал первым.

Игорь Андреевич Сазонов на встрече выпускников БЛУГА, июнь 2016

Уже и не помню , на каких «лошадях» добирались мы с друзьями до Новосибирска после выпуска из училища, но, приехав, сразу направились в отдел кадров Управления гражданской авиации. Сильно там нашим пожеланиям не препятствовали, и всех троих перенаправили в Барнаульский объединенный авиационный отряд (БОАО), где, представившись руководству, разъехались по родным домам догуливать положенный после училища отпуск.

Записи в моей Трудовой книжке от 31 октября 1972 года начинаются так:

«Барнаульский Объединённый Авиаотряд. Принят на должность пилота Ан-2. пр. 205 31. 10. 72».

Продолжение следует

Спасибо за внимание!
Летайте безопасно!

Мои книги

Мой инстаграм

Мой канал YouTube

Если материалы блога Вам пригодились, и если у Вас есть такое желание, Вы можете поддержать автора:

Друзья!

Мои книги "Небесные истории" доступны на сайте Ридеро, а также ЛитРес, Озон, Амазон, Bookmate и других ресурсах.

Ссылка на страничку автора на Ридеро

Ссылка на страничку автора на Литрес